Характерник. Трилогия

Глава 3. Во фронтовом городе

Выведя группу в более-менее сухое и широкое место с кирпичной кладкой стен подземной галереи, Лихой расположил разведчиков на отдых. Никакой погони естественно не было, а к запаху въевшихся в кирпич фекальных испарений, народ, казалось принюхался. Душу радовало то, что тяжелых «трехсотых» нет. На поверхность будут подниматься в предутренних сумерках, это часа через четыре, а пока….

Сидел плечом к плечу с прапором, в сонной одури слушал его умозаключения на нехитрую армейскую действительность.

— Что ни говорите, тащ полковник, от некоторых образцов оружия нам стоит отказаться. Вот, например, боевая машина управления комбата на базе БТР-60, это которая с двумя бензиновыми двигателями. Она ведь не способна угнаться за «восьмидесяткой», на марше отстает и держит колонну, а горит как факел. Срамота! А, средства связи? Нужны малогабаритные, легкие, закрытые, чтоб противник не мог входить в наши сети, а нас обеспечивают допотопным хламом, который духи прослушивают на раз, два, три! Я прав?

— Прав, Степаныч.

Глаза непроизвольно закрылись.

Люди беспрерывно сновали мимо него. Пестрая толпа выплескивалась и поглощалась десятками терминалов аэропорта Домодедово, своим мельканием заставляя бездумно глазеть по сторонам. Выйдя из здания аэровокзала, он встал у лавки рядом с монолитной стеной, пристроившись к кучке куривших людей. Достав пачку, сам закурил сигарету, с первой, самой вкусной затяжкой, подумал. Зачем он здесь? Каким боком он имеет отношение ко всей этой кутерьме?

В очередной раз открывшиеся прозрачные створы дверей, с очередной толпой выпустили на привокзальный простор его Веру. Боже, как она хороша в этом сиреневом платье! Сколько прожили вместе, перестал замечать это, видно примелькались друг к другу, а тут смотри ты — красавица!

Жена улыбаясь, приблизилась к нему.

— Ну, ты чего здесь куришь? Посадка скоро. Идем, а то самолет без нас улетит.

Захотелось прижать супругу к груди, впиться губами в ее манящие губы, но кругом люди. Потом. А куда они собственно летят? Выветрилось из башки!

— Андрюшка, пора! Вон и посадку объявили.

Что-то удерживало его.

— Ты иди, Верушка. Я сейчас. Докурю и догоню.

— Поторопись.

Вера вновь скрылась за дверью, а он в раздумье дотянул сигарету до фильтра, почувствовав отвратный глоток дыма, выбросил окурок в урну. Действительно пора. Скорым шагом, обминая встречающих и пассажиров других рейсов вышел к терминалу, зрительным маркером которого служило мелькавшее пятно фиолетового платья жены.

— Вам не пройти здесь! — перекрыл дорогу служащий терминала. — Посадка завершена. Опоздавшие проходят через четырнадцатый терминал.

— А где он?

— Это вам в соседний зал придется проследовать. Во-он в ту дверь.

За дверью оказались грузовые терминалы. Его и не останавливал, не проверял никто. Большая толпа встав в очередь, загружалась в контейнерные погрузчики. Там и жена и Танюшка. Вон, рукой помахала, словно прощается с ним! Что ты, милая, да, я с вами лечу! Ускорил шаг. Боясь не успеть, почти побежал. Шум самолетных турбин способствовал нервозности пассажиров. На взлетном поле очередной лайнер, взяв разбег, на форсаже тяжело оторвался от земли и взмыл в пространство между землей и небом.

Что это?

Народ из очереди загружался в ящики, а четверка крепких грузчиков оттаскивала упаковавшихся клиентов и ставила ящики в кузова низких прицепов электрокаров. Что за фигня? Да, это же гробы!

Он застопорил бег. Смотрел, как его Вера влезла в полированное дерево гроба и улеглась в нем, и тут же грузчики, клацнув замками, оттащили его на прицеп. Кар отъехал, уступив место следующему транспорту.

Уже стоя рядом со скорбной тарой, Танюшка окликнула его:

— Папка, тебе с нами нельзя! Мы с мамой сами! Уходи! Слышишь, уходи! Только не жди утра, сейчас иди! Пойдешь не в дверь, в какую хотел, а от нее вправо отсчитаешь две и в третью. Там сразу не пропустят, но выйти сможешь. Только обязательно в третью….

В одно мгновенье открыл глаза, натруженное за сутки метаний тело ломило. Сказывался возраст. Сонная одурь улетучилась безвозвратно. Прапорщик, продолжая разговор, бубнил свое очередное умозаключение:

— … А экипировка? Вот, каска на мне — образца сороковых годов. Только один бронежилет весит тринадцать кило. А ведь бойцу еще боезапас, питание, оружие несть. Сам знаешь, какие орлы на службу приходят. Недокормыши! Была б моя воля, собрал бы всех придумщиков армейской амуниции, до кучи к ним, высоких тыловых генералов, загрузил все это барахло им на спину, да прогнал бы на марш-бросок, верст эдак на десять. Может мудрей бы думали после такого? Как думаешь, тащ полковник?

— Заткнись, Степаныч!

Мозг Лихого, взведенным затвором бороздил увиденное во сне. Он много прослужил, много провоевал, для того чтоб просто отбросить потустороннюю подачу информации. Нажал на кнопку, направил тусклое пятно фонаря вверх. В вышине над головой рассмотрел ржавый блин крышки коллектора.

— Орлы подъем! — подал команду. — Костров в замыкании, остальные по одному, в темпе вальса за мной!

Снова тараканьи бега. По пути шуганул приснувшую на пути крысу. За спиной усиленно дыша, словно и не было отдыха, передвигались теперь уже его пацаны. Тусклый свет вывел к развилке. Куда? Вправо. Естественно вправо! За спиной раздался звук взрыва. Добре приложило по ушам в замкнутом пространстве. Еще взрыв. Еще один. Вовремя смотались. Вот оно. Видно какая-то умная голова у чехов вычислила, что группа разведчиков могла уйти с места блокады только под землю.

— Живей! Живей! Темп не замедлять!

Расширение. Фонарь вверх. Вот он, блин над головой. Это раз! Дальше. Снова труба, хорошо, что достаточно широкая для прохода. Под ногами хлюпает отвратная жижа. Фонарь почти сдох, он лишь пугает хвостатую живность, своими бегами да писком добавляющую шума в продвижение подразделения. Пройдено еще метров сто пятьдесят. Позади снова прогремели взрывы брошенных в канализацию гранат. По пятам идут. Это два! Над головой едва увидел второй выход на поверхность.

— Шире шаг, военные, осталось немного!

Хлюп, хлюп, под ногами. Прерывистое, запаленное дыхание выбившихся из сил, глотающих смрад подземелья солдат.

Бу-бух! Взрыв позади и над головой, где-то там над толщей земли шум автоматной перестрелки и разрывов гранат. Это они скорей всего, под ничейной территорией. Сбавил темп движения, уже спокойно вышел к кладке колодца. Это третий проход!

— Пришли. Парни, за мной выходим на поверхность, — оповестил ближайших к нему пацанов, а те разнесли радостную весть назад по «кишке».

Как ни тужился, блин сдвинуть не получалось, он словно примерз к пазам. Отчаявшись управиться самостоятельно, рукоятью пистолета стал долбить в чугун. Шум перестрелки сбросил свои обороты, снаружи послышалась возня и музыка отборного русского мата. Свои! Значит они дошли таки! Со скрежетом и шелестом что-то сдвинулось в сторону. Приглушенные голоса смолкли и лишь один из них задал вопрос:

— Кого там черти принесли?

А Лихой откликнулся:

— Свои мы, братишка. Разведка мотострелкового полка.

— Ага! Понятно. Мы балку отсунули, сами открывайтесь и выползайте, а мы отойдем и посмотрим со стороны, какие вы свои. У душар, вон тоже свои, хохлы православные воюют.

— Отходите! Будем вылазить.

Выбравшись из канализации, Лихой понял, что они попали на блок-пост в одном из районов города. К вылезшим из клоаки людям подвалили десантники, такие же молодые ребята, как и мотострелки. Летеха, начальник блока, как и подчиненные обросший недельной щетиной, не выспавшийся, с безысходной тоской в глазах, криво улыбаясь, попытался подначить Лихого:

— Ну и дерьмом же от вас несет!

— Зато живы! — глубоко вдыхая свежий воздух молвил Костров.

— По нынешним временам уже хорошо.

— Идемте отсюда, не ровен час снайпер проявится или минами накроют. — Похозяйски пригласил десантник.