Полночный прилив

– Его, – сказал Фир. – Они убили нашего бога.

– Кто? – резко спросил Трулл.

– Все они. Старшие боги. И элейнты. Старшие боги разжижили кровь в жилах элейнтов. Драконы произвели отпрыска неописуемо ужасного, чтобы выследить и затравить Скабандари Кровавого глаза. И Отец Тень был повержен. Старшая богиня по имени Кильмандарос разбила его череп. А для духа Кровавого глаза создали тюрьму вечной боли, безмерных мучений, которые будут длиться, пока не исчезнет сама Бездна. Ханнан Мосаг хочет отомстить за нашего бога.

Трулл нахмурился.

– Старшие боги ушли, Фир. Как и элейнты. У Ханнана Мосага в руках шесть племен тисте эдур и фрагменты пути.

– Четыреста двадцать с лишним тысяч эдур, – сказал Рулад. – При всех наших бесконечных поисках мы не обнаружили родичей среди фрагментов Куральд Эмурланн. Фир, Ханнан Мосаг видит темные мысли насквозь. Одно дело потрясти летери, вызвав демонов, а если надо, то и с помощью железных клинков. Но теперь мы начнем войну против всех богов этого мира?

Фир медленно кивнул.

– Вы здесь, – сказал он братьям, – и вы слышали то, что известно. Я рассказал не для того, чтобы вы встали на колено и превозносили имя колдуна-короля. Он жаждет силы, братья. Ему нужна сила – и не важны ни ее источник, ни оборотные стороны.

– Ты говоришь, как изменник, – сказал Рулад, и Трулл расслышал странный восторг в голосе брата.

– Правда? – спросил Фир. – Ханнан Мосаг поручил нам совершить опасное путешествие. Добыть дар. И доставить ему. Чей дар, братья?

– Мы не можем отказаться, – покачал головой Трулл. – Он просто пошлет других вместо нас. А нас ждет ссылка или что похуже.

– Конечно, мы не откажемся, Трулл. Но мы не пойдем, как слепые старцы.

– А Бинадас? – спросил Рулад. – Что ему известно об этом?

– Все, – ответил Фир. – Может быть, даже больше, чем известно Урут.

Трулл снова взглянул на заплесневелый череп дракона на дне ямы.

– Почему ты уверен, что это Скабандари Кровавый глаз?

– Потому что череп принесли сюда вдовы. Знание передается из поколения в поколение женщинами.

– А Ханнан Мосаг?

– Урут знает, что он был здесь. Как он обнаружил правду, остается загадкой. Урут никогда не рассказала бы обо всем мне и Бинадасу, если бы не отчаяние. Колдун-король стремится к смертельной силе. Грязны ли его помыслы? Если не были грязны раньше, то сейчас – да.

Трулл продолжал смотреть на череп. Тупая, жестокая казнь – бронированным кулаком.

– Будем надеяться, – прошептал он, – что Старшие боги действительно ушли.

Глава четвертая

Нереки считали тисте эдур потомками демонов. В крови у них пепел, пятнающий кожу, а в глазах можно увидеть старость мира, угасание солнца и грубую кожу самой ночи.

Когда воин хиротов по имени Бинадас подошел к нерекам, они запричитали, принялись колотить себя по лицу и груди и повалились на колени.

Бурук Бледный подскочил к ним и начал осыпать проклятиями, но нереки словно оглохли. В конце концов торговец повернулся к Сэрен Педак и Халлу Беддикту и захохотал.

Халл нахмурился.

– Это пройдет, Бурук.

– Правда? А весь мир – тоже пройдет? Как смертельный ветер, уносящий наши жизни, словно пыль? Только чтобы застыть, мертво и бессмысленно – и унять весь это безумный галоп, лишенный смысла? Ха! Надо было нанимать фараэдов!

Сэрен Педак внимательно смотрела на приближающегося тисте эдур. Охотник. Убийца. Видимо, из тех, кто умеет подолгу молчать. Бинадаса вполне можно представить у костра в глуши рядом с Халлом Беддиктом. За весь вечер, ночь и следующее утро они обменяются лишь полудюжиной слов. Что лишь скрепит, подозревала Сэрен, бездонную дружбу. Эта мужская загадка всегда сложна для женщин. Когда молчание соединяет пути. Когда несколько незначительных слов связывают души невыразимым пониманием. Эти связи она чувствовала, даже видела сама, но всегда оставалась вовне. Озадаченная, расстроенная и почти неверящая.

Связь между женщинами строится словами. Жесты, выражение лица – все помогает соткать гобелен, который, как ясно любой женщине, может быть порван только одним способом – злобным усилием. Дружба между женщинами знает лишь одного врага – злобу.

Поэтому чем больше слов, тем крепче ткань дружбы.

Сэрен Педак большую часть жизни прожила в обществе мужчин, и теперь, появляясь изредка в своем доме в Летерасе, она ловила на себе тяжелые взгляды знакомых женщин. Как будто ее выбор ставил под сомнение ее верность, вызывал подозрение. И в обществе женщин она начала ощущать какую-то неловкость. Они ткали другими нитками, на других станках, не в ее ритме. Среди них она ощущала себя неуклюжей и грубой, в западне собственной тишины.

И вот ответ – бегство от города, от своего прошлого. От женщин.

Сейчас, в краткий миг, при встрече двух мужчин, небрежно приветствовавших друг друга, ее откинули – почти буквально – и отвергли. Они были здесь, на этой земле, на той же тропе с камнями и деревьями, но словно в ином мире.

Можно, конечно, презрительно фыркнуть и сделать вывод, что мужчины примитивны. Можно поспорить: будь они незнакомцами, уже ходили бы кругами, обнюхивая друг друга под хвостом. Заманчивый вывод – он отметает все сложности, предлагает удобные обобщения. Но встреча двух мужчин, которые дружат, разрушает обобщения, неизбежно вызывая у женщины гнев.

И, как ни странно, злобное желание встать между ними.

На галечном берегу мужчина смотрит и видит камень, потом другой, потом третий. А женщина смотрит и видит… камни. И даже это упрощение: мужчина – число единственное, женщины – множественное. Наверное, в каждом из нас есть и то и другое.

Мы только не хотим в этом сознаться.

Эдур был выше Халла. Коричневые волосы заплетены косичками в палец длиной. Глаза цвета мокрого песка. Кожа цвета грязного пепла. Юные черты узкого лица, большой рот.

Сэрен Педак знала имя Сэнгара. И, похоже, видела его родственников в делегациях, с которыми общалась при трех официальных визитах в племя Ханнана Мосага.

– Воин хиротов! – Буруку Бледному пришлось повысить голос, чтобы перекричать вой нереков. – Приветствую тебя как гостя. Я…

– Я знаю, кто ты, – ответил Бинадас.

Голоса нереков стихли; слышны были только стон ветра над тропой и несмолкаемое журчание воды, текущей с ледников.

– Я везу хиротам, – продолжил Бурук, – железные заготовки…

– Он хочет проверить, – прервал Халл Беддикт, – крепок ли лед.

– Сезон сменился, – ответил Бинадас Халлу. – Лед покрылся трещинами. На лежбище тюленей напали браконьеры. Ханнан Мосаг ждет ответа.

Сэрен Педак подошла к торговцу, изучила лицо Бурука Бледного. От алкоголя, белого нектара и резкого ветра на бледной коже носа и щек набухли кровеносные сосуды. Затуманенные глаза покраснели. Он даже не отреагировал на слова эдур.

– Печально. К сожалению, среди моих собратьев-торговцев есть такие, кто предпочитает забыть о договорах. Золото манит. Такому зову никто не в силах противостоять.

– Как и жажде мести, – сказал Бинадас.

Бурук кивнул.

– Верно, все долги должны быть оплачены.

Халл Беддикт фыркнул.

– Золото и кровь – не одно и то же.

– Разве? – удивился Бурук. – Воин хиротов, я представляю тех, кто придерживается и намерен придерживаться заключенных договоров. Увы, Летер – зверь о многих головах. И за наиболее жадными будет обеспечен строгий контроль в союзе – между эдур и теми летерийцами, кто держит слово, объединяющее наши народы.

Бинадас отвернулся.

– Прибереги речи для колдуна-короля, – сказал он. – Я провожу вас до деревни. Это все, что нам нужно знать.

Пожав плечами, Бурук Бледный направился в свой фургон.