Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 30 из 110



По воле константинопольского патриарха собрался на Руси священный Синод[87], который лишил Илариона митрополичьего сана. Русские князья признали решение Синода, так как не хотели ссориться с Византией. Синод избрал митрополитом грека Ефрема. В прошлом году скончался Ефрем и новым митрополитом стал снова грек по имени Георгий, присланный из Царьграда. Находясь на Руси, Георгий тем не менее состоял в императорском сенате и его частые отлучки в Царьград стали притчей во языцех. Дружба митрополита Георгия с князем Изяславом была общеизвестна, как и его вражда с пресвитером Иларионом.

Иларион открыто осуждал сребролюбивых и развратных греческих священников, зачастую не знавших церковные канонические тексты. За дерзкие речи сослали строптивого пресвитера сначала в княжеское село Берестово, где Иларион еще в молодые годы принял постриг в церкви Святых Апостолов, а затем услали в Вышгород.

Но и в Вышгороде после всего случившегося Иларион не задержался.

Утром Изяслав объявил пресвитеру свою княжескую волю:

- Отправляйся-ка, отче, в Печерскую обитель к святому Антонию в наперсники. Будете на пару Господа молить о райских кущах. Да перед отъездом покаяние с Эмнильды снять не забудь.

Старец стоял перед князем в своей грубой рясе, смиренно опустив глаза.

- Сие неможно, княже, - после долгой паузы вымолвил Иларион.

Ключница Власта и посадник Огнив, также находившиеся в светлице, переглянулись: не злил бы старик князя! Изяслав грозно сдвинул брови.

- Что неможно?

- Не могу супротив Бога выступить, княже, - тихим голосом ответил Иларион, - покаяние нельзя снять, его можно лишь замолить усердными молитвами.

- Тогда сократи срок покаяния до двух месяцев, - сказал Изяслав.

- И сие неможно, княже. Воцарилось молчание.

Огнив видел, как наливаются гневом глаза Изяслава, и невольно заерзал на скамье. Потом он негромко кашлянул, делая знак Илариону, мол, остерегись, не буди лихо. Но старец или не понял сего предостережения, или не обратил на него внимания.

- Дивлюсь я речам первейшего из мирян, сына мудрейшего Ярослава, - со вздохом продолжил Иларион, - ушам своим верить отказываюсь. И вроде князь со мною говорит, да не по-княжески. Вижу, искушения сатанинские владеют тобой, Ярославич. Не по-христиански живешь, о благодати Господней не помышляешь. Церковь - это Божья семья на земле. Во всякие моменты нашей жизни Церковь оберегает и спасает верующих чад своих от греха через таинства, совершаемые священником или епископом. Княгиня Эмнильда через исповедь и покаяние спасает свою душу и жизнь сына. Неужели, княже, ты хочешь запретить ей это? Ведь мало сознаться в совершенном грехе, его нужно замолить перед Господом.

- В Уставе церковном указан год покаяния за прелюбодейство, - возразил Изяслав. - Не преступил ли ты Устав церковный, отче?

Иларион ответил без заминки:

- Совлечена была Эмнильда с пути праведного тобою, княже. И наперед зная, что ты станешь упорствовать в грехе своем, соизволила она испить чашу покаяния и за себя, и за тебя, просветленная великой любовью к тебе, недостойному. Я говорил Эмнильде, что в жизни каждый должен сам нести крест свой и о душе своей промышлять, не послушала она меня. Кто знает, княже, может, ее молитвами еще не постигла тебя кара Господня.

Помрачнел Изяслав и уже без гнева обратился к Илариону:

- Что же ты присоветуешь мне, отче?

- Покайся, княже. Одна лишь мысль о покаянии очистит сердце твое и сделает душу доступной Богу.

Изяслав в раздумье закусил губу, потом взглянул на ключницу и посадника, как бы молча прося у них совета.

Власта с таким подобострастием взирала на преподобного старца, что было ясно, вели тот ей немедленно покаяться - она покается тут же во всех своих грехах. Огнив, поймав на себе взгляд князя, многозначительно повел бровью, мол, лучше уступить, дешевле обойдется.

Однако Изяславу, не любившему ограничивать себя в еде и с трудом переносившего постные дни, наложение епитимьи грозило «сухоедением», что для него было страшнее самоистязания. Поэтому Изяслав возразил еще раз:



- Значит, ты, отче, как причетник Божий, постами и молитвами уже заслужил себе Царствие Небесное, а я, постившийся и молившийся в указанные дни и сроки, единожды согрешив, лишаюсь сего блага в будущем. И теперь ты поведешь меня, своего князя, как заблудшую овцу, к себе на исповедь, не ведая о том, что я, быть может, уже исповедался самому Господу и Всевышний явил мне свое прощение. И потом, отче мой, не может грешник исповедывать грешника. Это я про тебя, преподобный отче, - добавил Изяслав, заметив изумление в глазах Илариона.

- В чем же я, по-твоему, грешен, княже? - спросил Иларион.

- А вот в чем, - Изяслав поудобнее уселся, вытянув ноги и скрестив руки на груди. - В Священном Писании сказано, что всякий священник, считающий себя праведным и гордящийся собой, - грешен. Ибо Бог прощает смиренного, видящего прежде всего свои грехи, а уж потом чужие, и гордящегося собой и своей праведностью он смирит. Мы не должны осуждать друг друга, поскольку изначально грешны по рождению своему и по первому греху Адама. Только Бог может справедливо судить о каждом человеке. Для Бога угоднее молитва мытаря, чем фарисея.

По лицу пресвитера было видно, что слова князя произвели на него впечатление.

- Сия притча мне ведома, - проговорил Иларион, с хитринкой глядя на Изяслава. - Согласен я, что высшая справедливость исходит только от Бога и перед Богом в конце концов каждый из нас будет держать ответ. А посему, ежели ты, великий князь, поступишь подобно мытарю, я сокращу срок покаяния Эмнильде до одного года. Тебе же все твои грехи сам Господь простит.

- Я готов, отче, - сказал Изяслав. Старец низко поклонился князю.

«Ай да князь Изяслав! - дивился про себя Огнив. - Была вина да самим Богом прощена. Ловок, ничего не скажешь!»

Иларион ушел собираться в дорогу. Ушла и Власта, выслушав распоряжения Изяслава. Князь и посадник остались одни.

- Как думаешь, домчался гонец до Киева? - спросил Изяслав.

Князь отправил гонца еще ночью сразу после разговора с Властой. Митрополит Георгий привез собой в Киев заморского лекаря, не то перса, не то араба. На диво умелым в своем деле оказался митрополичий лекарь, за каких больных ни брался, все выздоравливали.

- Я мыслю, домчался, - ответил Огнив и широко зевнул, - конь под ним добрый.

- Ну и ладно, - Изяслав поднялся, - с Божьей помощью лекарь нынче же вечером здесь будет, размести иноверца получше. Светелку отведи почище да посветлее, потому как у себя на родине он поклоняется огню и свету.

- Ишь ты! - удивился посадник. - Как предки наши. Стали быть, он язычник?

- А нам-то что до его веры? - понизил голос Изяслав. - Будь он хоть черту родной брат, ежели его сама смерть боится. Пущай себе врачует людей, коль умеет. От наших-то лекарей проку мало, а от заступников Божьих и того меньше.

Изяслав презрительно кивнул на дверь, через которую вышел отец Иларион.

Огнив позволил себе короткий язвительный смешок.

- Любопытство меня взяло, уж не прогневайся, - проговорил он. - Что это за поступок мытаря, на какой ты без раздумий согласился?

- Ты, я вижу, тоже исповедываться не горазд, - усмехнулся Изяслав.

- Есть такой грешок, княже, - вздохнул Огнив.

Изяслав вкратце пересказал ветхозаветную притчу о мытаре и фарисее: о том, как пришли два человека в Иерусалимский храм молиться. Один был фарисеем, старавшимся исполнять все правила закона Моисея, другой - мытарем, иными словами, сборщиком налогов. За злоупотребления люди ненавидели мытарей. Фарисей молился так: «Боже, благодарю тебя, что я не такой, как другие люди, грабящие и обижающие, как, например, вот этот мытарь». А мытарь даже не посмел поднять глаз своих, он стоял у порога храма и, чувствуя грехи свои, говорил: «Боже, будь милостив ко мне грешному!»

И Господь сказал: «Бог прощает смиренного, ибо для Бога угоднее молитва мытаря, чем фарисея».

[87] С и н о д - собрание верховных иерархов Церкви во главе с патриархом или митрополитом.