Княжеский крест

После этих слов нукеры подскочили к князю Михаилу. Один из них ловко повалил его спиной на свое колено и резко переломил позвоночник. Князь от боли взревел. Затем закричал:

– Придет время, поганый хан, Русь воспрянет и погонит вас назад, откуда вы пришли! А тебя, поганый, привяжут меж двумя березами и порвут напополам! – Михаил пытался еще что-то кричать, но нукеры умело пятками стали бить его по лицу и туловищу. Михаил Ярославич замолчал. Предсмертные судороги прошли по всему его телу. Он заскреб руками пол, напрягся и затих.

В юрте наступила жуткая тишина.

Ярослав Всеволодович с большим трудом сдерживал себя, еще мгновение – и он, не помня себя, бросился бы на хана. Алан и Борислав прижались вплотную к князю, переводчик сжал руку великому князю, шепча:

– Успокойся, князь! Ему ты уже ничем не поможешь, а все дело наше испортишь! Они так же, как его, растопчут тебя на радость нашим врагам! Терпи, Ярослав Всеволодович, нам еще много придется терпеть! Хан тебя жалует, поэтому успокойся.

От напряжения и сознания, что ничего нельзя сделать, князя трясло мелкой дрожью.

Хан Батый, тоже не ожидавший такого поворота событий, встал и дал знак всем удалиться.

В обед другого дня кардиналы Вильгельм де Рубрук, Иоанн де Поликарпо, монах-иезуит переводчик Гавино были приглашены к хану Орду, старшему брату Бату, который в ярлыках и указах как старший брат ставил свое имя впереди имени Вату-хана. Хотя фактически главой ханства был хан Батый.

Католикам все-таки удалось убедить хана Орду, что русские враждебно настроены против татар, что ярлык им нужен лишь для того, чтобы Ярослав объединил все княжества против татар. Осторожный Орду поверил в это и стал помогать католикам в заговоре против русского посольства.

Хозяин и его приближенные вместе с католиками восседали на подушках, пили первую круговую пиалу за дружбу и любовь.

Кумыс был резкий и кислый, имел привкус от бурдюка, от которого кардиналов тошнило. Вильгельм, глотнув из общей пиалы, закрыл рот, пытаясь удержать в себе противный кумыс, еще мгновение – и его бы вырвало, но он с трудом удержал в себе непривычный кислый напиток.

Субудай, который был тоже приглашен ханом, заметив состояние кардинала, ехидно улыбнулся и произнес:

– Ох, и хорош кумыс! Давно уж такого не пивал!

– Да уж, багатур, кумыс просто несравненный! – ответил Рубрук, вытирая шелковым платочком выступившие слезы.

– Вчера мой брат великий хан Вату и князь Ярослав вечером за пиалой кумыса обсуждали мирный договор между Ордой и Русью. Даже меня, старшего брата, не соизволили пригласить, – с обидой сказал хан Орду и продолжил: – Даже я и то не знаю, о чем там шла речь, но мне все-таки удалось кое-что узнать.

– Да и узнавать ничего не надо, с русскими и так все ясно. Для них сейчас самое главное – перетянуть Бату-хана на свою сторону, воспользоваться затишьем, собрать и объединить силы русских князей, чтобы выступить против вас же, – вкрадчиво проговорил кардинал Иоанн.

Орду и Субудай переглянулись. Хан заерзал на подушках, затем произнес:

– Надо сделать так, чтобы князь Ярослав не получил ярлыка на княжение в русских землях. Скоро за ярлыком мы его отправим в Каракорум, путь туда длинный, все может произойти, – с чуть заметной улыбкой произнес хан, обращаясь к католикам.

– Мы уже думаем над этим, великий хан Орду, и все сделаем, чтобы Ярослав не получил ярлыка на правление княжествами.

9

В 1245 году литовские князья, объединившись, вторглись на юго-западе Руси в новгородские земли. Долго откладывал этот поход великий князь Миндовг. Не хотелось ему опять ссориться с русскими князьями из-за прихоти недальновидных князей, которые рвались пограбить города и селения на Руси. Дошло до того, что даже не только его враги Даумантас, Теренета, Вайшалгас, но и его родственники, племянники Тутвилас, Гедивидас и дядя Викинтас стали в лицо ему говорить, что он трус и боится напасть на Русь. Они его страстно убеждали, что сейчас самое время сделать набег на русские княжества, так как великий князь Ярослав находится у татар, а его сын Александр сидит в Новгороде. Пока Александр Невский придет на подмогу, их уже не будет, они скроются в лесах. Кроме того, у всех было обоюдное желание пополнить свою казну, захватить пленных для продажи и пополнения работниками своих хозяйств.

Литовские дружины беспрепятственно двигались к городам Беженску и Торжкам, потому как некому было дать отпор, и путь их был свободен. Не ожидавшие нападения русские города и селения почти не оказывали сопротивления. Все это вскружило литовским князьям головы. Хотя великий князь Миндовг разрешил своему воинству дойти только до Смоленска, а затем возвращаться назад, они нарушили свое обещание и двинулись вначале к Беженску.

Литовцы к городу подошли неожиданно к середине дня. Не теряя времени, князь Тутвилас, который взял командование над дружинами, распорядился сразу же идти на приступ городка.

Город в это время жил своей спокойной, размеренной жизнью: работали мастера, купцы торговали в лавках, работные люди занимались своим делом. Никто не подозревал, что над городом нависла беда, что очень скоро мирная жизнь прекратится, что снова польется русская кровушка, что множество женщин и девушек будут изнасилованы и взяты в плен, а мужчины, не готовые к бою, не смогут защитить свой город.

В этот день даже городские ворота были открыты, так как работные люди возили в город дрова и сено для лошадей. Никто не ожидал нападения.

Литовские воины свирепого вида, одетые в шкуры, на лошадях неожиданно появились у центральных ворот. Стражники, охранявшие ворота, уже поздно заметили врагов. Они попытались оказать сопротивление и закрыть дубовые ворота. Но вражеские воины тут же смяли их и подняли на копья. В город хлынула лавина литовских воинов. Они растекались по всему городу, не щадя никого, кто пытался оказать им хоть какое-то сопротивление.

В этот день в сопровождении дружинников великого князя Ярослава Михаил рано утром прибыл в город Беженск. Ворота города были закрыты, но как только Михаил, показывая грамоту, крикнул стражникам, что он от великого князя с грамотой к его сыну Александру Невскому, его тотчас же впустили и повели их к городскому старшине.

Городской старшина средних лет, широкоплечий, крепко сложенный, одетый в доспехи, опоясанный широким ремнем с железными бляшками, с пристегнутым на боку мечом, уже хлопотал на подворье, снаряжая куда-то небольшой отряд верховых дружинников.

Завидев гостей, старшина широко улыбнулся, обнажая ряд белых крепких зубов, подал руку Михаилу, сказал:

– Говорят, вы от самого Ярослава Всеволодовича, из поганой Орды, с грамотой.

Михаил, пожав сильную руку старшины, сказал:

– Зовут меня Михаилом Романовичем и послан я с грамотой к Александру Невскому.

– А меня называй Никитой Дмитриевичем, я здесь в городе старшина. Я вижу, вы устали с дороги и вам не до разговоров.

Никита, посмотрев вокруг, крикнул:

– Василь, подойди сюда!

Подошел молодой дружинник и спросил:

– Что кличешь-то, Никита Дмитриевич?

Указав на прибывших, старшина попросил:

– Ты вот что, Василь, отведи гонцов в гридницу, пусть они немного отдохнут.

Провожатый не спеша повел путников. Вскоре они пришли в просторное помещение с широкими лавками, застланными волчьими шкурами, и сообщил:

– Выбирайте любую лавку и отдыхайте. Когда выспитесь, приходите на подворье старшины.

Михаил и его спутники, не раздеваясь, легли на лавки и заснули крепким сном.

Снилась Михаилу его жена Анастасия. Одета она была в легкий голубой сарафан, с венком ромашек на голове. Стоят они среди большого луга с цветущими ромашками и голубыми колокольчиками.

Михаил наклонился к лицу жены и стал ее нежно целовать. Женщина улыбалась светлой улыбкой, обнажая белые, словно жемчужные, зубы. Им в это время было хорошо и радостно. Анастасия, оглянувшись, сказала: «А вон наши детки бегут». Михаил тоже оглянулся и увидел, что к ним бегут трое детей, веселых, радостных, и кричат: