Страница 138 из 189
Мы часто усаживались в центре оранжереи, где для нас был приготовлен небольшой круглый шахматный столик и два стула. За небольшими партиями мы могли провести часы в тишине, или я могла рассказать ему всё, прекрасно зная, что мои слова дальше этих стеклянных стен не выйдут.
Однако сегодня за нашим шахматным столиком я заметила что-то необычное. Стакан, который наполовину был наполнен крепким ромом. Такой обычно пьёт Кид.
— Ты пил? — обратилась я к Вайе, хотя прекрасно знала, что он не ответит. — Ты обычно в оранжерее не пьёшь.
Вайя улыбнулся и продолжил ходить вдоль цветочных рядов с ножницами, подрезая цветы и убирая лишние отростки.
— Хотя я, наверное, тоже бы сейчас выпила, — с усталостью в голосе произнесла я, усаживаясь в один из стульев. — Уже полторы недели в море — и ни одного острова. Причём это почему-то волнует только меня! Эх, — прикрыла я ладонью глаза. — Голова гудит. Совершенно не получается думать! Документы, вечные скандалы Ди и Старика, перерасчёты провизии, проверка корабля… Такое чувство, что на этом судне работаю только я! — Мой голос порой срывался от скопившейся злости и усталости. Думаю, такое происходит с каждым в конце дня. — Клянусь, если на следующем острове будет лес, то я убегу как минимум на сутки. Просто буду бродить и наслаждаться природой. Одна! — Вайя недоверчиво посмотрел на меня, приподняв одну бровь. — Вот только не смотри таким взглядом! Ты прекрасно знаешь, что мне это необходимо. А ещё Кид какой-то странный после того боя с пиратами… вроде не в первый раз. Странно всё это, согласен? — Вайя пожал плечами. — Отлично! Отвечаешь в точности как Киллер.
Вайя вновь посмотрел на меня слегка непонимающим взглядом и склонил голову набок, на что я лишь опять устало вздохнула, махнула пирату рукой, давая понять, что он может не обращать внимания, и, встав из-за стола, медленной шаркающей походной направилась к выходу. Почему-то у меня такое странное чувство, словно я что-то сделала не так, что-то сделала неправильно, но совершенно не понимаю, что именно, и это меня злит.
Однако понять мне так и не удалось. Стоило мне выйти из оранжереи, как я услышала непонятный грохочущий шум, в котором расслышались крики Диего и, кажется, птицы. Спустившись вниз и приблизившись к источнику шума, я столкнулась с довольно странной картиной: Диего одной рукой прикрывал голову, пряча лицо и особенно глаза, а второй отмахивался от обозлённой чайки свежим выпуском газеты, который, похоже, успел украсть, не заплатив.
Вот дурень! Кто же ворует у разносчиков газеты? Они работают по всему суровому Гранд Лайну. И с пиратами, и с дозорными, и вообще с каждым жителем этого мира. Что им стоит справиться с каким-то мальчишкой?
— Джекит! — возопил Ди, когда я подошла к пирату и, скрестив руки перед собой, недовольно посмотрела на виновника шума. — Джекит, помоги! Эта курица озверела!
— Это ты озверел! Воровать газету? Серьёзно?
Достав из заднего кармана несколько сотен белли, я передала их разгневанной птице; та тут же клювом вырвала их у меня из рук и, развернувшись, улетела прочь. Да уж, до нас и так газета доходит через раз или два, а теперь, чувствую, мы её ещё долго не увидим.
Левая рука Ди, которой он прикрывал лицо, была до локтя исцарапана кровоточащими ссадинами от когтей птицы. Однако парнишка этого совершенно не замечал.
— Джек, смотри! — махал он газетой у меня перед глазами.
— Ну, газета, и что дальше? Ты лучше скажи: зачем бедную птицу ограбить хотел?
— Так у меня денег не было, — словно это само собой разумеется, ответил Ди. — Да и как я мог пропустить такой выпуск, когда тут «такое»?! Вот! — Ди снова затряс газетной бумагой у меня перед лицом. — Ты должна на это взглянуть. Тут ты!
— Что?!
А вот это было довольно неожиданно.
Помятая газета оказалась в моих руках. На первой же странице была новая розыскная листовка с моей фотографией: «Разыскивается живой или мёртвой „Красный Джек“ двадцать пять миллионов белли».
Когда я прочла эту листовку, я поняла, что назад дороги больше нет. Всё! Вот оно! Отныне я пират. И… за меня так много дают? Да что я сделала такого? Всего лишь избежала своей казни у морского дозора под носом.
Конечно, мне тут приписали другие, совершенно левые почести. Убийства, грабежи, насилия… Мда. Список просто шикарный. Что ни на есть отброс общества. Причём мою фотографию откуда-то взяли. Кто вообще фотографировал? На ней я такая злобная. Дикий взгляд синих глаз, губы плотно сжаты, светлые волосы чуть оттеняют лицо. Если бы это была не я, то сразу бы сказала — самый опасный преступник.
— Что тут у нас? — услышала я голос Кида за спиной, который взялся буквально из неоткуда: пират рывком выхватил газету с розыскной листовкой у меня из рук. Он что, тоже из оранжереи вышел? Там же только Вайя был, разве я не права? Ладно, неважно. — Хе, да вы только гляньте на это! Двадцать пять миллионов? Мелковато, но уже что-то, черт возьми!
— Ты так это говоришь, будто это повод для гордости, — с ужасом отметила я. — Теперь же меня каждый дозорный убить пытаться будет!
— Конечно, это гордость, Джек! — рыкнул капитан, развернувшись ко мне всем телом. — Смотри! — пират раскрыл газету так, чтобы мне было хорошо видно свою листовку. — Теперь никто не посмеет сказать, что ты мертва! Вот прямое доказательство того, что ты живёшь! И чем выше за тебя награда, тем круче жизнь ты проживаешь.
После этих слов Кид свернул газету в небольшой рулон и направился к носу корабля, всматриваясь в бескрайние просторы синего моря. А я задумалась: возможно, он прав. Вот бы посмотреть на выражение лиц моих знакомых на острове Баун, когда они увидят эту листовку. Шах и мат, дорогая семья, я жива!
В конце того же дня нам всё же повезло и мы наткнулись на один довольно мирный необитаемый остров, наполненный хвойным лесом и белыми заострёнными скалами. Скалы были высокими и, казалось, достигали небес, из-за чего концов их просто не было видно. Собирая влагу с пролетающих мимо облаков, вниз скатывались небольшие ручейки пресной воды; я предложила пиратам воспользоваться этим и пополнить наши запасы питья.
Идею Кид одобрил и приказал этим мне же и заняться, а в помощники выделил Хита. Однако капитан опять стал каким-то отрешённым. Нет, с остальными он разговаривал так же, как и обычно. Решал проблемы команды, советовался и ругался с Киллером, сверял составленные им же карты с пройденным нами путём — в общем, как и всегда. Но стоило мне с ним заговорить, как Кид словно терял интерес. Отвечал односложно и вообще вёл себя так, словно злился на меня. Да сколько можно? Я не понимаю, что сделала не так. Может, я выполняю плохо свои поручения? Может, я что-то успела совершить, но не помню этого? Возможно ли такое, что я что-то сделала во время той последней битвы, и теперь тот просто злится на меня? Чёрт! И как мне вообще узнать об этом?
При любой попытке поговорить пират находит сотни занятий, и ему вечно некогда. Он точно зол, из-за чего я теряюсь. Отношения с остальной командой лучше некуда, я даже с Киллером нахожу и поддерживаю общий язык, а это практически за гранью возможного, — но не с Кидом.
Некоторые мои предложения относительно траты общего бюджета Кид даже не рассматривал, а сразу отвергал. Порой он даже не дослушивал меня до конца — просто говорил своё «Нет!» приказным тоном, и на этом разговор исчерпывался. Не понимаю, что за муха его укусила, но даже сейчас, когда я попыталась предложить использовать мои способности охотника и пополнить провиант команды, Юстасс не дослушал до конца и сказал, что с меня и воды пока будет достаточно.
На тот момент я считала, что это глупо. Охотник я хороший, а вот носильщик пресной воды из меня не очень. Но пират лишь повысил голос, добавив, что прямые приказы капитана не обсуждаются, и вновь углубился по уши в свои дела, совершенно не обращая на меня внимания.
Я определённо что-то сделала не так. Мне тяжело понять чужие мысли. Тяжело разобрать, чем человек мотивируется на те или иные поступки. Я стараюсь понять их со стороны холодной логики, но даже она порой дает сбой и не может объяснить мне всё. А возможно ли, что Киду в конце концов просто стало скучно? Раньше в его глазах я всегда видела азарт и желание. Он испытывал интерес перед игрой, что его ожидала. Будь то смертельная схватка или простой спор, он всегда погружался в неё всей душой. А теперь что? Пустота.