Жуки Момбасы

Сергей прошёл через проходную несколько позже и, оказавшись на территории контейнерного терминала, обратил внимание на одинокую фигуру метров за сто впереди. Фигура, покачиваясь, медленно перемещала себя вдоль кромки причальной линии в зоне света от фонарей. Подойдя ближе, Сергей узнал судового электрика со своего теплохода:

– Привет, Кеш, – сказал он, поравнявшись с товарищем, – Куда ходил?

Иннокентий повернулся на голос. Глаза его были полны слёз:

– Серёга, представляешь, они мне водку не продали…

– В каком смысле? Денег не хватило?

– При чем здесь деньги? Денег …во!– и Кеша выгреб из кармана несколько смятых купюр,– Мне не продали. Говорят, что молодой очень.

– Так показал бы документ какой.

Кеша, по-детски, кулаком тёр глаза и всхлипывал:

– Да, они тоже сказали, чтобы паспорт показал. Я показал. А они говорят: «Иди мальчик домой, паспорт папе отдай и усы отклей». Сволочи. Смотри, – он раскрыл паспорт и стал совать его под нос Сергею, – тридцать два года…вот. А тут (он перевернул страницы)… видишь штампики? – двое детей…Сын уже в школу ходит…

– Кеша, да ладно тебе. Успокойся.

– Серый, ты мне скажи, – Кеша пьяными глазами преданно смотрел в лицо собеседника, – я что, не могу водку купить? Почему мне не продают?

Сергей, хоть и знал внешность Иннокентия очень хорошо, но ещё раз внимательно на него посмотрел: рост – чуть выше полутора метров, размер плеч – ну от силы сорок четвертый, тёмный густой чуб торчит как гребень – расчески не слушается, и довершает образ ровное, без морщинок и складок лицо с розовыми щеками и пухлыми яркими губами, над которыми располагались огромные и пышные усы, которым хоть Чапаев, хоть Будённый мог, если не позавидовать, то отнестись с должным уважением. Справедливости ради, нужно отметить, что без усов Кеша выглядел бы лет на четырнадцать – пятнадцать. Одежда Иннокентия, состоящая из джинсовых короткой куртки и брюк, а также светлые высокие кроссовки, никак не добавляла ему солидности.

– Плюнь ты на них. Что они про тебя знают? Ты ведь моряк! А они кто? Не пойдем у них водку покупать. Мы с тобой других найдем.

– Думаешь?– Кеша уже не рыдал. – Правильно. Ещё просить станут, а я не пойду. У тебя выпить есть?

– Конечно, – уверенно кивнул Сергей, – поднимайся в каюту.

Пока друзья разговаривали, они подошли к трапу.

– Где это Кеша так набрался? – шепнул Сергею стоящий на вахте Саня – «афганец», который получил своё прозвище по причине прохождения срочной службы в Афганистане.

– Не знаю, я его уже на территории догнал. Ты погоди, а я его попробую успокоить.

– Это кого успокоить!? – обернулся Кеша.

– Все нормально. Идем в каюту, – Сергей приобнял товарища за плечи и направлял его продвижения по переходам теплохода, – Присядь пока. Я сейчас.

– Серега, а ты пить будешь? – Иннокентий тяжеловато опустился на диван в своей каюте.

– А как же, подожди пока. Я скоро.

Сергей пошел к себе и переоделся в рабочую одежду. Выпивать он не собирался – на вахту нужно. Однако, перед заступлением на дежурство, он зашел проведать друга. Кеша спал сидя, запрокинув голову. Если бы продавщица слышала его храп, то точно продала ему водку.

Жуки Момбасы

Жук 01

На Момбасу упала ночь. Орава темнокожих «грузчиков» за несколько минут до захода Солнца, не утруждая себя походом домой (если он у них был), завалилась спать. Их фигуры, завернутые в куски плотного упаковочного целлофана или использующие картонные коробки, хаотично и достаточно густо располагались на асфальте причала, но всё же ближе к стене ангара и подальше от воды.

Сразу за ангаром начинались посадки тропических растений, много и разнообразно: то ли это парк, то ли лес, нет – джунгли; но темные и настораживающие. Из-за того, что Солнце садилось за горой, красивого неба перед закатом, с золотистостью, розовостью и оттенками лазури не было. Только что было голубое небо, яркое до боли в глазах, прожигаемое палящими лучами; потом болезненная яркость ушла – осталась только прозрачная насыщенная голубизна, без единой тучки (можно смотреть без прищура), на которой резко отпечатывался абрис горы, темной массой закрывающей всю западную сторону неба. Духота сменилась на терпимую жару, хотя всепроникающая влажность осталась. Судовые механизмы, палуба, надстройка и поверхность причала накопили огромный запас тепла и не давали в полной мере ощутить, хоть какую-то прохладу. Переход от понятия «ранний вечер» до понятия «глубокая ночь», если не смотреть на часы, а воспринимать по способности что-то видеть, занял минут пятнадцать, не больше.

Михаил сменял Илью на дежурстве возле главного трапа в восемь вечера, когда уже было темно. Матрос прошел вдоль надстройки в сторону бака, посмотрел на включенную подсветку, проверил всё ли закрыто, не ведутся ли работы. Также осмотрел палубу в сторону юта. И после этого подошел к Илье:

– Что там за трап висит?

– Где?

– А, вон, напротив третьего трюма, – Михаил показал рукой.

– Да, точно, не убрали, – кивнул Илья, – Это же лоцмана принимали, когда подходили. Забыли. Сейчас выберу. А отвязывать не буду, может завтра пригодится, мало ли.

– Ну, давай, – согласился Михаил, – на палубу только втащи.

Вахту передали, и Михаил остался один. Тишина. Некоторое время парень поправлял защитную сетку на трапе, потом рассматривал спящих аборигенов на причале. Затем некоторое время его занимала здоровенная крыса, которая, не очень-то таясь, перебегала вдоль стены ангара, лишь слегка притормаживая возле лежащих. Стояла принюхиваясь, но так как еды не обнаруживала, бежала дальше. Матрос включил лебедку и, на всякий случай, приподнял трап повыше. И тут же раздался голос первого помощника:

– Кто там трапом балуется?

– Алексей Николаевич, да крысы тут здоровые, как бы на борт не забрались. Вот я и приподнял малость.

«Первый» подошел ближе и стал не верхнюю площадку трапа:

– Повыше подними, так, ещё. Всё, хорош. Сходи-ка, Миша, проверь накрысники. Я тут пока постою.

Матрос быстро прошел по палубе на бак, потрогал и покачал жестяные круги на швартовых тросах (надёжно ли держатся); то же повторил на корме.

– Всё нормально, одеты, – доложил он «Первому».

– Ну, вот и хорошо. Трап больше не трогай, а то лебедка у меня прямо возле каюты, спать мешает. А я устал сегодня. Дежурь.

Потекли скучные минуты вахты. Читать нельзя, смотреть некуда, поговорить и то никто не вышел. И вдруг в металл надстройки, сантиметрах в двадцати от головы Михаила, ударило что-то тяжелое. Парень рефлекторно пригнулся, укрывшись за фальшбортом. «Камень бросили, наверное», – подумал он. Но кто? На причале никого. «И не выстрел, звука не слышно». Укрываясь матрос думал, как поступить, и тут он боковым зрением заметил слева от себя шевеление на палубе. Повернул голову, вот так дела – жук. Но какой. Сантиметров пятнадцать или даже побольше. От удара жук, видимо, очумел, а может и нет, и неторопливо полз по палубе.

– Ах ты, скотина, – сквозь зубы тихо прорычал Миша, чувствуя себя уязвлённым, жука испугался, – сейчас мы тебя…

Михаил спустился к трюму и взялся за стоящую здесь непонятно для чего швабру.

– Что это ты, – из двери надстройки вышел Сергей, – решил палубу подраить ночью?

– Нет, жука бить.

– Какого жука?

– Там, возле трапа. Здоров, как черт. Во, с кулак,– Михаил шел к своему «врагу» полный решимости отомстить за свой конфуз. Сергей не отставал:

– Ого. Откуда ты его взял?

– Я не брал, – ответил Михаил, прицеливаясь торцом швабры в жука, – он мне чуть голову не пробил. Я думал, камнем кинули с берега. Удар такой был…что пуля.

Жук оказался серьёзным парнем. Он выдержал один удар по спине, второй.

– Ты смотри, крепкий какой, – удивился Сергей.

– Сейчас, – Миша замахнулся сильнее. Но удар пришелся вскользь, хотя и оглушил насекомое. Только беда, швабра сильно ударила по палубе – раздался гулкий звук: «Баммм!»