Страница 4 из 36
Таким совершенно отличным от физики образом выглядит структура биологического знания. История людей и история человеческих обществ лежит еще значительно выше физики, ее законы являются объемлющими не только к физическим, но и к биологическим законам. Поэтому устройство исторического знания сильно отличается от того, что привычно видеть в науках физического цикла. В истории, описывающей поведение разумных существ и их коллективов во времени, возникают специфические виды локальных законов, имеющие лишь отдаленные аналогии в мире биологического знания. Весьма трудно сопоставить с понятиями, вынесенными из биологии, историю личностей, влияние личностей на исторический процесс, которые представляют самое сердце исторической науки.
Именно от этого сердца очень далека сегодняшняя историческая наука. Такое положение дел вполне закономерно. Физика абстрактная, математическая, не чрезмерно далека от физики реальных вещей; математизированная биология отстоит от реальности явлений жизни значительно дальше. Из сегодняшнего математизированного здания биологической науки лишь едва просвечивают будущие контуры реального биологического познания. На следующем этаже наук, в области гуманитарного и исторического знания, разрыв между имеющимися методологиями и методами, вытекающими из самого предмета исследования, еще больше. Реальная история, история человеческих личностей, история их взаимодействий, – совсем еще не сделана. То, что мы имеем сегодня в виде биографических исследований, совсем не приближает к требуемому историей стандарту знаний. Сегодняшняя методология науки может работать лишь со значительно более абстрактными пластами истории, выражающимися в истории обществ и государств, истории культур и экономических явлений.
Наличие биологических законов не мешает действию физических законов на живые существа. Более того, плодотворен поиск универсальных законов в мире живого. С точки зрения биологии такие универсальные (и тем подобные физическим) законы будут описанием структуры и поведения высшего типа, включающего в себя все живые организмы. Эти универсальные закономерности будут состоять из более локальных законов, соответствующих основным типам живого. Подобным образом можно изучать и историю, отыскивая и описывая в ней локальные законы, касающиеся строения и поведения человеческих сообществ и плодов их деятельности.
Подобно тому, как это делают в биологической морфологии и систематике, следует рассмотреть мир исторических явлений, выделить среди них сходные, объединить в таксоны, то есть классы соподчиненных явлений. Среди целостных исторических образований – что бы под этим ни подразумевалось, особенный культурный стиль или политический институт, – следует выделить составляющие данное образование функциональные элементы (мероны) и произвести их сравнение. Только после проведения этих операций имеет смысл говорить о построенной системе исторического знания; и даже после такого исследования совсем не затронутым останется вопрос о личности в истории. Та история, которая создается деятельностью конкретных людей, выпадает из морфологического исследования. Морфология истории способна описать только более общий (и менее конкретный) пласт явлений.
Итак, сравнительный метод в истории должен работать, как и во всех областях знания, изучающих реальность. Сравнительным методом не исчерпывается та методология, в которой нуждается историческая наука, однако даже этот известный метод используется в истории еще недостаточно полно. В таком случае имеет смысл кратко сформулировать общие «правила вывода», работающие в рамках сравнительного метода, и применить их к историческим явлениям.
Сравнительный метод исследует сходства явлений с помощью так называемых критериев гомологии, которые можно также называть обобщенными критериями сходства. Эти универсальные критерии сходства найдены эмпирически; первые попытки их формулировки принадлежат Аристотелю и Теофрасту, окончательную свою форму они получили в работах Гете, Окена и Сент-Илера. Первоначально они формулировались для нужд биологической морфологии. Однако морфология живых существ – самая богатая из известных областей морфологического знания, и потому разработанные для этой области критерии имеют универсальную применимость. Когда мы хотим указать, что два объекта сходны, мы обязательно обращаемся к одному из критериев гомологии (сходства).
Таких критериев всего три. Первым является критерий специального качества: если у двух явлений есть общая характерная черта, эти явления сходны, гомологичны. Другой – критерий положения: если два явления занимают одинаковое место в рамках более общего явления, то эти явления сходны, гомологичны. Наконец, критерий ряда: если между двумя явлениями можно выстроить непрерывный ряд переходов, эти явления сходны, гомологичны. Критерий ряда является зависимым (сходство между любыми двумя членами ряда мы устанавливаем по первым двум критериям), так что можно считать, что достаточно независимых критериев два. Эти два критерия универсальны и являются основой человеческого познания. Никаких других способов установить сходство явлений не существует. Попросту говоря, критерии гомологии в четкой форме раскрывают смысл понятия «сравнение». Если мы что-то сравниваем между собой, значит, мы осознанно или неосознанно используем критерии гомологии.
Полученные в результате операции сравнения сходства подразделяются на гомологии (существенные, важные сходства) и аналогии (побочные, вторичные, несущественные, ложные и т. д.). Когда рассматривают строение плавника акулы и дельфина, находят значительное сходство этих двух явлений. Однако при изучении других черт строения этих животных (строение дыхательной, кровеносной, выделительной, репродуктивной и других систем органов) выясняется, что с точки зрения общего плана строения сходство плавников поверхностны, вторичны, а существенно различие этих животных, так что дельфин ближе, скажем, к собаке, а не к акуле. Тогда говорят о том, что сходство плавников является аналогией, акула и дельфин устроены аналогично, а дельфин и собака – гомологично, хотя и не слишком похоже. Но это суждение верно, только если приведена точка зрения, с которой производится сравнение. Если нашей целью является установить степень родства животных и тем самым выяснить их место в генеалогической классификации, то сходство акулы и дельфина – аналогия, а дельфина и собаки – гомология. Если же мы изучаем приспособления различных животных к обитанию в воде, то сходство акулы и дельфина будет существенным, гомологичным, а те группы сходств, которые объединяют дельфина и собаку, отойдут на второй план, станут несущественными, аналогичными.
Точно то же самое выступает в историческом исследовании, когда мы сравниваем, например, открытие пороха европейцами и китайцами. Если мы рассматриваем только историю изобретений, задаем вопрос: «Сколько раз человечество открывало порох?», то ответ – по крайней мере два (и даже больше, еще арабами в VII в.). Открытие пороха китайцами (в XI в.) и европейцами здесь выступают как гомологичные (сложного вопроса о заимствовании европейцами пороха у китайцев через монголов мы здесь касаться не будем). Если же нас интересует общая история цивилизации и открытие пороха выступает как показатель преобразований в военном деле, изменения характера ведения войн, степень конкурентоспособности и продвинутое™ той или иной цивилизации, то эти открытия становятся аналогичными, поскольку китайцы не применяли порох в военном деле, а пускали с его помощью разноцветные фейерверки. И тогда мы можем сказать, что порох в этом смысле был открыт всего лишь раз, остальными странами он заимствовался (в данном своем значении) у европейцев, и открытие пороха китайцами нельзя считать явлением гомологичным, это лишь аналогия, и очень далекая, европейскому открытию.
Открытие пороха, понятое как важнейший элемент преобразования военного дела, влечет за собой в историческом процессе множество следствий. Изменяются отношения колонии и метрополии, возможности завоевания и сопротивления завоевателям. В конце концов, следствием открытия пороха было завоевание европейцами Америки, что оказало на мировую историю глубочайшее воздействие. Однако историю двигает не техника: есть данные, что арабы использовали порох в VII в. для подрыва укреплений, в XII в. испанские мусульмане изобрели личное огнестрельное оружие. И все же эта открытия не сделали мир арабским, мусульманским. В XIII в. монголы выпытали у китайцев секрет пороха и впервые догадались применять его в военном деле, для метания каменных ядер. И все же влияние монгольской цивилизации на историю трудно сравнить с влиянием европейской цивилизации. В руках европейцев порох стал мощным оружием, перевернувшим судьбы многих цивилизаций, повергшим мир к ногам европейцев. И уже у европейцев это оружие заимствовалось с чрезвычайной быстротой. С XIV в., когда порох стал широко применяться в Европе, его оружейное использование стало предметом заимствований во множестве регионов мира. История «европейского пороха» начинается с 1308 г., когда кастильцы использовали пушки при осаде Гибралтара. В XV в. была создана корабельная пушка с подвижным лафетом, и моря наводнили пиратские и военные суда.