Страница 249 из 257
Вэлериу
Когда темнота становится твоей жизнью, ты не чувствуешь боли, душевных терзаний, любви. Ничего. Один холод в груди и нет даже радости в ней. Так было до того момента, как не познал иное. Доброту, нежность, силу и её.
— Аурелия! — кричу я, сжимая мёртвую девушку в моих руках. Когда ты не знал... не помнил, что такое боль от утраты, сейчас она буквально разрывает твоё тело. Она притупляет всё, оставляя после себя черноту и скорбь.
— Рубин моего сердца, моя Аурелия.
Невозможно более двигаться, а только желать воскрешения. И даже когда увидел её, непохожую на себя, воинственную и опасную, нацеленную на меня, страх за её душу, был выше всего. Но то, во что её превратили, не принадлежало больше ей. Она была человеком, но ошиблась, что, утратив это, забудет о своём сердце. Нет. Сейчас же вдыхать аромат волос и переживать эту утрату в разы тяжелее, чем раньше. Никогда не испытывал такого, не помнил даже тогда.
Её рука до сих пор в моей, и я сжимаю её, а вместе с ней что-то горячее и пульсирующее. Опускаю девушку на землю, проникаясь ещё большей печалью, когда ладонь касается её щеки. Прекрасное создание, которое стало для меня ценным, дражайшим рубином в моих глазах.
— Не отпускай меня... не отпускай от себя... — закрываю глаза, поднимая голову к небу. Боль стала мной, одним целым в моей груди. Распахиваю глаза, чтобы увидеть вновь белое лицо с улыбкой на окровавленных губах.
Перевожу взгляд на руку, где исчезли длинные ногти, обратившись к человеку вновь. Раскрываю её, отпускаю её ладонь и вижу кулон, что оставил ей. Понимание того, что говорил Лука, а я не хотел слышать, продолжая терзать себя напрасными мыслями о её спасении и спокойствии, становятся ясными. Она пришла ко мне. А я был так нацелен на собственную смерть, что не дал брату добраться до моего сознания.
— Ты сказала, что любишь меня? — только сейчас дошли её последние слова. И это было правдой, раз не горит рука, держа её кровь. Она любила меня. Того, кто принёс ей смерть. Она любила меня после всего, что я сделал. И она добралась до меня, забрав свою жизнь, вместо моей. Пожертвовала собой, ради меня.
Громкое рычание, полное боли и горечи, вырывается из моей груди. Силы, которые недавно уже были на исходе, появляются в теле. Сжимаю в руке кулон, понимаясь на ноги.
— Василика! — кричу я, подхватывая меч. Вижу девушку, что стоит на стене, наблюдая за мной. Она рада. Она пряталась от меня, но теперь...
— За тебя, рубин мой! За тебя, моя Аурелия! За тебя! — громко кричу я, поднимаю в воздух меч, оповещая мужчин, что пришло время настоящей борьбы. Больше нет причин тратить свою силу в пустоту. Нет той, для кого я готов был отдать себя на растерзание. Она мертва. И я отомщу за это. Отомщу так, что небеса рухнут под моим гневом.
Одариваю своей силой братьев. Прыгаю по телам врагов и разрубаю их. Слежу за Василикой, спрыгивает со стены и скрывается за ней. Но больше не дам возможности убежать от меня. Несусь мимо женщин, яростно разрубая их, и крепко держу то, что даже через стекло питает меня. Её кровь. Кровь, которую вознёс и сделал священной. Кровь, которую не смог отобрать у неё, увидев, как же красива она внутри.
Оказываюсь в лесу, замедляя шаг. Чувствую её рядом со мной. Вешаю на шею кулон с кровью. И даже сейчас я ею не воспользуюсь, потому что сила моего гнева и боли опаснее всего, что есть в этом мире.
— Василика, — рычу я, останавливаясь между деревьями. Слышу шуршание ветвей надо мной, за спиной. Разворачиваюсь и замахиваюсь, встречая удар её клинка своим.
— Прекрасная встреча, любимый мой, — этот голос, который был для меня когда-то слаще мёда, стал шипением змеи, которой и была она.
— Ты обратила её, — ударяю снова, прыгая на девушку, отскакивает от меня, отражая удар.
— Да. Она желала этого! — кричит Василика, нападая на меня сзади. Но не позволю ей это сделать со мной.
— Ложь! — замахиваюсь, и меч её разлетается на несколько частей.
— Она искала меня! Она ненавидела тебя! — Поднимается по деревьям, прячась между ветвями. Запрыгиваю за ней, ловя за подол платья, и тяну на себя, бросая на землю. Выставляет руку вперёд с ножом, прокалывая мой живот. Нет боли, нет ничего, кроме алой пелены из жажды мщения.