Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 17 из 18



И всю эту мрачную картину усугубил повальный смертельный голод в городах и даже в деревнях, тем более не улучшали настроения ежедневные телеграммы «с мест», например, как от 3 января 1922 года: «Наблюдается голодание… Наблюдается, детей не носят на кладбище, оставляют для пищи». Чувствовал ли Ленин хоть немного своей вины за эту ситуацию? Он в это время не только продавал за границу зерно, но и со своей чистой сатанинской совестью 16 февраля 1922 года опубликовал постановление о грабеже церквей – «Постановление об изъятии церковных ценностей». Начались скорые суды и расстрелы оставшихся до сих пор в живых священников и активистов из прихода.

Пожалуй, только в этом привычном, любимом деле у коммунистов было меньше всего бюрократии и волокиты. Во всем остальном собственная бюрократия приводила Ленина в бешенство, отбирая у него последнее здоровье.

Совершенно недемократическая оккупационная Конституция большевиков-демократов (РСДРП) 1918 года в связи с окончанием Гражданской войны требовала изменений и закрепления образовавшихся реалий. После окончания победоносной Гражданской войны стали ясны границы захваченной территории и народности её заселяющие, поэтому необходимо было всё это каким-то образом «окучить», структурировать, организовать – и закрепить в новой Конституции. Кроме этого Ленина раздражали в старой Конституции некоторые «демократические» неточности, и ему очень хотелось внести в некоторые моменты чёткость и ясность, и Ленин в начале 1921 года дал команду готовить новую Конституцию. Болышевикские юристы-комиссары работали над ней усердно более года, но результаты их труда Ленину не нравились и его раздражали. К тому же другие болышевикские лидеры также желали поучаствовать в важном историческом моменте – в составлении Конституции и своими «дельными» советами только мешали этой работе, например, мягкий и интеллигентный демократ Луначарский предложил откровенно, открыто отразить в Советской Конституции абсолютность власти ЦК Компартии над коммунистической партией, пролетариатом и всей страной, и предложил вставить важную поправку: «Законы Конституции не распространяются на ЦК» (письмо Луначарского Ленину от 13 января 1922 года).

К 11 съезду РКП(б) – к апрелю 1922 года Конституцию так и не написали. «Мы не умеем гласно судить за поганую волокиту: за это нас всех и Наркомюст сугубо надо вешать на вонючих веревках. Я ещё не потерял надежды, что нас когда-нибудь за это поделом повесят», – писал разъяренный Ленин в Наркомюст, и сам активно подключился к этой работе. Причем у Ленина всё время получалось давать советы Наркому Юстиции Курскому сугубо в «ленинском духе»:

«Тов. Курский! По-моему, надо расширить применение расстрела… Формулировать надо как можно шире…» – чтобы легче было подвести под расстрел.

Или ещё один совет Ленина «бестолковому» Курскому: «Суд должен не устранить террор… а обосновать и узаконить его официальным, ясно, без фальши и без прикрас… С коммунистическим приветом, Ленин».

Захваченная Российская империя и так была сплошным концентрационным лагерем, но Ленин хотел сделать ещё «лучше» и надежнее…

Смертельный «коммунистический привет» Ленина в первой половине 1922 года, до его паралича, звучал часто, например, 19 марта 22 года по поводу следствия-расправы над прихожанами г. Шуи, попытавшимися защитить свой храм от унижения и разграбления, кровавый вождь захватчиков приказывал, что следствие должно закончиться – «не иначе, как расстрелом очень большого числа самых влиятельных и опасных черносотенцев г. Шуи, а по возможности и также и не только этого города». Интересно, – остался ли в Шуе стоять памятник кровавому монстру Ленину, и поставили ли современные демократы по главе с Ельциным, Путиным и Медведевым памятник героическим прихожанам этого города?



После знаменитого откровенного признания отчаявшегося Ленина на 11 съезде РКП(б) (27 марта – 2 апреля 1922 года) – «Вырывается машина из рук. Как будто бы сидит человек, который ею правит, а машина едет не туда, куда её направляют…», по предложению Розенфельда-Каменева в помощь беспомощному истеричному, явно не справляющемуся с государственной машиной Ленину 3 апреля 1922 года избрали Генеральным секретарем Сталина, хотя Ленин при обсуждении кандидатуры Сталина раздраженно ворчал: «Не советую, этот повар будет готовить только острые блюда». Но лучшей, более толковой альтернативы Сталину не было.

Ленин, немного подумав, чтобы сбалансировать ситуацию между двумя разными концептуальными партийными фракциями, 11 апреля 1922 года на заседании Политбюро предложил назначить Бронштейна-Троцкого на должность своего первого заместителя в правительстве – заместителем Председателя Совнаркома. И в этой ситуации Троцкий допустил закономерную ошибку – отверг это предложение. Почему это была ошибка и закономерная? Закономерной – потому что Троцкий позиционировал себя вождем революции и страны наравне с Лениным, ведь это он сыграл решающую роль в октябре 1917 года в захвате столицы, и это он командовал Красной армией в Гражданскую и победил, и теперь у него в руках была самая мощная сила в стране – многомиллионная Красная армия, поэтому назначение в замы к Ленину… – это было для него явным унижением. К тому же мелкую рутинную, подсобную работу он не любил, это у него в ведомстве делал Эфроим Склянский с другими помощниками из Нью-Йорка, а Троцкий – глобалил… Тем более, что в этот период он уже начал готовить одобренный Лениным новый поход в Германию через Польшу, и стал его готовить более основательно, особенно в части подрывной деятельности в этих странах.

Отказ от предложенной должности был ошибкой Бронштейна, потому что через месяц – 25 мая 1922 года у Ленина случился серьёзный паралич, отнялась у палача часть тела и речь, онемел. Кстати, это спасло много русских жизней, ибо последнее время потерявший контроль над процессами в стране Ленин особенно свирепел, – именно перед параличом 19 мая 1922 года Ленин издал приказ «о высылке за границу писателей и профессоров», и в этом же месяце ещё успел устроить показательный судебный процесс над 54 православными священниками, из которых 11 священников расстрелял. Этот самый знаменитый в начале 20-го века демократ «забыл» ещё в 1917 году, что на международном съезде социал-демократов в Копенгагене в 1910 году подписал резолюцию против смертной казни…

А с 25 мая 1922 года Ленин на несколько месяцев выпал из своей кровавой работы.

30 мая 1922 года немощный Ленин, боясь мучительной смерти, просил Сталина дать ему яд для самоубийства. В этой ситуации, если бы Бронштейн-Троцкий месяц назад принял бы предложение Ленина, то стал бы главой правительства, оставаясь при этом главнокомандующим армии, то есть – у него была в руках почти вся власть в стране, – и вопрос преемственности власти в России был бы решен «автоматически», «естественно», как и дальнейшая судьба России и её народов, и роль Сталина в истории была бы совсем другой. В создавшейся же ситуации больного Ленина на посту председателя Совнаркома заменил Розенфельд-Каменев.

Скорее всего, у Ленина последние месяцы были серьёзные проблемы со здоровьем, но он не говорил об этом и надеялся – пройдет, а когда состояние усугубилось и сильно «прижало», то он стал готовить себе, по его мнению, достойную замену, наследника верховной власти, и Ленин упорно шел к своей цели. Несмотря на отказ Бронштейна-Троцкого, когда осенью 1922 года Ленин вернулся после затяжной болезни к работе, он опять повторил это предложение Бронштейну. И Троцкий опять отказался. И это, как казалось Ленину, легкомыслие Троцкого или даже его глупость сильно раздосадовала и даже разозлила Ленина, который решил реализовать свою непонятую Бронштейном мудрость оригинальным путем, – по предложению Ленина Сталин внес на рассмотрение Политбюро вопрос об отказе Троцкого работать в Совнаркоме, – чтобы заставить «неразумного» Троцкого согласиться. Но Троцкий уперся, – принципиально отказывался.

Почему Бронштейн-Троцкий так «странно» поступал? На что он рассчитывал? – Он был полностью уверен, что в любом случае, в любом «раскладе» после Ленина ему, как второму равному вождю, нет альтернативы. Чтобы это понимать, необходимо осознать статус Бронштейна-Троцкого в то время, его значимость и его славу среди «своих», – «Вот пришла великая революция и чувствуется, что как ни умён Ленин, а начинает тускнеть рядом с гением Троцкого», – восхищался первый председатель ЧК Моисей Урицкий. А самый интеллигентный захватчик России, прибывший из Италии, А. В. Луначарский-Хаимов утверждал, что Бронштейн проявлял «необыкновенную элегантность», «ораторский и писательский талант», «большую ортодоксальность, чем у Ленина», и что – «Не надо думать, что второй вождь революции во всём уступает своему коллеге; есть стороны, в которых Троцкий, бесспорно, превосходит его; он более блестящ, он более ярок, он более подвижен», поэтому, по мнению Луначарского, многие были «склонны видеть в нём подлинного вождя русской революции» (Луначарский «Лев Троцкий»).