Страница 2 из 19
Разин взял княжну на руки и, как ребенка, понес в шатер. Женщина была легкая, как пушинка. Она продолжала что-то говорить, осыпая поцелуями бороду и лицо Степана. Из слов княжны Разин понял, что она не хотела уходить со струга, потому что подумала, будто казаки хотят вернуть ее отцу, а она не хочет от него, атамана, уходить.
«Надо поговорить с есаулами: пусть бабу не трогают. И что они на нее ополчились? Каждый хочет за тебя кукарекнуть», – со злобой подумал атаман.
С княжной на руках проследовал он почти через весь стан в свой шатер. Казаки, приостановив работу, следили за атаманом: кто с понимающей улыбкой, кто ревниво, кто с завистью. А когда Разин скрылся в шатре, один из казаков в досаде сплюнул на землю, пробурчав: «Не гоже атаману баб по казацкому лагерю таскать», – и с остервенением снова взялся работать.
Стоящий рядом Леско Черкашин ответил казаку:
– А ты хочешь, чтобы батько тебя на руках носил да в плешину целовал! Сколько у тебя ясырок? – напористо спросил Леско.
– Четыре, – потупясь, ответил казак.
– Во, ребята, у него четыре ясырки! Погляди, коза, на свои глаза! А у батьки одна баба завелась, а он уже плюется! Пусть атаман потешится!
Казак махнул рукой и отошел подальше от Лески, чтобы больше не спорить. А Черкашин плюнул в досаде ему вслед, молвив:
– Ишь, судитель нашелся! Батьку оговаривать!
Подошел Фрол Минаев и поинтересовался:
– Что ты тут кричишь, Леско?
– Да вон тот про батьку нашего гутарит плохое, вздумал его оговаривать, – и показал на отошедшего казака.
Вглядевшись в казака, Фрол воскликнул:
– Это же Афанасий Козлов. Давненько я уже замечаю, что он атамана нашего всячески оговорить хочет!
Фрол решительно направился к Афанасию, решив все-таки выяснить с ним все до конца.
Завидев, что Фрол Минаев идет к нему, Козлов быстро попятился к берегу острова и юркнул в кусты.
– Стой! Стой! Козлов! – закричал Фрол Минаев и побежал туда, где скрылся Афанасий. Кинулся за убегающим, но кругом были непроходимые кусты и сухие высохшие сучья. Вдруг есаул услышал легкий всплеск воды у берега острова. Фрол побежал к берегу, но было уже поздно. Легкая лодочка отчалила от острова и стремительно помчалась в сторону Астрахани. Минаев выхватил из-за пояса пистолет, выстрелил вслед уплывающему. Но так как лодка была уже далеко, стрелок промахнулся, однако всполошил весь лагерь.
Где-то в глубине острова закричали: «Ребята! Стрельцы с боем идут!»
Фрол поспешил в лагерь, чтобы успокоить казаков. Когда он прибежал к шатру Разина, тот уже отдавал распоряжения есаулам, как вести оборону.
– Батько! – крикнул Фрол. – Напраслина это все! Нет стрельцов! Это я стрелял!
– Зачем зря палишь? – сердито, но с облегчением спросил атаман.
– Гад тут один на лодке в Астрахань убег. Хотел его пристрелить, да далеко уплыл. Не попал, – с сожалением ответил Фрол.
Степан пожурил Фрола, но к ночи распорядился выставить вокруг острова усиленный караул. Хоть и была у Разина царская грамота, но где-то в глубине души таились тревога и неверие в царское прощение.
2
Услышав выстрел, Афанасий Козлов, не оборачиваясь, что есть сил, стал грести к противоположному берегу. Расстояние быстро сокращалось. Уже перед астраханской пристанью Афанасий перевел дух, оглянулся, чтобы посмотреть, нет ли погони. Но сзади никого не было. На острове, где разбили казаки свой лагерь, стояла тишина. Козлов облегченно вздохнул, осмотрелся, обдумывая, куда же лучше причалить. На пристани кое-где еще находились небольшие кучки бедного люда, не спешившего по домам и надеявшегося, что кто-нибудь из казаков все-таки поплывет в город.
И когда от острова отошла лодка Козлова, многие обратили на нее внимание. Афанасий попытался причалить там, где нет людей. Это ему не удалось, так как, куда бы он ни направлял свое судно, туда и бежали астраханцы. В конце концов, Козлов решил причалить где придется и поплыл к пристани. Не успел он пристать к берегу, как тут же около него собралась толпа из работных, нищих и убогих. Люди плотно обступили казака, бесцеремонно его рассматривали, щупали одежду, оружие. Кто-то спросил: «Эй, казак, почему один приплыл? Где остальные?»
Козлов не знал, что ему ответить, и попытался вырваться из плотного кольца толпы, но его не выпускали, стараясь удержать, расспросить.
Наконец, казак сообразил, что надо делать. Он, приняв серьезный и решительный вид, резко сказал: «Геть, люди! Недосуг мне тут с вами. Атаман Степан Тимофеевич послал меня с делом. Дайте дорогу!» – и решительно направился к городу. Толпа расступилась, ничего больше не спрашивая у казака. Козлов сразу же направился к приказной палате. Ему нужно было встретиться с дьяком Игнатием, а затем и с воеводой астраханским по поручению войска Донского, чтобы вести тайный разговор. Взойдя на крыльцо приказной палаты, казак остановился в нерешительности. Вот из двери вышел стрелецкий сотник, и Афанасий обратился к нему:
– Скажи, служилый, где я смогу свидеться с дьяком Игнатием?
Сотник оглядел Козлова с ног до головы и спросил строго:
– А по какому делу?
– Надобно, служилый, по очень важному. Гонец я.
Сотник огляделся и, увидев проходящего мимо стрельца, крикнул:
– Эй, Гришка! Иди сюда!
Молодой человек рысцой подбежал к сотнику.
– Проводи этого человека к дьяку Игнатию.
Служивый быстро довел Афанасия до дома Игнатия, постучал в высокие тесовые ворота. Никто не открывал, только лаяли цепные псы. Но вот что-то забрякало, заскрежетало, ворота открылись, появился сам дьяк. Увидев стрельца и незнакомого человека, спросил:
– Что надобно?
Стрелец, поклонившись в пояс, ответил:
– К вам гонец.
Игнатий внимательно вгляделся в Афанасия, спросил:
– Из казаков, что ли?
– Из казаков, – ответил Козлов.
Дьяк, отослав стрельца, завел Афанасия во двор, усадил на деревянную скамейку, присел рядом, заговорил:
– Откуда же ты, казак?
– Из войска Степана Разина, но с делом от Корнилы Яковлева.
– Вот как! – изумился дьяк, внимательно оглядывая Козлова. – Я был у Разина по поручению атамана войска Донского, а вот сегодня пришлось бежать.
– Почему так?! – заинтересовался дьяк.
– Раскусили меня казаки, даже застрелить хотели, вот и пришлось спешно уходить. А теперь помоги мне, дьяк, укрыться от разинцев, так как завтра они придут в город и если меня найдут, то убьют.
– Не горюй, казак. Это мы устроим, – ответил Игнатий. – Ни один вор тебя не сыщет. А может, сегодня отправишься в Черкасск? Сейчас же сведу тебя с одним человеком. Очень надо ему с тобой поговорить. Жди меня здесь. Я сейчас, – и дьяк исчез в дверях своего дома. Вскоре он появился, сказав: – Наказал я своим дворовым, чтобы дело по хозяйству вели, видно, придется там задержаться.
Игнатий повел Козлова по городу. Вскоре они пришли к небольшому дому с высоким глухим забором. Дом утопал в саду. Уже поспевшие красные яблоки свисали с деревьев, распространяя приятный аромат.
Дьяк дал три коротких удара в тесовые ворота. Долго никто не открывал. Игнатий постучал еще громче; за забором, наконец, послышались шаркающие шаги. Ворота отворились, и пришедших впустил широкоплечий, с рыжей окладистой бородой мужик. Поклонившись Игнатию в пояс, сказал: «Пожалуйте в дом, хозяйка в горнице».
Дьяк и казак прошли в горницу, остановились при входе. В светлой комнате за большим столом сидели Анна Герлингер, Иван Семенович Прозоровский и Данило Романыч, брат хозяйки. Стол был накрыт богато. В центре стояли в серебряных вазах фрукты, печенье, в кубках – заморские вина, а в яндовах – резкие прохладные меды. Игнатий подошел к воеводе и зашептал ему что-то на ухо, то и дело показывая на Козлова, а тот, внимательно разглядывая казака, кивал головой. Выслушав дьяка, Прозоровский велел отвести сбежавшего разинца на кухню, накормить, сводить в баню, а затем пожелал с ним побеседовать.