Страница 16 из 19
Не имел в душе Данила вражды к Разину, наоборот, нравился ему атаман, но назад пути не было. Вздохнул полной грудью, поглядел вокруг, да и задержал от удивления дыхание. Из-за Переливного острова прямо к лодкам Парфена Шубина выплывали струги Степана Разина. Заметив разинцев, стрельцы в испуге заметались, попытались отчалить, но было поздно. Разинские лодки плотным полукольцом охватили стоянку Шубина.
Данило растерялся, не зная, что предпринять. Знал, что если казаки захватят его здесь, не миновать ему расправы. Выход был один: прыгать в воду и спасаться, пока не поздно.
Данило соскользнул со струга в воду и, набрав в легкие воздуха, глубоко нырнул, стал плыть под водой навстречу казацким лодкам. Казалось, время остановилось, и он плывет под водой целую вечность. Стало не хватать воздуха, но пловец упорно продолжал двигаться вперед. В ушах застучали молоточки, перед глазами поплыли разноцветные круги. Больше уже не оставалось сил. Данило все-таки сопротивлялся, не хотел всплывать, но нужен был воздух. Попытался еще плыть, а руки и ноги перестали слушаться, он стал медленно всплывать, отчаянно сопротивляясь, понимая, что еще рано. Вынырнув среди казацких лодок, судорожно стал глотать воздух, но тут сильный удар веслом по голове лишил его сознания.
Когда казацкие лодки пристали к берегу, с головного, атаманового струга в окружении ближних есаулов сошел Разин. Его хмурое лицо не предвещало ничего хорошего. Черные глаза атамана впились в вышедшего ему навстречу Парфена Шубина. Полуголова поклонился ему в пояс, поднес большой кубок с фряжским вином. Степан взял его в руки и резким движением выплеснул вино в лицо Парфену. Тот стоял с выпученными глазами, не говоря ни слова, как будто его не дорогим вином окатили, а холодной водой из ведра. Не дав опомниться стрелецкому начальнику, атаман крикнул:
– Да как ты смел держать в вонючих трюмах моих бывших товарищей – казаков, захваченных на Яике! Вели сейчас же выпустить всех на волю!
Парфен Шубин повалился в ноги перед атаманом:
– Не могу выпустить я их на волю, Степан Тимофеевич, хоть режь меня на куски. Велено мне доставить их для розыску в Москву, на то есть повеление государя нашего Алексея Михайловича!
Разин побагровел, закричал:
– Да я государя твоего знаешь где видел… – и, обратившись к есаулам, коротко приказал: – Посадить его в воду!
Разинцы мигом заломили руки полуголове, его сотнику и полусотникам. Простые же стрельцы стояли в стороне, даже не пытаясь защищать своих начальников.
– Стойте! Стойте! Степан Тимофеевич! Что же ты делаешь?! Побойся Бога и государя нашего! Мало тебе вольностей, которые ты натворил! – кричал Леонтий Плохой, подбегая к атаману.
Пока шли переговоры со стрелецким начальством, казаки уже выпустили колодников на берег реки. От всей этой серой, оборванной толпы с горящими, голодными глазами шел нехороший дух. Ослабевшие люди, гремя цепями, подошли к атаману.
– Ладно, полуголова, не буду я тебя в воду сажать и губить твоих начальных стрельцов, за то скажи спасибо вон ему, – и Разин указал пальцем на Леонтия Плохого. – Уважаю я его за доброту к людям и справедливость!
Степан отвернулся от полуголовы, пошел навстречу колодникам, отыскивая взглядом знакомые лица. Хоть и изменились до неузнаваемости его бывшие товарищи, все-таки среди них отыскал атаман Андрея Басыгина, обнял его, крепко расцеловал крест-накрест по русскому обычаю:
– Все же выжил! Выжил!
Ничего не мог сказать Андрей, в горле его что-то булькало, по грязным щекам текли слезы. Тут же подошли и другие колодники: Карпушка Тихий, Евсей Блохин, Андрей Чупыхин. Со всеми Степан расцеловался, приговаривая:
– Вот где нам довелось встретиться, ребята! Мы еще отомстим им за все, – и атаман погрозил пудовым кулаком в сторону Царицына.
Ослабевшие колодники долго стоять не могли, тут же садились наземь. Видя это, атаман обратился к ближним есаулам:
– Надобно колодников одеть, обуть, накормить вволю да определить по стругам. Пусть несколько дней отъедаются да вино пьют.
Не ждали разинцы распоряжения атамана. Они ужепотчевали бывших колодников снедью и вином. Сбивали с них цепи.
13
1 октября 1669 года разинцы подошли к Царицыну и в сопровождении Леонтия Плохого беспрепятственно вошли в город, расположившись по подворьям на отдых. Намахались казаки веслами против течения так, что у многих болели руки, а на ладонях вздулись кровавые мозоли. Не спешили они разгуляться по городу, поторговать товаром, а отлеживались, отдыхали, готовясь к дальней дороге на Дон.
Как только Ефросинья Русакова узнала, что разинцы вошли в город, решила разыскать атамана и узнать о своем возлюбленном. Заболело, заныло сердце у вдовы, не находила она себе места: «А вдруг знает атаман, где мой любимый?! Если бы был с казаками, как говорил Унковский, давно бы пришел ко мне! А его все нет и нет. Знать, судьба моего Петеньку далеко забросила, а может, и совсем сгинул?»
В один из осенних дней принарядилась Ефросинья и пошла разыскивать Разина. День выдался ясный, солнечный. С реки дул теплый ветер, принося запах рыбы. В городе царило оживление. То тут, то там шел оживленный торг, казаки сбывали привезенное из-за моря добро. Не скупясь, почти за бесценок, меняли дорогие вещи на снедь и вино.
Вот стоит могучий казак, чернобородый, в неописуемых, широченных, шитых из заморской ткани шароварах, с кривой саблей на боку. Подкручивая усы и подмигивая женщинам, зазывает покупателей:
– Кому заморскую камку?! Кому заморский ковер?! Подходите, женки и купцы, – отдаю почти за так! – казак делает жест в сторону товаров, лежащих на пожелтевшей траве. Здесь переливчатая парча, пестрые восточные ткани, несколько рытных ковров, дорогая посуда.
Ефросиньюшку одолело любопытство, ей захотелось взглянуть на все это богатство поближе. Она несмело подошла к казаку, с интересом стала разглядывать товар.
Заметив красивую женщину, казак лихо подкрутил усы, подмигнул Ефросинье:
– А тебе, красавица, за так отдам, коли в гости пригласишь!
Женщина засмущалась, попятилась от казака и быстро зашагала вдоль улицы. Кругом суетился народ. Крамарки, лавочники с вином и разными товарами зазывали казаков, зная, что можно у них поживиться, так как разинцы расплачивались щедро, не торгуясь.
Упокосившихся ворот одного из подворьев стоят двое: один – казак, а другой – ярыга. Между ними происходит такой разговор:
– Видно, казачки, немало барахла притащили вы из-за моря, раз так богатством раскидываетесь, – с завистью говорил ярыга – худой, с всклокоченными волосами, оборванный.
– Немало, – коротко подтвердил казак, тяготясь расспросами.
– А еще атаман ваш не собирается в поход за море? Может, и меня возьмет? Я хоть саблей владеть не умею, но зато дубинкой или палкой какой дерусь славно.
Уже немолодой казак, с глубоким шрамом на щеке, измерив мужика глазами с ног до головы, ответил:
– Если хочешь с нами казаковать, сходи к Степану Тимофеевичу и попросись, может, и возьмет.
Ярыга радостно заулыбался:
– А можно сейчас?
– Можно!
– А где же атаман ваш? На каком подворье стоит?
Казак еще раз внимательно оглядел ярыгу, стал рассказывать, где живет Разин.
– Пойдешь по этой улице и, как она кончится, там подворье Естифея Федина. У него-то и остановился наш атаман.
– Тогда я пойду, может, атаман примет меня в казаки, – заспешил ярыга.
Ефросиньюшка, слышавшая этот разговор, пошла за ярыгой следом: действительно, в конце улицы в одном из подворий вертелось множество казаков и горожан – сразу было видно, что здесь живет атаман.
Не заходя во двор, Ефросинья Русакова остановилась и стала внимательно рассматривать людей. Но как определить, кто из них атаман, она не знала. Многие казаки были одеты богато, ходили по двору не спеша, важно, придерживая рукой кривую саблю. Тогда женщина решила спросить у проходящего казака: