Песня для тумана

Дочь ярла присела рядом с мужем, поправила съехавшую шкуру, мимолётным движением погладила мужчину по щеке. Ульв улыбнулся и пробормотал пару слов. Вполголоса и на чужом языке. Но Сигрид расслышала, и знала, что это значит: спросила как-то у отца.

— Нет, милый, я не твоя королева, — печально прошептала девушка. — Я тебе уже даже почти не жена.

Сердиться на спящего, умиротворённого и тихого Ульва было слишком сложно, но негодование всё же требовало выхода, и Сигрид подошла к отцу. Альвгейр уже приказал поставить парус, сплетённый из длинной шерсти северных овец, жирной и непромокаемой. Гребцы оставили вёсла и расположились для отдыха.

— Отец, зачем ты выдал меня за Стейнсона, если теперь везёшь к Эрику? — попутный ветер играл золотыми прядями мужчины и девушки, похожими, будто лепестки одного цветка. Сигрид слегка хмурилась и плотно сжимала губы, отчего стала ещё сильнее походить на валькирию — в отличие от Ульва, Альвгейр преображение дочери не оставил без внимания.

— Мы с Эриком хотели защитить тебя, девочка. От Мэб.

Сигрид фыркнула.

— Что, и Эрик знал? — Сразу вспомнились глупые предсвадебные мысли о том, как будет ревновать рыжий викинг, увидев её женой мерзкого карлика. «Неужели это была я? — неудержимо краснея, подумала Сигрид. — Та глупая маленькая дочь ярла?»

— Нет, свадьбу… это я сам, потом, — смутившись, поправился Альвгейр. — Эрик в поход отправился ради тебя. Чтобы туман…

— Ладно, Эрика куда послали, он туда и пошёл, — отмахнулась девушка. — Но ты, отец? Разве разумно было делать меня соперницей королевы туманов, чтобы от неё защитить?

Тут уже покраснел Альвгейр.

— Да откуда ж я знал, Сигрид?! Думаешь, этот гад ползучий со мной делами сердечными делится? Он Мэб на её собственном острове запер, откуда я мог знать, что это любовь у цвергов с великими сидхе такая? Расхохотался, конечно, когда я его жениться заставил, но так он по любому поводу смеётся, горе у него, или радость, гадость ближнему сделал, или от смерти спас. Это ж цверг, они добро от зла вообще не отличают!

— А ты? Ты отличаешь? — всхлипнула Сигрид, когда отец крепко прижал её к себе.

— Прости меня, маленькая, — прошептал Альвгейр ей на ухо. — Я для тебя всё сделаю. Всё, чтобы ты была счастлива, моя валькирия. Ну, не думал я, представить не мог, что такая, как ты, может полюбить такого, как он. После Эрика-то!

Сигрид отстранилась, резким движением вытерла слёзы.

— Пап, а ты мою маму любил?

— Больше жизни, — осторожно ответил ярл, подозревая подвох.

— А до неё у тебя женщины были? Были ведь, мне Сату рассказывала. И много.

«Вот шаманка проклятая!» — помянул про себя покойницу Альвгейр. Но вслух примирительно сказал:

— Да это… другое совсем. Твоя мать особенная была. Единственная.

— Ну вот и у меня, — передёрнула плечами Сигрид, остановив взгляд на меховом мешке с Ульвом внутри, — другое совсем.

***

— Всем стоять! — прогремел голос тамплиера, когда двое из его людей с остервенением вцепились друг в друга. — С места не двигаться, читать Pater Noster!

Франк, на которого туманное наваждение действовало гораздо слабее, чем на других, сам разнял драчунов. Нескольких экономных движений — и оба лежат на земле. Один из воинов оказался легко ранен в бедро, и тут тамплиеру в который раз пригодились лекции брата Жофруа, второй отделался лёгкими ушибами, нанесёнными самим Теодором. Рыцарь отметил для себя более ловкого бойца и отправился обновлять построение. Как оказалось, пока он приводил в чувство дерущихся, один из лучников (тот, кто не знал слов молитвы, и только притворялся поющим, время от времени открывая рот), дико метнулся в сторону, будто увидел что-то чудовищное, и, не разбирая дороги, ломанулся в лес. Теодор скрипнул зубами, но наказывать никого не стал: в конце концов, он сам приказал не двигаться с места.

— Рот и нос закрыть тканью, смоченной в воде, — скомандовал он. — Кажется, от болота идут ядовитые пары. Вот и чудится… всякое.

Ещё какое-то время удавалось передвигаться вперёд. Почему вперёд? Теодор давно потерял направление в этой неверной мгле. Ни одного ориентира. Решение покинуть укреплённый лагерь и отправиться на поиски епископа он признал глубоко ошибочным. Сейчас достаточно было бы найти безопасное место, где земля не уходит из-под ног, ветви не заплетаются вокруг ног и не сводят с ума болотные огни. К тому же, поблизости постоянно кто-то выл.

— Когда уже кончится эта проклятая ночь! — в сердцах пробормотал рыцарь, а старый лучник, шагавший рядом с ним, тихо ответил:

— Она не закончится, мессир. По нашему времени уже три часа как рассвело. Это Долгая Ночь по ту сторону Холмов. Она прервётся только если…

Теодор не дослушал.

— В круг! — рыцарь поразился, с какой сноровкой отряд выполнил построение. На тренировках такой слаженности и проворства ему ни разу не удавалось добиться от своих людей. — Огонь потушить.

Тамплиер, скорее почуявший, чем расслышавший неясное движение неподалёку, ждал, что по ним будут стрелять. «Бей и беги» — излюбленная тактика дикарей этих лесов. Эффективная, надо признать. Местность они знают как собственный дом. Да, по сути, это их дом и есть. Найти затаившегося в ветвях, обряженного в шкуры и размалёванного ирландца почти невозможно. А его стрела с тридцати шагов уверенно пробивает кольчугу. По крайней мере, такую кольчугу, которых не пожалело аббатство для своих олухов. Его, рыцарская, с тайными добавками орденских мастеров попрочнее бу…

— Не стрелять! — глухо, не своим голосом, произнёс Теодор, хотя луки поднимать никто и не думал. Это для него, франка, появление из ниоткуда десятка конных рыцарей оказалось просто неожиданностью. А ирландцы сразу заприметили и горящие синим пламенем глаза, и туманом струящиеся по плечам длинные волосы.

— Ночные Всадники! — побелевшими губами прошептал бывалый лучник и подался вперёд: страшно, конечно, но когда ещё такое увидишь?

Теодор не торопился обнажать меч, но рука сама сжалась на рукояти, словно испрашивая совета у испытанного в боях соратника. Меч подсказывать не торопился, и храмовник медлил. Молчаливые, будто призраки, рыцари не думали, кажется, нападать, или даже окружать отряд Теодора. Впрочем, какой смысл окружать ощетинившийся щитами строй? У него нет фланга, который можно смять, нет тыла, с которого можно ударить. Зато вот такой клин закованных в броню лошадей с разгона раскидает их, как деревянных солдат. Были у маленького Тео такие в детстве. Господь Вседержитель, о чём он думает?

— Я — Теодор де Милли, — голос тамплиера прозвучал ровно и громко, в клочья разорвал застилающую незнакомцев туманную дымку, — милостью Господа рыцарь Ордена Храма!

— Заче-е-ем! — простонал лучник. — Зачем вы назвали своё имя, мессир?! Теперь мы точно погибли!

Но те, кого он именовал Ночными Всадниками, переглянулись, и, неожиданно, разомкнули клин, рассыпались, а их предводитель спешился и вышел чуть вперёд. В том, что это был именно предводитель, Теодор почему-то не сомневался, хотя на всех рыцарях были одинаково богатые доспехи, нарочито ярко блестевшие в ночной тьме, а меч, который держал в руке человек с неестественно синими глазами без зрачков, казался и вовсе простым. Только очень длинным. Теодор даже подивился, как тот умудряется без видимого напряжения держать такое оружие одной рукой.

«Добро пожаловать, Теодор де Милли, — губы незнакомца не шевелились. Как и у его спутников. Однако приветствие, причём на родном франкском наречии, Теодор расслышал отчётливо, будто его произнесли прямо в ухо. — Добро пожаловать на Изнанку Холмов».

— Я сопровождаю епископа Рене в аббатство Клевер, — сообщил Теодор, внимательно следя за реакцией незнакомого рыцаря, стараясь отгадать его намерения. Особой враждебности тот пока не проявлял, однако и прятать оружие не торопился. — Вы не встречали его… в лесу?

На этот раз предводитель Ночных Всадников утвердительно наклонил голову и разомкнул губы. Произнёс, правда, по-ирландски: