Сила в содействии

4) Волну представим в виде линии гармонического колебания, огибающей верхнее полукружие значка Маятника, с полупериодом, равным этому полукружию, направление же стрелки - к Игле. Маятник - промежуточное звено, двоякая мс-3, из Гармонии и Диссонанса вместе. То есть чёткого приоритета нет, примерно поровну. Когда приоритет Гармонии становится достаточным, индивид переходит под власть Волны. При этом Волна не постоянна по своему определению. Удержаться на ней сложно, будет отталкивать назад, к Маятнику. Откуда закономерность: чем больший у индивида Вес, тем дольше способен он удержаться на гребне. Длина череды воплощений и длина возможной Волны для каждого конкретного индивида прямо пропорциональны. При первом воплощении Волна предельно коротка, но чем дальше, тем ближе конечная точка Волны к Игле.

5) Значок Воронки представим в виде клина, двух сходящихся линий, и сходится острие на черте Диссонанса. В отличие от Волны Воронка постоянна, тянет целенаправленно, стоит лишь сделать в её направлении шаг. И с каждым новым шагом вернуться будет сложнее, чем данная мс-3 схожа со скользящей лентой, медленно ползущей. Приводит Воронка, как понятно по построениям, к границе, за которой оканчивается Гармония и начинается Диссонанс.

То есть, суммируя, индивид, воплотившись, всегда под властью мс-3. Либо одной, либо другой, либо третьей. И наша задача, как модулей, чтобы двигался он каждый раз от Маятника к Волне, а не наоборот.

[Глава восьмая] Дерево

[1]

2423 год от Разделения

Квинта Ментала, 3-й день 1-го месяца

Аиртоном снова владело чувство, будто находится на скользящей ленте. И виделась та уже не отрезками, а одной сплошной линией. Хотелось сойти, остановиться, обдумать, но нет, лента лишь ускорялась и ускорялась. Не успел покинуть Григлу, как Советград, а в Советграде встреча с Айлин, затем нападение чокнутых, теперь же погоня за призраком. Неожиданно ярко ему вспомнился разговор с Авангаром об общем и особом режимах в пределах ментальной структуры, мс.

- Об основном режиме можно судить по названию - наша суть, наша основа, - говорил контролёр. - Оттого знак и отмечает его нарушения, ставит метки. И чем больше отклонения, тем ярче метка. Когда становится особенно яркой, её воспринимает Покров, и обращается в реестр, и там выдают данные, и по следу отправляются служители надзора.

- По основному режиму у меня вопросов и нет, - говорил Аиртон, - а вот с особым не ясно. Как понять, почувствовать тот момент, когда правила, заложенные в знак, можно нарушить?

- Универсального решения здесь нет, - был ответ, - приходится полагаться на наитие, внутренний голос. И кому-то разобрать его удаётся, отличить от других голосов, а кому-то не услышать его никогда. В любом случае, особый режим - риск изначально, так как, по сути, есть уклонение от прямого пути, уход в сторону.

- Да, теперь понимаю лучше, - говорил Аиртон. - Если уклониться далеко в сторону, то велика вероятность, что назад уже не вернёшься.

- Именно, напарник, именно, - говорил ментальный маг. - Потому особый режим должен быть завязан, замкнут на осторожность: чем более ответственное решение в рамках его принимается, тем более тщательно нужно в себя вслушиваться, отсекая и отсекая все лишние голоса. Не семь, а семижды семь раз отмерить, прежде чем отрезать...

Первое, что отмечает Аиртон на выходе из телепорта: яркие, сочные цвета. Избитое сравнение, но словно бы окунулись с Геллой в радугу, расплескали. Бросив взгляд вверх, где переливается чистейшая лазурь, воительница хмурится, спускает с пальца волосок алмазной нити.

- Не нравится мне небо, - говорит, - как будто полдень, а Игнифера нет.

- Да, система искусственная, - кивает Аиртон, - но на ментальный карман не похоже.

Пустотник наоборот, смотрит вниз, где буйство зелени, протянувшийся от горизонта до горизонта луг. Гудят невероятно большие шмели, так же огромны и бабочки, и стрекозы, и потревоженные цикады. А ещё огромны цветы, и их много, и все разные. Есть и знакомые Аиртону, вроде роз, лилий, хризантем, но больше таких, которые видит впервые.

- За мной, - шелестит Гелла, - и осторожно, не наступи на что-нибудь ядовитое.

- Хорошо.

Защитив себя от жал и шипов простым стихийным заклинанием, Аиртон следует за воительницей. Она, кажется, нащупала некий центр, ибо цветы всё причудливее и ярче, а зелень плотней. Шагов через сто попадают в островок, где флора и фауна словно бы застыли на пике, словно бы у них в наличии только день, и за этот день нужно успеть всё. Аиртону вспоминаются создания Салмы, невероятно прекрасные и столь же опасные, вспоминаются эфемериды.

- А вот и он, - Гелла показывает, - крас-савец.

Даже посмотрев в указанном направлении, Аиртон замечает не сразу, зрение путает. Затем, словно бы спала пелена, наконец-то видит. Впереди одно из самых дивных существ ойкумены - единорог. Окрас у него тёмно-фиолетовый, будто переливается бархат, рог длинный, отливает золотом. И единорог мотает им, вертит головой.

- Что это с ним? - спрашивает пустотник, - кажется, чем-то недоволен.

- Опоздали, - отзывается Гелла, - призрак нашёл его раньше.

Она бросает какое-то заклинание, и да, теперь и Аиртон видит лиловую тень. Призрак то отступает, то накидывается на фиолетового красавца, норовит обвиться вокруг рога спиралью.

- И что нам теперь делать? - спрашивает Аиртон.

- Уходим, - говорит воительница, - уходим, пока не поздно!..

Единорог тем временем встаёт на дыбы, ржёт жалобно, будто плачет ребёнок. Рог его из золотого становится лиловым, и лиловые же молнии бьют вокруг. Зелень жухнет, краски тускнеют, бабочки и стрекозы падают вниз, словно опавшие листья.

- То есть мы не станем ему, - говорит Аиртон, запинаясь, - не станем его...

- Руку, - отрезает Гелла, - давай свою руку!

Он протягивает, ухватывает узкую ладонь, и Гелла вонзается каким-то странным, вне всяких стандартов, заклинанием, что ощущается даже через перчатку. Однако мера действенная: успевают уйти до того, как радужный мирок рушится, обваливается сам в себя...

Попали в мир сплошь из фиолетового - фиолетовым переливалось небо, фиолетовой была твердь под ногами. А ещё туман, подсвеченный фиолетовым, в котором роями частицы, словно бы мелкие насекомые.

- Куда ты меня завёл? - выкрикнула Гелла, заметавшись загнанным зверем, - куда?!..

И так много было в этом крике отчаяния, так много боли, что пустотник испугался. Ждал взмаха нити, перехода в Эфир - окончательного перехода - но нет, не последовало. Воительница остановилась, застыла, будто скованная заклинанием неподвижности.

- Вообще-то не я, а ты меня сюда привела, - сказал Аиртон осторожно, - но, кажется, знаю, где мы.

Знал он благодаря разговорам с матерью, а также воспоминаниям раннего детства, проведённого, по большей части, в Живом лесу. План, на котором оказались, был субстратом, из которого единорог лепил миры. Волшебные эти существа тем и были исключительны, что могли создавать на астральном плане свои подпространства. Да, во многом похоже на ментальный карман, но не одно и то же. Единорог преобразует не искусственно, а естественно, в результате чего мир рождается живой, а не мёртвый. Для того их теперь и используют - проектируют биоценозы. Приходится именно что использовать, поскольку людям магия подобного уровня - уровня экосистем - недоступна. Лишь благодаря им, единорогам, есть жизнь на Страфедоне и Хакраше, газовых гигантах и даже Игнифере. Всё это вкратце Аиртон попытался донести до Геллы, но та не услышала.