Молчи, терпи

И вот сейчас, когда было решено, что Катерина попросту бежала от надоевшей ей скучной жизни, можно было провести столь желанную церемонию. Чтобы не раздувать скандала, Фридрих решил сообщить, что Катерина больна, и отправилась к родителям на продолжительное лечение. Позже он, конечно же, объявит о ее кончине, сославшись на долгую и изнурительную болезнь, но сейчас… Сейчас король стоял чуть поодаль от младшего сына и светился от распирающей его гордости.

– Клянусь не поднимать руки на не заслужившего этого слугу, клянусь слушаться просьб подданных своих и исполнять их по мере возможностей, – твердил он, глядя на толпу разношерстных аристократов.

И люди снимали шляпы.

С любопытством, с огнем интереса в глазах. Эльза стояла молча, опустив очи к полу. Она тоже слушала, как слова Джека царапают раскаленный воздух. Девушка иногда глядела в сторону Тандо, который явно скучал от долгих разговоров, от нудного собрания взрослых, от речи, которую он не мог понять.

Вильгельм повторял слова за Джеком. Про себя, конечно, только так, чтобы никому не помешать. Тонкие губы вяло двигались, повторяя слова нового короля. Эльза молчала. Молчала… Благо, ей сегодня не нужно говорить перед людьми. Не нужно обращаться к внимающей толпе.

– Клянусь! – наконец закончил Джек.

Толпа местных аристократов, самых богатых торговцев, купцов и мелких предпринимателей, разношерстные дельцы, да и вся элита Эренделла, собранная в зале, преклонили колени. Джек, на чьей голове красовалась яркая золотая корона, улыбался. Только губы его странно кривились, а в глазах не было ни искр, ни, казалось, отражения… Они точно стали матовыми.

Толпа улыбалась. Все, словно один живой человек… Все, словно бездушная государственная машина, словно часть интерьера, бездушная мебель. И Эльза, слышавшая аплодисменты, Эльза, смотрящая на действо с высоты своего пьедестала, хотела крикнуть в толпу: «Идиоты! Идиоты… Да вы же кланяетесь убийце!»

А меж тем, Джек давно уже стал убийцей. Он прошел через войну, служил в рядах армии, и глупо было думать, что оружие его ни разу не убило солдата чужой страны. Пока толпа рукоплескала, Эльза думала о том, как ей свыкнуться с волнующей мыслью.

Джек спустился вниз, к толпе, и Эльза со всей королевской семьей последовала за ним. Анна и Кристофф, стоявшие по другую руку от супруга, нагнали Эльзу. Животик у Анны уже начинал расти, но никто из дворцовых слуг еще не мог с точностью сказать, что девушка ждет ребенка. Служанки, любившие ее слишком сильно, хотели бы поздравить девушку, но ждали, когда будут уверены в том, что за Анну можно порадоваться.

– Как чудесно все прошло, – улыбаясь, произнесла Анна. – И какой у Джека костюм! Ох… Наверное, теперь его нужно будет звать – Его Высочество?

– Лучше узнать у него самого, – ответила Эльза.

Она понятия не имела, как его звать.

Кристофф, в отличие от своей менее проницательной супруги, замечал напряжение между Эльзой и Джеком. Он, неразговорчивый по природе, старался не лезть в душу королевы, и молча сочувствовал ее несчастью. Должно быть, в аристократических семьях холодность – явление не такое уж и редкое.

Анна и Кристофф отстали, выслушивая поздравление пожилой дамы. До Эльзы долетал ее трясущийся голос, обрывки затертых фраз: «Великий день… После стольких лет мы находим сильного правителя… Могучая мужская рука… Как же наш король красив, право слово». Со всех сторон, с каждого края… Одни и те же слова, та же болтовня, что всюду на подобных празднествах.

Наконец слуги распахнули двери, и толпа ринулась в зал. Столы, накрытые к их приходу, уже ждали. Множество блюд оказалось в расположении гостей, и голодные мужчины, женщины и дети стройной рекой расплылись вокруг них. Торта не было, но пирожные рядами украшали все столы. Мяса на столе тоже почти не было, но рыба разных пород, видов, разных размеров… Сколько ее?

Правда, не все хотели есть. Тандо, любивший сладости, как любой малыш, все же не притронулся к шоколаду и к пирожным. Эльза смотрела за тем, как Джек улыбается своим немногочисленным родственникам, пытаясь разделить с ними свою радость. Королева не подумала о том, что Джек притворяется, что на самом-то деле в его душе сейчас бушует та же буря.

– Попробуй, Тандо, – хриплым голосом произнес Бертрам. – Джек заказал их для тебя. Манго, ананас и кокос, – говорил он, протягивая сыну рыжевато-желтое пирожное с шоколадной крошкой.

– Не хочу, – отмахнулся ребенок.

В его глазах все еще стояли слезы.

Конечно, мальчишка не решался плакать на виду у всех. Мать вколотила в его голову понятие о мужской гордости, о чести и благородстве его происхождения. Должно быть, ее громкий, слегка хрипловатый голос, читающий бесконечные морали, к которым сама Катерина не прислушивалась, удерживал ребенка от необдуманных поступков, от громких истерик и визгов.

Джек, окруженный толпой, не мог пробраться к любимой супруге. Она остановилась не так далеко, чтобы слышать направление разговора. Эльзе тоже не хотелось есть, хотя угощения и выглядели очень аппетитно.

– И что же? – спросила старушка короля. – Смеем ли мы рассчитывать на вина собственного приготовления?

– Собственного приготовления? Не думаю… Разве что из овечьей шерсти, – ответил Джек. – Но мед наш обязан стать самым бодрящим.

Старушка рассмеялась, и рот ее, полный гнилых пеньков – зубов, исказился. Королева осторожно подалась вперед. Так, чтобы не оказаться втянутой в беседу, но и не пропустить ни слова. Кожа ее стала еще белее, а волосы, стянутые в тугую аккуратную прическу напоминали бесцветную паутину… Увидеть королеву в пестрой толпе – непростая задача, с которой мало кто мог справиться.

– А что Вы намерены сделать со своей долей наследства, Ваше Высочество? – осведомился высокий мужчина. – Я слышал, будто Вам отошла значительная часть Тропических Лесов.

– О, не только… – признался Джек. – Да, у меня есть большие планы на все мои земли, и для их реализации мне понадобятся только мои подданные.

– Но все ли удостоятся чести – помогать своему новому королю? – спросила все та же любопытная старушка.