Веревка из песка

– Что у нее, у Гореловой этой, Геннадий Васильевич? – поинтересовался Лапин.

Тот заглянул в бумажки и сообщил:

– Наркота.

– Тяжелая?

– Да нет, травка.

– Может, действительно с нее начнем? – предложил Лапин.

– Некляев! – заорал Геннадий Васильевич, зная, что сержант за дверью. – Тащи гражданку сюда!

…Гражданка Горелова впорхнула в кабинет и, ухватившись обеими руками за прострочку джинсов, сделала книксен.

– Чуть свет – и я у ваших ног! – Грибоедова процитировала.

– Давно уже не чуть свет, – поправил ее Геннадий Васильевич.

– Я в вашем козлятнике с пяти утра, – не согласилась девица.

– Участие в несанкционированных акциях антиглобалистов, публичные скандалы, драки с милицией и вот теперь наркота. Ох, и надоела ты мне, гражданка Горелова! – кисло, будто лимон проглотил, заметил Лапин.

– Бригадир, ты меня хоть раз занаркоченной видел? – азартно вопросила дева.

За Лапина ответил Геннадий Васильевич:

– А сегодня на тебе два пакетика нашли.

– Чтобы на мне, три года суетиться надо. Не на мне, а рядом со мной. Пакеты не мои. И точка без запятой.

– Ну а все-таки, как они у тебя под рукой оказались? – ехидно поинтересовался Геннадий Васильевич.

– Все очень просто, господа начальники. Притомилась к утру на топтодроме и, естественно, пошла к стойке охладиться. Устроилась на насесте, и сразу ко мне какой-то карлуха приклеился. Ля-ля-тополя и все такое прочее. Потом он на минутку сделал отскок – в бундесрате анакондой потрясти…

– Горелова, ты по-русски изъясняться можешь? – не выдержал Лапин.

– Пожалуйста, – охотно согласилась девица. – Он вроде бы в уборную поссать пошел, а сам, как я сейчас понимаю, локотком пакетики ко мне придвинул. Надо полагать, что ваши сапоги своего самокатчика ко мне подвезли, чтобы несчастную курочку Олечку Горелову в узилише определить. А, начальник?

– Вот что, Горелова, – утомленно произнес Лапин. – Ты головная боль всего Центрального округа. Делаю тебе последнее предупреждение…

– Сто семнадцатое серьезное, – перебила она.

– Не считал. Но учти: еще один твой фокус – и я найду для тебя подходящую статейку в Уголовном кодексе. Свободна. Иди.

– Некляев! – опять заорал Геннадий Васильевич. – Проводи ее до дому!

Вошел Некляев, осведомился:

– До какого, товарищ подполковник?

– До порога нашего. И на прощание дай ей под зад!

– Будет исполнено, – охотно откликнулся Некляев. И Ольге: – Пошли.

– Адье, благодетели мои! – попрощалась она и, подмигнув Диме, удалилась с Некляевым.

– Как вы считаете, Колосов, – обратился к Диме Лапин. – Она по-настоящему тащится?

– Да нет, – уверенно ответил Дима. – Обыкновенный стёб.

– Стёб так стёб, – согласился Лапин. – Давай-ка кое-что у тебя уточним в Трофимовском протоколе.

Дождик пошел, решительный весенний дождик. Да и холодновато, видимо, стало: Олечка Горелова, прятавшаяся от дождя под козырьком продовольственного магазина, приплясывала на месте, зябко обхватив себя обеими руками. Ей бы в метро греться, а она чего-то ждала.

Не чего-то, а кого-то: как только из отделения милиции вывалился Дима, она пошла за ним в арьергарде. Он шел, ни на кого не глядя и ничего не замечая. Она пристроилась к нему вплотную. Так и следовали – шаг в шаг. Наконец, ей это надоело.

– Димон! – гаркнула она ему в ухо. Тот аж присел от неожиданности, но все понял и резко обернулся.

– Не нависай, Ольга. Ей-богу, не до тебя.

– Я голодная. Пойдем, зажуем чего-нибудь. Здесь кафушка неподалеку дешевая.

– Спасибо, но не могу.

– Не можешь или не хочешь?

– Хочу, но не могу. Все капиталы – десятка мелочью.

– Ты у меня сегодня в барсиках походишь. Не кривись, потом возместишь. И ножками веселей перебирай, а то я замерзла, как Федор Конюхов на Северном полюсе.

…Кафушка, каких много по Москве. Пластиковые столы и стулья, стойка у темной стены, попса из магнитофонных колонок.

Допили пиво, дожевывали шашлыки. Ольга безапелляционно наставляла:

– Главное – не отступай от своего, Дима. Они тебя умасливать будут, только чтобы ты жмурика на себя взял. Мол, убийство по неосторожности при самообороне. За это, дескать, условный срок. Им, сапогам, лишь бы поскорей раскрываемость обеспечить и дело закрыть. А ты им, как попугай, про желтое пальто. На кой хрен тебе судимость?

– У меня со свидетелями слабовато. Только Наташка.

– А у них никого.

– Я не убивал! – вдруг яростно прокричал Дима.

– Да знаю я! – рассердилась Ольга и вдруг сдавленно: – Стоп! Оглянись поестественнее и посмотри на парня у стойки. Он за нами от самого отделения шел.

Дима небрежно и равнодушно, все-таки в актеры готовился, осмотрел зал, мазнул взглядом по стойке, у которой со стаканом в руке существовал рослый малый в кожаном пальто.

– Мент? – попросил консультацию у более опытной Ольги.

– Не похоже. Да и зачем им тебя водить? Знают, что ты никуда не денешься.

– Тогда кто?

Он сидел спиной к стойке и поэтому не видел, как малый в коже уже направился к ним.

– Сейчас мы от него и узнаем, – сказала Ольга.

Малый с ходу взял быка за рога; не замечая Ольги, он обратился к Диме:

– Брателло, у авторитетного человека к тебе базар имеется.

– Не понял, – тяжело сказал Дима.

– Выйдем. Растолкую.

– Сей момент. Только обожди, пока я валенки зашнурую.

Малый тухло, по-приблатненному, глянул на него. Недолго смотрели друг на друга, глаза в глаза.

– Когда дошнуруешь – выходи. Я ждать буду.

Малый вразвалку шел к выходу. Оля сказала испуганно:

– Из блатных, Дима. И крутой. Что делать будем?

– Доедим и пойдем в другую сторону, – спокойно решил Дима.

– А если он не один?

– Лишь бы не пятеро.

…Он ждал прямо на выходе. Увидев их, осклабился устрашающей улыбкой.

– Скажи мне словечко типа «да», фраерок.

– Я глухонемой, дружбан ты мой ненаглядный, – сказал Дима и легонько толкнул Олю в бок – чтобы отошла.

– Тебя что, давно не гнули, студень? – спросил малый и всей пятерней попытался сделать смазь – провести растопыренными пальцами по Диминому лицу. Но Дима легко ушел от его руки и на шаге влево правой нанес почти незаметный на глаз мощный удар в печень, прикрытую франтовской кожей. Глаза у малого выпучились и не видели второго удара, который пришелся в солнечное сплетение. Малого согнуло. Дима за ухо приподнял коротко стриженную голову и сказал недоуменно:

– Я почему-то не согнулся, а ты – наоборот. – И притихшей Оле: – Пошли, а то я на движение опаздываю.

Малый уже присел на тротуар. Оля, которая панически спешила, и Дима, который настойчиво удерживал ее, достойно двинулись к метро. Мимо них медленно проехал джип «Мицубиси». Оля лихорадочно обернулась и увидела, что джип остановился рядом с присевшим малым.

– Дима, это, наверное, тот джип, на котором твое желтое пальто уехало! Делаем ноги!

И рванулась. И вновь ее Дима удержал.

– Тот был «лексус», а этот «мицубиси». Сейчас главное – не дергаться.

…Элегантный набриолиненный красавец из джипа, взявшись за то же ухо, помог подняться еще мало что соображавшему бойцу. Заглянув в чумовые глазки, укорил по-отечески:

– Я же просил вежливо, по-братски, на улыбке.

Малому наконец удалось полноценно вдохнуть.

– А я как? Даже брателлой этого фофана окрестил.

– Даже! О господи, сколько раз себе зарок давал не поручать деликатных дел исполнителям.

Плохонькое пианино дребезжаще извергало под пальцами серьезной седовласой дамы нечто смахивающее на регтайм. Поджарая женщина средних лет вольно вышагивала по паркету профессионально вывернутыми ступнями мускулистых ног и настойчиво отсчитывала, подчеркивая синкопированный ритм:

– И раз… И два… И три…

В полотнах солнечного света висела пыль. Она была неподвижна, а молодцы и молодицы третьего курса стремительно и в лад перемещались от стены к окнам и обратно.