Характерник. Трилогия

Пришло время, и Матвей Кондратьевич провел обряд ритуального посвящения положенный по всем канонам и неписаным законам воину-характернику. Юношу, одетого во все чистое, Матвей вывел в одну из соседних с хутором балок. Легко и бесшумно скользили два казака между поросшими кустарником деревьями, поднялись на горушку, где наособицу рос старый дуб. Нельзя было в одиночку обхватить крону массивного дерева, к ней можно лишь прижаться щекой, ощутить шероховатость коры на стволе. Густые ветви на десяток метров бросали тень листвы, спелые желуди, опав, рясно замостили пожухлую траву над его кореньями.

— Лягай, внучек, навзничь, обними руками родную землицу и молчи, не кажи ни слова. А я, от тут присяду.

Матвей спиной привалился к коре исполина.

— Такие места как это, у нас на Дону прозываются урочищем, священным родовым местом. Это конечно не урочище нашего рода, но место святое, намоленное пращурами казаков ныне живущих в станице. Глупаки, не ходють сюда, а зря. Ну, да ладно, це место нас с тобой приняло. Закрой глаза и прокачай Здраву.

Лежавший ничком Сергей, уже без всякого напряжения запустил энергетические процессы в своем теле. Он будто слился с землей, на которой лежал, слился с корнями старого дерева, а от них, словно соками по стволу и ветвям пролился в каждую клетку исполина. Что-то изменилось вокруг. Сознание юноши птицей взметнулось вверх, поднявшись над кроной дуба и, вновь опустилось к его корням. Сергей увидел себя прижавшегося телом к земле, широко раскинувшего руки, обнимающего землю. Увидел деда, прислонившегося спиной к священному для казаков дереву, сидевшему с закрытыми глазами, поджав ноги под себя.

— Ну, что сынку, идем?

Рядом с ним, тем, который стоял неподалеку от своего тела, находился Матвей, крепкий, как всегда со смешинкой в глазах, в своей неизменной папахе на голове, в одежде казачьего образца.

— Это что, иллюзия, дед?

— Нет, Сергунька. Это лядь. Лядь, внучек — пограничье, пустошь, где человек может повидаться со своей смертью, но нам треба пройти ее быстро. Наша с тобой дорога ведет в Навь. Идем же!

Сергей сделал шаг и все изменилось. Изменилась окружавшая его природа, больше похожая теперь на лесные просторы средней полосы. Не было над головой солнца, а свет был чуть приглушен легкой сероватой пеленой. Дед положил руку ему на плечо, кивнул головой в сторону голубевшего по правую руку прозрачного, словно стекло, озера. Оба, молча, направились к нему по едва видневшейся тропе, а у самой воды заметили огонь костра и силуэты людей. Обернувшись на звук шагов, люди, сидевшие у костра, поднялись на ноги, стоя встретили пришлых.

— Тю-ю! Матвей, давненько не бачились. Кого это ты айною привел до нас?

— Не виделись давно, а привел я к вам вашего бочного родича. Кровь от крови вашей, плоть от плоти. Потомок ваш перед очами, пращуры.

— Ты дывы! Знать, казацкому роду нема переводу. Ото добре!

Перед Сергеем предстала пестрая компания мужчин, вот только одеты они были все по-разному. На ком-то, как влитая сидела кольчужная рубашка, а порты заправлены в высокие сапоги тонкой кожи, на лице не было бороды и лишь усы длинными полосками свисали ниже подбородка. Кто-то носил канареечного цвета длинный кафтан, опоясанный куском красной материи, из-под которого на широкие шаровары свисала на ремешках «шаблюка» в инкрустированных серебром ножнах. Казачий оселедец вился за ухо с серьгой.

Сергей рассмотрел всех семерых своих щуров, делая вывод, что представлены они разными эпохами. На плечах одного из них, даже были погоны соответствующие дореволюционной казачьей форме.

— Что, Матвей урок свой к завершению ведешь?

— То, да! Зажился.

— Так ты не торопись. Не пришло твое время, — улыбнулся обоим пришлым пращур похожий на казака сечевика, показав в улыбке ряд крупных, белых, словно жемчужины зубов. — А поворотись-ка, сынку! Подывымось на тебя.

Сергей не понял, и тогда Матвей сам крутнул внука кругом.

— Добрый казак растет. Не пропала втуне наша кровь.

Одобрительно высказался еще один из предков.

— Характерник! — добавил другой.

— Для рода!

— Для державы!

— Учи его краще Матвей. Ему на роду много испытаний пройти написано. А именем тебя нарекаем — Неждан. Так, панове?

— Любо! Хай будет так. Уж и не ждали, что хтось из роду к костровищу выйдет. Спасибо тебе Мавей. А теперь прощавайте!

На мгновение все померкло в глазах, потом вдруг засветилось. После такого проблеска, краски настоящего были ярки и приятны. Раздался голос Матвея Кондратьевича.

— Теперь можешь встать, сынку. На сей день, закончен наш урок пребывания в Нави.

— Дед, — поднимаясь на ноги, спросил Сергей. — А эти, наши пращуры, зачем мне новое имя дали?

— Тихо! Запомни, это имя можешь знать только ты, ну и я, как твой учитель. Больше никто. Под этим именем, ты к Богу можешь напрямую обращаться. Понял?

— Да.

— Ну и добре. Теперь вон на том месте разводи костер, потребен он нам будет.

Только через двое суток внук с дедом вернулись домой, где по двору, оглашая округу радостным лаем, по случаю явления хозяев, бегала проголодавшаяся Блохастая.

За эти двое суток, чего только не приключилось с Сергеем. Был переход через огненную реку, довольно широкую и раскаленную до состояния кузнечного горна. Было хождение по лесу с завязанными глазами, выполнялись и другие сложные задачи старого ведуна. Было многое, не было только усталости в теле юного характерника.

За накрытым празднично столом, в просторных хоромах куреня, Матвей впервые налил стопку водки Сергею. Сам поднялся со стула, глыбой нависнув над столом, произнес:

— Спасибо тебе Господи за то, что род наш живет и не прерывается! Спасибо за страву на этом столе! И царство небесное всем павшим в боях казакам!

Размашисто перекрестившись, дед неторопливо выцедил стограммовую стопку казенки. Парень, на какое-то время задержавшись, и сам сделал большой глоток, ощутил гнусный запах и вкус прозрачной жидкости. Не пошло. Закашлявшись, отставил стопарь в сторону.

Как-то на рассвете дед поднял внука с постели.

— Одевайся, выходим.

Вышли со двора, дед достал из-за пояса вороненый маузер, Сергей впервые видел этот пистолет в его руках.

— Чему-то же я тебя научил? Иди, отходи метров на сто, стрелять в тебя буду. Боишься?

— Нет. Разучился бояться, да и наука твоя не подведет. Верю я в Бога, деда.

— Это добре, сынку. Иди, ставай.

Встав напротив, Сергей отрешился от действительности, слова, впитанные за годы учебы слетали с губ, а энергия Здравы забурлила по его жилам вместе с ними.

«Облачусь пеленой Христа, кожа моя — панцирь железный, кровь — руда крепкая, кость — меч булатный. Быстрее стрелы, зорче сокола. Броня на меня. Господь во мне. Аминь!»

Юноша почувствовал, что тело обволоклось невидимой броней, только затылок захолодел, подтверждая и предупреждая об опасности. Через пелену послышались двойки выстрелов, и в грудь, будто заколотили брошенной кем-то галькой. От ударов невидимых камней воздух из легких принудительно выбивался наружу, заставляя парня сглатывать обильно выступившую слюну.

— Ну, все! Добре!

Услышал Сергей голос деда.

— Казак передо мной, бачу. Да не простой казак, настоящий характерник. Теперь перейдем на новый виток жизни, тем более, что дитячие комплексы, как то, «Кулак Перуна», «Бузу» и «Скобарь» ты уже усвоил. Будешь теперь учиться создавать иллюзии, да пользоваться колдовским огнем.

Глава 4. На крыле

Школьный выпускной совпал с беспределом в державе, страну рвали на части. Из-под крыла империи в свободное плавание республики уходили пачками. Простой народ не мог понять такой политики. В России к власти пришел Ельцин. Беспредел творился и в самих губерниях, неизвестно откуда появились «жучки» точившие экономику Российской глубинки, площади в городах превратились в развалы торговых рядов, продавалось все от презервативов, до станкового пулемета. Заработную плату на предприятиях не платили месяцами. Дикая инфляция захлестнула страну. На этой волне набирали силу криминальные группировки, в населенных пунктах и днем и ночью звучали выстрелы и взрывы. Рейтинг профессий банкиров, бандитов и проституток в сотни раз поднялся выше инженеров, врачей, и даже космонавтов. Данью были обложены все мало-мальски остававшиеся на плаву предприятия.