Незнакомец

– Мой пес постоянно лает на этот дом, – добавила Карен. – Уже всю неделю. Раньше он никогда этого не делал.

– Может быть, нам следует пройти в сад, как вы считаете? В конце концов, может быть, одно из окон не затемнено, и мы сможем заглянуть туда…

Карен заметила, как ее обдало холодом и по спине пробежали мурашки.

– А что вы ожидаете увидеть? – подавленно спросила она.

Ее собеседник пожал плечами.

– Понятия не имею. Но они оба уже немолоды… Может быть, заболели или неудачно упали…

– Оба?

– Я пройду в сад, – заявил садовник и оттолкнул калитку. Карен последовала за ним.

Трава здесь была довольно высокой – это было удивительно, если учесть, что Фред Леновски подрезал ее часто и очень коротко. Грозовые дожди два дня назад наполнили водой каменные поилки для птиц, но затяжная засуха все же давала о себе знать. Герань в терракотовых горшках, окаймлявшая садовые дорожки, свесила свои головки. Большой куст маргариток около входной двери в дом начал увядать, а белые цветочки по краям уже приобрели коричневатый цвет. Из щелей между каменными плитами ступенек, ведущих в дом, пророс львиный зев – он был еще невысоким, но его явно давно не вычищали. Нельзя было сказать, что сад запущен, – многие сады выглядели примерно так же. Однако, если судить по педантичности его хозяев, он уже активно утрачивал свое чрезвычайно ухоженное состояние.

Входная дверь состояла из деревянной рамы, посреди которой были выложены квадраты из толстого зеленого стекла, складывавшиеся в необычные геометрические фигуры. Однако через них нельзя было разглядеть, что творится внутри. Слева от двери проходила выложенная плитами дорожка вокруг дома. На всех окнах вдоль нее жалюзи были опущены.

– Конечно, может быть и так, – произнесла Карен, – что Леновски действительно в отъезде и на самом деле поручили кому-то присмотреть за домом и садом. А этот человек, может быть, болен, или забывчив, или же ему просто что-то помешало…

– Возможно, – сказал садовник, но слова Карен его явно не убедили. – Может быть, стоит поспрашивать у соседей?

Они обошли дом и оказались на террасе. Здесь расположились круглый белый садовый стол и четыре садовых стула, на сиденьях которых лежали, тщательно привязанные, бело-голубые подушечки. Скатерть в цветочек ветер снес в угол около верандной двери – там она, скомкавшись, обвивала каменную ножку пустой подставки для солнечного зонта.

– Они ведь не поедут в отпуск, оставив подушки на улице! – воскликнул садовник. – Я считаю, что здесь что-то совершенно не в порядке!

Окно и дверь на террасу были затемнены, и по всей ее ширине на уровне второго этажа простирался балкон. Спутник Карен прошел до конца газона, чтобы глянуть наверх.

– Видно мне немногое, но кажется, что одно окно там без жалюзи. Можно было бы залезть на балкон…

– Но это ведь непозволительно – то, что мы здесь делаем, – смущенно произнесла Карен. – Ведь это все-таки чужой участок…

Садовник презрительно фыркнул.

– Это нас сейчас не особенно должно волновать. Я имею в виду, что здесь в высшей степени что-то неладно. В принципе, следовало бы… – Он не договорил фразу.

– Что? – спросила Карен. Она все еще не до конца переместилась в реальность; перед ее внутренним взором по-прежнему стоял Вольф, идущий по улице рядом с молодой длинноволосой женщиной.

– В принципе, надо бы сообщить в полицию, – заявил садовник.

Карен ужаснулась при этой мысли, потому что представила себе, как отреагировал бы на такое предложение Вольф.

– Я не знаю… а если потом все окажется в порядке и мы попадем в смешное положение?

Ее собеседник хмыкнул. Вероятно, он посчитал ее типичной мещанкой из пригорода, которая, по возможности, держится подальше от всего, что каким-либо образом может создать ей трудности.

– Ну, хорошо, подождем еще два-три дня, – продолжил он, – но затем нам все равно придется что-то предпринять. Дом у вас перед глазами; вы позвоните мне, если что-то произойдет?

– Конечно, – ответила Карен, а про себя взмолилась, чтобы что-нибудь побыстрее произошло. Чтобы Леновски вернулись из отпуска загоревшие и живехонькие, и чтобы все обернулось недоразумением между ними и тем человеком, который должен был присмотреть за их домом. Тут ей припомнился свет среди ночи. В глубине души она не верила в невинный исход.

Садовник дал ей одну из своих визитных карточек, а на другой записал имя и телефонный номер Карен.

– Никогда не знаешь, – сказал он, – может быть, мне придет в голову еще что-нибудь, что я захочу сообщить вам.

Его звали Пит Беккер, и на его визитке были изображены цветы и деревья.

– Ну, и если вам тоже когда-нибудь понадобится хороший садовник… – произнес он и засмеялся.

Неожиданно Карен подумала, как хорошо было бы в ее положении начать любовную связь с садовником. По утрам, когда дети в школе… Беккер очень хорошо выглядел, был высоким, широкоплечим, мог похвастаться темно-коричневым загаром. Но было также ясно, что как женщина она ему совершенно не интересна. В его глазах Карен была типичной мамочкой из зажиточного района на окраине города. Потенциальная клиентка, не более того.

Они покинули чужой участок и безмолвный, темный дом. Пит сел в свой микроавтобус, который тоже был разрисован цветами и деревьями, еще раз поднял руку на прощанье и уехал. Карен еще долго смотрела ему вслед, а потом, тяжело ступая, прошла на свой участок и отомкнула дверь в дом. На нее тут же прыгнул Кенцо, чуть не сбив ее с ног от восторга.

– Хоть ты радуешься, когда видишь меня, – сказала она.

Боксер ласково посмотрел на нее своими большими черными глазами, а затем рванул мимо нее в сад, помчался к забору и стал лаять на соседский дом – и лаял в течение нескольких минут, пока Карен не позвала его обратно, поскольку боялась, что кто-нибудь опять станет жаловаться.

«Либель» покачивалась в волнующемся после мистраля море, окруженная темно-бирюзовой водой. Над ней было голубое небо, в котором парили несколько облаков, а перед ней круто падали в воду скалы, наверху переходившие в горы, покрытые лесом.

Почти превосходный день.

«Почти превосходный отпуск», – сонно подумала Инга.

Она лежала, вытянувшись на углубленном сиденье в кормовой части, одетая лишь в крошечное бикини, и наслаждалась теплом солнца, лучи которого падали ей на живот. Ей пришлось положить соломенную шляпу себе на лицо, потому что она очень быстро обгорала, к тому же ее слепило своими прямыми лучами полуденное солнце. Инга предположила, что заснула на какое-то время, и задумалась, от чего она проснулась. Море бушевало, но волны были пока еще большими и длинными, судно равномерно поднималось и опускалось. Однако теперь покачивание стало более беспокойным; возможно, этот изменившийся ритм и разбудил Ингу. Она отложила в сторону шляпу и приподнялась. Поднялся легкий ветерок, а облака на небе скрутились в форму сильно загнутой запятой. Альберт был прав: мистраль возвращался.

Молодая женщина огляделась, но Мариуса нигде на судне обнаружить не смогла. Наконец она увидела его посреди волн: он плавал там своим особенным, только ему присущим, несколько агрессивным, изящным стилем, на всякий случай привязанный к судну тросом. Мариус как раз повернул голову и посмотрел в сторону яхты. Может быть, и он заметил, что ветер стал усиливаться.

Инга помахала мужу, и тот махнул ей в ответ, а затем сильными движениями поплыл кролем к паруснику.

«Невероятно, – подумала его жена, – мы здесь совершенно одни. Будем надеяться, что можно будет часто пользоваться яхтой в предстоящие две недели».

Мариус достиг «Либель» и стал подниматься вверх по лесенке для спуска в воду. Инга снова, уже не в первый раз, отметила, какой он симпатичный. За два года брака они достигли в своих отношениях того момента, когда на своего партнера смотришь не восхищенными глазами, а совершенно нормально, как на что-то само собой разумеющееся; но в ту минуту она все равно подумала: «Как хорошо он выглядит! Такой молодой. И сильный…».