Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 6 из 20

Что именно питает голландскую толерантность каждый день? Три вещи приходят на ум: наркотики, проститутки и велосипеды. В Нидерландах все три этих вида деятельности законны. Все три могут привести к счастью при условии соблюдения определенных мер предосторожности. Если вы надеваете шлем во время езды на велосипеде, например.

Мне нужно исследовать одно из этих направлений поглубже, для того чтобы понять сердце голландского счастья. Велоспорт, безусловно, стоит того, и только Бог знает, как голландцы любят свои велосипеды, но на улице слишком холодно, чтобы сесть в седло. Проституция? Эта деятельность происходит в помещениях, так что погода не станет препятствием. И она явно делает многих счастливее. Но жена не поймет. Она поддерживает мое исследование счастья до определенных пределов, и пользование услугами голландской проститутки лежит за этими пределами.

Значит, наркотики. Легкие наркотики, марихуана и гашиш, легальны в Нидерландах. Они подаются в кофешопах, где подают совсем не кофе. Просто «кофешоп», конечно, звучит солиднее, чем «наркопритон».

Но какой из них мне выбрать? В Роттердаме выбор более чем широк. Кажется, каждая третья или четвертая витрина – это кофешоп. Я вижу один под названием «Высокие небеса», но название уж слишком… банально. Другие выглядят слишком уж неординарно. Я не занимался ничем подобным с младших курсов колледжа и не хочу быть обманутым.

И тогда я нахожу его. Кофешоп «Альфа-Блонд». Идеально. К тому же помимо потрясающего названия в кофешопе есть вентиляция – открытое окно, – что является неоспоримым плюсом. Я нажимаю на звонок и поднимаюсь по узкой лестнице. Внутри стоит стол для настольного футбола, кулер, заполненный фантой и кока-колой, а также множество спикеров и драже M&M’s – детские развлечения. Я удивленно обнаруживаю в этой «кофейне» самую настоящую кофемашину, которую, похоже, не использовали уже пару месяцев. Прикрытие, понимаю я.

Играет плохая музыка 70-х, к тому же слишком громко. На одной стене я вижу картину, которая будто написана талантливым шестиклассником. На переднем плане автомобиль, который только что врезался в дерево, и дым аварии уплывает за горизонт. Подпись на картине гласит: «Некоторые картины существуют только в наркотическом дурмане». Не уверен, имеется ли в виду предупреждение о недопустимости вождения в состоянии опьянения или же эта картина написана в поддержку этой практики.

Все здесь кажется довольно обычным, за исключением, конечно, меня. Я мгновенно переношусь обратно в мою комнату в Нью-Джерси. Пытаясь выглядеть крутым, пытаясь вписаться в мейнстрим, но потерпев фиаско.

Смуглый человек подходит ко мне и на ломаном английском объясняет меню. Сегодня у них есть отличная тайская марихуана, – говорит он так, будто описывает суп дня, – а также два типа гашиша: марокканский и афганский.

Я в растерянности. И прибегаю к обычному в таких случаях способу – спрашиваю официанта о рекомендациях.

– Вы предпочитаете помягче или посильнее? – спрашивает он.

– Помягче.

– Тогда я определенно выбрал бы марокканский.

Я вручаю ему купюру в пять евро (около шести долларов), и он протягивает мне пакетик с коричневой плиткой размером с почтовую марку.

Я не имею ни малейшего понятия, что с ним делать.

На мгновение мне приходит в голову соблазн позвонить своему старому соседу по комнате в колледже Расти Фишкайнду. Расти наверняка знает, что делать. Он всегда был крутым. Расти управлялся с косяком так же, как Йо-Йо Ма с виолончелью. Уверен, сейчас Расти работает корпоративным юристом, живет в пригороде с четырьмя детьми, но он совершенно точно знает, что делать с этим куском марокканского гашиша.





И, вторя моим мыслям, поет Линда Ронштадт: «Ты не хорош, ты не хорош, парень, ты не хорош».

Я быстро глотаю гашиш и запиваю его пепси, решив, что в нынешних обстоятельствах это лучшая идея, чем просто сидеть, беспомощно глядя на него. Но меня жалеет бородач в кожаной куртке. Не говоря ни слова, он берет кусочек гашиша, крошит его, будто это сыр фета. Затем он разворачивает обычную сигарету и вставляет туда немного.

Чуть перемешав, он заворачивает самокрутку, облизав бумагу, и вручает ее мне.

Я благодарю его и прикуриваю.

Несколько наблюдений. В первую очередь я рекомендую вам марокканский гашиш. Действительно мягкое действие. Во-вторых, по крайней мере половину удовольствия в незаконной деятельности составляет его незаконность, а не само действие. Другими словами, легально курить гашиш в Роттердаме – это совсем не то, что незаконное раскуривание в комнате вашего общежития с Расти Фишкайндом, зная, что в любой момент вас могут накрыть.

Тем не менее мне хорошо. Никакой боли. И пока марокканский гашиш растекается по моей нервной системе, я задумываюсь: что, если бы я пребывал в таком состоянии постоянно? Не был бы я все время счастлив? Я мог бы закончить свои поиски счастливейших мест на земле прямо сейчас, в кафе «Альфа-Блонд» в Роттердаме. Может быть, это самое счастливое место в мире.

Философ Роберт Нозик как-то высказался по этому вопросу. Не про кафе «Альфа-Блонд», я сомневаюсь, что он был здесь, и не о марокканском гашише, который, я думаю, он вряд ли пробовал. Нозик долго и упорно думал о взаимосвязи между гедонизмом и счастьем. И он придумал мысленный эксперимент под названием «Эмпирическая машина». Представьте себе, что «супер-пупер нейропсихологи» вычислили способ стимулирования мозга человека для того, чтобы вызывать приятные эмоции. Это совершенно безопасно, никаких сбоев, без вреда для здоровья. Вы бы испытывали удовольствие всю вашу жизнь. Вы бы воспользовались им? Вы бы подключились к «Эмпирической машине»?

Если нет, то, по Нозику, вы только что доказали, что больше любите жизнь, чем удовольствия. Мы хотим стремиться к счастью, а не только испытывать его. Возможно, мы даже хотим пройти сквозь несчастье, чтобы по-настоящему оценить счастье.

Вынужден признать, что я согласен с Нозиком. Я бы тоже не подключил себя к «Эмпирической машине», и потому я не поселюсь в кофешопе «Альфа-Блонд». Досадно. Я уже упоминал, какой мягкий марокканский гашиш?

На следующее утро, освободив свой мозг от действия Марокко, я совершаю свою ежедневную поездку в институт. Я уже рассказал о своем маленьком эксперименте Винховену. Он, конечно, одобрил. На самом деле, когда я впервые обратил внимание на то, что многие из обычных для голландцев занятий, таких как проституция и наркотики, в США могут привести тебя в тюрьму, он только хитро улыбнулся и сказал: «Я знаю. Наслаждайся».

Винховен говорит о том, что база данных может дать ответы на извечный вопрос: «Является ли удовольствие счастьем?» После нескольких цифровых турне я нахожу статью, написанную самим Винховеном. Она называется «Гедонизм и счастье». Я погружаюсь в чтение.

«Соотношение между счастьем и употреблением стимуляторов выражается в перевернутой U-образной кривой. Противники и пожиратели менее счастливы, чем обычные потребители». Другими словами, как советовали древние греки, во всем должна быть умеренность. Я читаю дальше и узнаю, что «ряд исследований обнаружил положительную корреляцию между сексуальной раскрепощенностью и счастьем». Предположительно, эти раскрепощенные люди – совсем не те, что регулярно посещают церковь. Что касается наркотиков, то в 1995 году исследование показало, что – неудивительно – использование тяжелых наркотиков приводит к снижению уровня счастья со временем. А что с легкими наркотиками, такими, как, скажем, марокканский гашиш? Оказывается, что эта область малоизучена.

Как же так, думаю я, отвернувшись от монитора. Прошлой ночью в кофешопе «Альфа-Блонд» я, оказывается, проводил самые передовые исследования счастья. Кто бы мог подумать?

Мой последний день в Роттердаме. Забытый городок, но все же я буду по нему скучать. Пора прощаться с Винховеном, а я никогда не был хорош в прощаниях. Я благодарю его за помощь, за все эти данные о счастье. Затем, почти машинально, я останавливаюсь у двери и говорю: