Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 1 из 4

От скриптора

Тексты, которые ты держишь в руках, этот бесконечный черно-белый лабиринт, где теряется всякая самотождественность, не могут быть инкриминированы какому-то определенному лицу. Их автор, если таковой и существовал на просторах мироздания, давно умер, и его начатый труд завершили время, общественное сознание и коллективное бессознательное, так что теперь они скорее мифы или легенды, которые, как ты знаешь, очень любили рассказывать друг другу эллины, сидя у домашнего очага долгими зимними эллинскими вечерами.

Видимо, такова участь большинства текстов, что возникает и исчезает в нашу неспокойную эпоху – переживать свою молодость, уподобляясь тому, что предшествовало им в веках. Единственное отличие теперь в том, что домашний очаг ныне – прерогатива или очень богатых, которые могут позволить себе камин в своем холостяцком особняке, или очень бедных, что коротают свои вечера около пылающих мусорных баков. А нам с тобой, несуществующему среднему классу, лишь изредка выпадает удача видеть воочию горячие языки пламени – в те редкие случаи, когда мы собираемся вместе у костра посреди ночного леса под необъятным и тревожным звездным небом, таким же древним, как и мы сами.

Так что не думай о нарративной инстанции. Считай, что эти истории, наивозможнейшие в нашем наивозможнейшем из миров, ты услышал в одну из таких ночей, сидя с друзьями вокруг костра, когда выпито еще слишком мало для того, чтобы кто-то, преодолев застенчивость, взял в руки гитару, но уже достаточно, чтобы нестерпимо захотелось поговорить о наболевшем. И ты, конечно, великодушно простишь рассказчику, если он что-то забыл или перепутал, потому что был немного пьян, или что-то прибавил от себя из желания понравиться – ты знаешь, кому.

Привет.

Не задавай лишних вопросов

Эту самую поучительную историю из тех, что вообще возможны, сообщил нам как-то в один из теплых и ясных сентябрьских вечеров проводник Смирнов. В тот раз мы сидели у меня на даче за большим некрашеным столом под желтыми яблонями и за бутылью вишневого вина обсуждали древнюю как мир проблему навязчивых страхов. Вопрос стоял в том, чтобы решить дилемму: должны ли навязчивые страхи, да и вообще многие неприятные эпизоды нашей небезгрешной жизни, вытесняться из памяти для того, чтобы забыть о них и не портить себе нервы, или же мы должны пытаться осознать их корни и причины и затем включить их в свое дальнейшее существование как вполне понятную и объяснимую вещь. И вот тогда в качестве разящего как меч аргумента проводник Смирнов привел свою историю. Он сказал нам следующее.

«Вы знаете, господа, в этом мире мне довелось увидеть и пережить многое, так что скажу вам без лишней скромности, что мало осталось вещей, которых бы я по-настоящему боялся. По-правде говоря, по-настоящему меня пугают всего две вещи. Первая – это предстоящая смерть. Смерти я боюсь с самого детства, и говорить об этом страхе мне, как, наверно и вам, слишком мучительно, и вытеснить навсегда его нереально, а осознать его корни – неподвластно человеческому рассудку. А второе – это зомби, которых я стал бояться совсем недавно, после моей последней встречи с Хосе Антонио Эбанисто, одним бывшим летчиком кубинских авиалиний. Познакомились мы с ним давно, в те счастливые времена расцвета советско-кубинской дружбы, когда я был еще молод, полон сил и энергии, и все у нас получалось. И вот, спустя много лет я встречаю моего дорогого Хосе Антонио в Москве. Конечно, мы оба довольно состарились с тех пор, и здесь ничего не попишешь, но все-таки меня неприятно задело его высохшее лицо, и, главное, его тревожный пристальный взгляд, обращенный ко мне, словно он был не всегда уверен, понимаю ли я его. К моему сожалению, я понимал его настолько глубоко, что продолжаю понимать и сейчас, мои милые друзья. За парой банок «Ягуара», пока мы гуляли, любуясь обновленной столицей, он рассказал мне свою историю. Это история любви.

Знакомство их состоялось достаточно давно, и в их встрече не было абсолютно ничего романтического: она работала стюардессой на его самолете, и все случилось как-то само собой, как оно обычно и бывает. Мне посчастливилось видеть ее пару раз, и это было что-то. Я не буду называть ее имени, вы поймете потом, почему. Эта девушка, а она была на одиннадцать лет моложе Хосе Антонио, она была самая красивая девушка в городе, она была там лучшая. Казалось, ее выразительное тело состояло из особой текучей субстанции – она никогда не бывала одинаковой, и глаза ее, только сейчас еще самые блудливые на планете, через секунду становились точно легированная сталь. Только вы не подумайте, что она была как жидкий робот из Терминатора-2. Просто вот, например, сейчас она горяча и подвижна, словно плазма, и говорит всякие глупости, но вдруг какая-то мысль приходит ей в голову, и она становится холодна и недоступна, и вопрос, который собирался ей задать, будто примерзает к глотке. А затем она могла сделать что угодно: заорать в полный голос любимую песню или предложить всем поехать кататься к побережью. Короче, Хосе Антонио был в полном восторге, он выглядел помолодевшим ровно на одиннадцать лет, и глаза его светились, как бриллианты.

Конечно, страсть их была настолько безмерна, что многие соседи по дому смогли навсегда избавиться от ночного храпа, и даже сам Хосе Антонио начинал понемногу утомляться такой любовью, но нельзя также и сказать, что у них там все было гладко, и счастье их длилось всего два месяца. Он был ревнив, как и большинство людей его породы, и лишь строгие порядки Фиделя помешали ему несколько раз устроить поножовщину, а стиль ее поведения, скажу я вам, очень и очень провоцировал мужчин, хотя, возможно, это была вовсе и не ее вина. Она же, в свою очередь, была своевольна, она знала себе цену и могла позволить себе все что угодно, любую выходку или каприз, отправиться вместе с ним в баре в мужской сортир или затеять драку. Конечно, потом были скандалы. Сумасшедший дом, скажу я вам, но, уверен, со временем бы все уладилось, они бы поженились и завели бы себе целую кучу детей и внуков, как это у них там полагается. Но случилось иначе.

Однажды они отдыхали в баре в небольшой компании, и, после изрядно выпитого, ей ни с того ни с сего захотелось вдруг станцевать специально для Хосе Антонио стриптиз прямо на их столике. Конечно, Хосе Антонио никак не мог позволить любимой сделать этого, учитывая коммунистический режим Кастро и темперамент местного населения, однако же она проигнорировала все возможные доводы, которые показались ей малоубедительными, взобралась на столик, и даже успела снять лифчик. И тогда он вдруг силой столкнул девушку вниз и наотмашь ударил по лицу. Она молча поднялась, развернулась и топлесс покинула заведение. Он остался, заказал себе бутылку и, только допив ее в одиночестве, пошел домой, обдумывая слова, которые будет говорить.

Он застал ее дома, голой в постели с недопитой бутылкой рома в руке. Говорят, у кубинцев ром в крови с детства. Однако всегда есть грань, за которой вещи изменяют своей сущности. Есть грань, за которой железо уже не ранит. Есть грань, за которой трава уже не вставляет. Есть грань, за которой носки уже не воняют. Возможно, где-то есть грань, за которой грани уже не грани… Короче, она перешла свою грань, и хотя ее организм был молодым и необычайно крепким, все же у нее было нежное женское сердце, которое сломалось о такую грань. Хосе Антонио пришел к остывающему трупу, который еще недавно был самым соблазнительным телом в городе. Единственное, что ему оставалось, так это взять из холодильника еще бутылку рома, лечь рядом и пить до самого утра.

Когда над Гаваной взошло солнце, Хосе Антонио пришла в голову идея. Вместо того чтобы вызвать коронера, он сделал несколько звонков знакомым, обложил тело любимой со всех сторон мороженой рыбой и в тот же день отправил контрабандой на Гаити. Такое можно было сделать и тогда, если у тебя есть хорошие друзья и немного денег. Сам же он смог попасть на Гаити только спустя несколько месяцев, и одному Богу ведомо, где провело все это время несчастное тело девушки. Впрочем, когда Хосе Антонио доставил тело местным вудуистским жрецам, оно выглядело по-прежнему привлекательно и даже, на чей-нибудь вкус, сексуально. Не знаю, сколько мудрецы взяли за свою работу, и как долго совершали они свои таинственные обряды, но в итоге, к огромной радости Хосе Антонио, из тела его девушки сделали превосходного зомби. В тот же день они вернулись на Кубу.