Неповиновение

Закрываю глаза, снимаю очки…

…«Товарищ Бабель, что вы хотите сказать по делу?» – спросил судья. На суд я опоздал. Представители общественности института, в котором я работал, уже были в зале. Я поднимался по лестнице какого-то старинного особняка, в котором был суд, и видел, что они совещались на лестничной площадке – судья и прокурорша, они не предполагали о такой встрече и внимательно изучали меня. Наверное, обсуждали формулировочку моего увольнения. А я дурак, и знаю, и видел, а ответил, что не виновен…

Вдруг услышал рядом с моим лицом обращение ко мне справа от защиты: «Михаэль!» и слева от прокуратуры: «господин!».

Но больше не обращались и я ничего не слышал.

Если долго сидеть с закрытыми глазами, то потом как будто просыпаешься. Про очки забыл. Сонными глазами увидел в светлом пятне окна силуэт судьи. Наверное, ей интересно смотреть на меня – такое не каждый день. Разглядел паспорт возле себя на лавке, нащупал его забрать. Напяливал очки, долго устраивал их к глазам. Медленно поднимался, опираясь на лавку. Ничего интересного – смех и только.

В коридоре тоже смех – стоял с «защитой».

Адвокатша поинтересовалась, что же я слышал.

Ничего не слышал.

Её подруга сказала, что будет психиатр.

Не пойду, хорохорился я и не показывал виду, что страшно испугался, на какую высоту меня заносит. Ведь если так пойдёт, то окажусь ближневосточным узником совести. И буду в одном ряду со знаменитым дальневосточным узником совести, который приезжает сюда, а меня пошлют туда.

Ещё сказала, что они приведут сами, и спросила, были ли у меня психиатрические проверки раньше. Ответил, что в той кэгэбэшне у меня такого не было, а эта кэгэбэшня более изощрённая.

Вдруг дёрнулся, как сумасшедший: «Так я могу бежать к жене!» «Защита» согласно закивала. И я полетел по лестнице вниз к Любимой. Показывал неплохую спортивную подготовку и что коленки не дрожат.

В автобусе – на привычное заднее место оценить ход товарища кэгэбэ.

Протокол

Защита: Есть проблема, что обвиняемый не соучаствует с нами, он декларирует ясно, что он не заинтересован в представительстве, вопреки тому, что объяснено ему не раз, что можно сегодня закрыть дело, а без соучастия с его стороны это дело проблемное.

Предпочтительно, что обвиняемый объяснит суду, что он хочет, а если не будет выбора, попрошу освободить меня от представительства, не могу действовать против ясно выраженного желания.

Суд: Обвиняемый закрывает глаза и не отвечает на обращение к нему по имени.

Прокуратура: Я не знаю, полезно освобождение от представительства, отсрочка не на пользу, мы просим не отсрочить «дело».

Суд объясняет обвиняемому отказаться от посылания суду написанных материалов.

Защита: Я уверена, что есть проблема более того. Может быть, есть необходимость в психиатрической проверке и проверить, какое душевное состояние обвиняемого.

Суд: На вопрос суда: есть ли у обвиняемого отклик по делу рекомендации специалиста, обвиняемый закрывает глаза, не реагирует, не отвечает на вопрос.

Решение

Приглашается областной психиатр приготовить рекомендацию специалиста относительно обвиняемого. <…> Заседание назначается на 17.1.2006 в 13:30. Дано сегодня 11.12. 2005 в присутствии сторон. Судья <>.

(Так!)

Первая оценка:

Дело закрыто из-за отсутствия вины, устраивают погром у закрытой двери невиновного, продолжают судить невиновного, подключают защиту, на которую невиновный не давал согласия. И защита приглашает психиатра к невиновному.

Твой ход, товарищ… э-э… минуточку.

А чего это вдруг Могилевский Евгений фикстулит передо мной на велосипеде в районе тесных улочек, где никакого транспорта, даже трёхколёсного для малолеток? Выезжает из боковой улочки с крутым поворотом в мою сторону. И на транспорте не по возрасту, и тяжёл сам, и трудно держит равновесие, а уже здоровается кивком головы. Значит, знал, кто за поворотом! Вот я не знал, кто за углом, поэтому ничего не соображаю. Только когда он кивнул, тогда-то и понял, что за встреча. И только смог вслед ему хохотнуть специально громко, не оборачиваясь.

Демонстрация благополучия?

Подготовка ко второму покушению?

Подставка под руку, которая чешется?

И ещё сто вариантов.

У меня вариант один – писать.

Твой ход, товарищ кэгэбэ.

Рассказ 8

Позвонил человек и сказал, что праведник из Европы прислал мне две тысячи шекелей, предложил встретиться и получить. Сказал ему, что деньги не возьму. Он настаивал, а я выключил телефон. Тогда он пришёл шумно, говорил громко о праведнике из Европы, впихнул в меня конверт с деньгами и ушёл. Месяц торчал конверт между папками сбоку от компьютера. Мы к нему не притрагивались. Пустил эти деньги на выпуск книг. И Амиэль, который прислал, и Авив, который передал, испарились. Успел ухватить их телефон. Чтобы всю жизнь помнить.

Учил Учитель: «Помни добро, которое кто-то тебе сделал когда-то. Совсем маленькое. А теперь не может: состарился или обеднел. Всю жизнь помни».

Три рава, каждый в отдельности, позвонили мне. У них есть организация помощи попавшим в беду. Один из них знает меня и поведал, что им удалось кое-кому помочь.

Я не обрадовался, потому что не считаю, что попал в беду. Поэтому и в помощи не нуждаюсь. Но не люблю обижать людей. Не отверг предложение встретиться, а предложил им сначала прочесть, о чём пишу, чтобы знать обо мне. Передал им три комплекта книг и очень надеялся, что после прочитанного, они оставят меня. Надежда имела основание: в двух магазинах, которые действуют под наблюдением рабаним, не принимают к продаже мою трилогию. Надежда превзошла мои ожидания. Даже не позвонили.

Но, а как с «евреем в беде»? Но, а как знаменитое: «не обещай понапрасну»?

Учил Учитель: «Не обещай, а сделай».

Однажды я пожаловался Учителю на нескольких рабаним, что оставили еврея в беде, в которой уже нельзя было помочь, она разрослась в горе. Жалоба была не пустая – это был вопрос о том, как мы сегодня живём. Учитель смотрел на меня серьёзно. Он очень сожалел, что я не обратился к нему. А я не мог себе этого позволить из-за его здоровья. Учитель заверил меня, что он сделал бы то, что не сделали эти рабаним.

Одной болезной, которую Учитель знал давно, показалось, что есть жених и для неё. Попросил Учителя благословить её. Он был плох, проводил уроки дома. Учитель поднялся со стула. Ученики уставились на него. И с дрожью в теле и голосе и со слезами в глазах сказал: «Я был счастлив, когда недавно моя внучка вышла замуж. А сегодня – счастлив больше».

Легко сказать: бояться Б-га. В моей жизни знаю лишь одного Учителя, который боялся только Б-га.

Ни одной демонстрации не запретил. Требовал одно: не задираться с полицией.

Передал мне слова, сказанные ему тоже большим равом: «Эти могут всё – даже такое, чего ты не можешь себе представить».

Когда Учителя не стало, нашлась сразу вдруг (не вдруг!) в моих бумагах его старая записка на листке из тетради в клетку: «Дорогой Миша! Я скоро приду. Зильбер». Приклеил её за стеклом дверцы книжного шкафа. Любимая сразу увидела. Испугалась. «Как придёт?» – тихо спросила. Чтобы не пугать её, приклеил к компьютеру. Навсегда – перед глазами. Много проплакал, глядя на дорогой корявый почерк, а слёзы всё те же – горькие.

Твой ход, товарищ кэгэбэ.

Рассказ 9

Первой отказалась со мной работать машинистка, которую попросил отпечатать на иврите письмо-листовку "Советским диктаторам".

Машинистка сказала, что такое печатать не будет.

Давно это было, тогда печатали на машинках.

Последним отказался Йёэль, этот редактор моего иврита, жил недалеко от Стены плача. По этой причине я всегда спешил к нему, даже если и не опаздывал, – ноги сами несут ближе к святости. Раз он спросил, почему я не опаздываю, тогда у меня не было этого ответа о святости, так брякнул что-то о своей пунктуальности.