Страница 3 из 56
А Ульв сумел. Усмехнулся коротко, встретил взгляд кипящего гневом и желанием Альвгейра.
— Я спою для неё. Но слушать будете оба.
Последовавшая ночь вспоминалась ярлу горячей битвой. И он не знал, кто же на самом деле победил. С жаром и страстью отдавалась ему необузданная валькирия, пот застилал глаза, уста саднило от поцелуев, а по жилам бежал змеиный яд голоса барда.
Зачала златокудрая и родила мужу маленькую Сигрид, дитя победы над старым вождём и над женским сердцем. Вот только всё то время, что провела с Альвгейром его нежная Хельга, он, гордый ярл, бросался выполнять любой её каприз проворнее последнего трэлла.
Год шёл за годом, и каждый раз, в канун Самайна, который не празднуют на этих берегах, пропадал один из славных хирдманов Альвгейра, что пришли когда-то вместе с ним. А ярл знал, что в лесу завтра станет одним волком или медведем больше. Только за тех, кто связал себя узами брака, можно было не беспокоиться.
— Думаешь, их держит клятва Вар? — смех Ульва был грудным и резким — не смех, а ворчание волка.
Альвгейр знал, сколь мало значат клятвы для барда. Клятвы — это ведь тоже только слова, а слова — его верные трэллы. Как он прикажет — так и повернутся. Руна за руной ложилась перед алтарём, слово за словом произносил Ульв, заставляя рыжего Эрика повторять их одно за другим:
— Клянусь вернуть за границу царства фей туман Королевы Мэб. Или погибнуть.
Или погибнуть.
Эрик не был трусом. Но он был молод. И влюблён. Он не хотел умирать. И запнулся перед последним словом. Ульв поглядел на него снизу вверх вдруг ставшими изумрудными вместо малахитовых глазами и не улыбнулся — оскалился:
— Тебя туман не убьёт. Ты ей нужен живым. А вот Сигрид — без надобности.
— Поклянись, что Сигрид не умрёт, если я сделаю всё, как ты говоришь, — тут же выпалил викинг.
— Клянусь, — легко и непринуждённо, как весенний ветерок в листве, прошелестел голос барда, — она не умрёт, если ты всё сделаешь правильно.
Тут уже насторожился Альвгейр: сделаешь всё правильно. Слишком двусмысленно звучит. Он решил перестраховаться. Но стоило ли?
— Стоило ли? — спросил, ухмыляясь, уже на пороге чертогов новобрачных тот, кого называли Стейнсоном с Зелёных Холмов. Но Альвгейр знал, что выдал дочь за Брокксона из-под Чёрной Горы.
— Ты поклялся защищать Сигрид, — угрюмо ответил ярл на языке фей и лепреконов. — Ты не сможешь обидеть её…
— Я не обижаю женщин, ярл, — сверкнул белоснежными зубами новобрачный. — Я им пою.
Альвгейр грудью налетел на массивную дверь, но та уже была заперта изнутри.
Два дня ярл не находил себе места, воображая, как его дочь, его маленькая Сигрид, стонет от страсти под тёмным отродьем, жадно тянется к нему алыми губами и нежно ласкает зеленоватую кожу выродка. О, Альвгейр знал, на что способен голос Великого Барда, сам как-то ползал на коленях и обливался слезами, вымаливая прощение за неосторожно брошенные слова, сын светлого ши — перед сыном цверга.
Но те слова давно были сказаны, а прошлое осталось в прошлом. Будущее же Сигрид оставалось неясным.
Сам пойти к дочери ярл так и не решился. Отправил нестарую ещё, в самом соку, вдову Ингунн, пробормотав невнятицу про то, что девочка, мол, без матери росла…
Женщина понимающе кивнула, и к тому времени, как позёвывающая Сигрид вышла из дома, уже поджидала на крыльце.
— Отец за тебя беспокоится, — сообщила Ингунн, лаская девушку взглядом, полным нерастраченной материнской нежности. — Ты меня знаешь, болтать лишнего не буду. Но замужем-то была. Так что если беспокоит тебя что-то, ты не стесняйся — спрашивай.
По тому, какой густой краской залилась Сигрид, вдова сразу сообразила: не зря пришла.
— Ну, девочка, не бойся, — подбадривающе улыбнулась Ингунн.
— Как готовить кабана, чтоб съел, ещё и добавки попросил?
Глава 2. Народ Зелёных Холмов
Лес был не рад Эрику: ветви, будто живые, хватали за одежду, камни подворачивались под ноги, белесый туман стелился по земле, жадно облизывал ступни. Болли чувствовал себя увереннее хозяина, но не знал, куда тот направляется, а потому помочь ничем не мог.
Куда он идёт, викинг и сам не знал. Искать Королеву Мэб? Королеву фей в её собственном доме? Так или иначе, но исследовать местность стоило.
Лес был не рад Эрику. А вот болото встретило с распростёртыми объятиями.
***
Сигрид затая дыхание следила за неестественно тонкими и длинными пальцами Ульва, сжимающими кинжал. Удар. Точный и сильный. Ульв перехватывает рукоятку поудобнее и светлое, безупречно держащее заточку, лезвие легко скользит, разделяя плоть, словно нос драккара — волну.
Мужчина придирчиво осмотрел кусок кабанятины, даже принюхался, забавно, будто кролик, шевельнув кончиком носа, и отправил жаркое в рот.
Сигрид подумала, что его брачную клятву ждала с куда меньшим трепетом, чем предстоящих слов.
— Хорошо, — изрёк, наконец, Ульв. — Ингунн — отличная хозяйка. И очень красивая женщина. Это ж каким идиотом надо быть, чтоб умереть от такой жены!
Голубые глаза вспыхнули яростью. Вдова и в самом деле помогала, и уже не первый день, но если бы Сигрид знала, что сегодня муж вместо ночной темноты впустит вместе с собой красноватый луч заходящего солнца, выпроводила бы благодетельницу пораньше. Ульв не торопился посторониться, позволить гостье пройти, а отблеск заката, проникший вместе с ним, залил алым щёки женщины, рябиновым соком окрасил губы. Не иначе, как прелесть вечерней зори и порыв ветра, подхвативший короткое «Здравствуй, Ингунн», заставили чаще вздыматься высокую грудь. Без страха глядела вдова в самую глубину малахитовых глаз. Да и чего бояться, когда лицо хозяина освещает такая улыбка — тёплая и мягкая — а голос ласкает слух, будто бархат кожу?
Когда Ингунн улыбнулась в ответ, робко, чуть растерянно, Сигрид поклялась себе, что ноги этой женщины больше не будет в её доме. На жену Ульв ни разу так не глядел.
— Ты с ней спал? — Сигрид осеклась от резкости в собственном голосе. Вот тоже! Допрос собралась устраивать? Даже если что и было, разве ж признается?
— Нет, — смотрит серьёзно, даже брови нахмурил. А уголки губ подрагивают — вот-вот засмеётся!
— А хотел бы? — быстро, не думая, выпалила Сигрид. Муж в её сторону даже не посмотрел. Снова нож в мясо вонзил. И таким движением он это сделал, что дочь Альвгейра отчётливо поняла: захоти Ульв Стейнсон, разложил бы Ингунн прямо там, у двери. И то, что жена рядом стоит, ему бы не помешало.
— Я ей яд подарил, — Ульв ещё один кусок в рот отправил. Прожевал медленно, тщательно. — Тот, которым она мужа отравила.
Сигрид даже рот открыла от удивления.
— Не может быть! — проговорила тихо, но твёрдо. — Ингунн добрая. Она бы никогда…
Ульв поднял голову. Какое же у него лицо! Не грубое и обветренное, как у викинга, а гладкое, с чёткими чертами, будто тончайшим резцом из камня высеченное. «Как у отца, — вдруг подумала Сигрид, — если тому бороду сбрить».
— Верно, — вот и ей муж улыбнулся. Не так, как Ингунн, но всё равно приятно. — Я сам его убил. Дрянь был, а не человек.
По зелени малахита вдруг золотые прожилки заискрились… такие глаза — как омут. Глядишь в него, сама не замечаешь, как шаг вперёд делаешь, и водой ледяной затягивает… Сигрид решительно головой тряхнула, только косы по сторонам разлетелись.
— Врёшь ты всё. Её мужа волк задрал, я помню. А тебя тут тогда и в помине не было.
Третий кусок Ульв не глядя отрезал — на Сигрид смотрел. Доел, и сказал буднично, совсем как в день свадьбы:
— Жениха своего увидеть хочешь?