Страница 13 из 126
Это лишь небольшой перечень сотрудников Наркоминдела, которые подверглись незаконным репрессиям. Обстановка в НКИД была крайне обостренной. Обмен мнениями и разговоры сократились до минимума. Практически все дипломаты находились под подозрением, поэтому старались резко ограничить контакты друг с Другом.
Атмосфера несколько разрядилась после состоявшегося в марте 1939 года XVIII съезда ВКП(б), на котором много говорилось о необходимости чуткого и бережного отношения к члену партии. Люди поверили в перемены, стали свободнее высказывать свои мысли, говорили о тех, кто мешал спокойно жить и работать. Бывший секретарь наркома Ю. М. Козловский заявил на собрании 10 февраля 1939 года: «…эти люди (клеветники) создали буквально обстановку ада кромешного, они создали атмосферу, в которой можно задохнуться. Главное, от них не требовали, чтобы они доказывали свои обвинения, а, наоборот, требовалось от человека обвиняемого, чтобы он доказал, что он не верблюд».
На собрании по итогам XVIII съезда ВКП(б), которое состоялось в начале апреля 1939 года, я попросил слова. В своем выступлении сказал:
«Я не буду говорить об основных задачах в отношении кадров, ибо здесь ясно сказано было и докладчиком, и предыдущими товарищами. Но я хочу сказать: перестроилась ли наша партийная организация в соответствии с решениями XVIII съезда? Перестраивается, но очень медленно. Нет достаточной решимости и смелости. Я приведу небольшой пример. Мы рассматривали личные дела Заболотского, Альтман, Назарова и других товарищей. К чему в результате мы пришли? Да к тому, что отменили решение об их исключении (из партии), и только. Но не вынесли из этого для себя надлежащего урока, не провели необходимой разъяснительной работы. Не воспитывали на этих делах членов нашей партийной организации.
Наша группа рассматривала дело товарища Бухвалова. Товарищ Бухвалов взял неправильное политическое направление в своей служебной и партийной работе: подавал на своих товарищей различные необоснованные заявления, сеял подозрительность, не содействовал сплочению партийной группы вокруг основных задач нашей партии.
Мы рассматривали на группе вопрос о товарище Бухвалове с целью воспитать других коммунистов. Партгруппа поставила ему на вид. В этом товарищ Бухвалов усмотрел гонение против молодых кадров. Это показывает, что воспитательная работа, а также разъяснение решений XVIII съезда партии стоят у нас не на должной высоте, что не все товарищи поняли огромное значение решений XVIII съезда нашей партии»[21]
Благоприятные перемены в обстановке оказались лишь короткой паузой. Трагические события 1937–1939 годов справедливо квалифицируются как противоречащие всяким нормам человечности, интересам партии, народа и государства. Аресты и репрессии нанесли Наркоминделу тягчайший урон.
Однако при всей сложности обстановки советские дипломаты успешно решали задачу внешней политики СССР — обеспечение безопасности страны. Большие усилия работники НКИД прилагали к укреплению отношений с Англией, Францией, Германией и Японией. Шла повседневная работа, нацеленная на защиту важнейших интересов Советского государства.
3 мая 1939 года в жизни наркомата произошли крупные события. М. М. Литвинов был смещен с поста наркома иностранных дел, и на этот пост был назначен Председатель Совнаркома СССР В. М. Молотов. Тогда мы не знали о причинах смены руководства, но были удовлетворены тем, что такой крупный деятель возглавил НКИД. Это назначение повышало уровень и значение Наркоминдела как проводника внешней политики СССР.
Из резолюции собрания в НКИД от 23 июля 1939 года: «ЦК ВКП(б) и лично товарищ Сталин уделяют огромное внимание Наркоминделу, и лучшим примером и доказательством этого является то, что во главе Народного Комиссариата Иностранных Дел поставлен лучший соратник товарища Сталина — Вячеслав Михайлович Молотов»[22] .
На другой день после сообщения о назначении В. М. Молотова наркомом иностранных дел в 10 часов вечера мне позвонили и предложили срочно прибыть в наркомат. Когда я приехал, в приемной наркома уже находились заведующие отделами и начальники управлений, члены парткома. Все настороженно ждали вызова в кабинет, где заседала правительственная комиссия по передаче дел прежнего наркома вновь назначенному.
Первым был вызван секретарь парткома Наркоминдела Ф. Т. Гусев, работавший в 3-м западном отделе референтом по Англии. Как потом он мне рассказывал, члены комиссии спрашивали его мнение о некоторых руководящих работниках НКИД, в том числе и обо мне.
Вторым в кабинет наркома вызвали меня. За столом для заседаний сидели Г. М. Маленков, В. М. Молотов, М. М. Литвинов, Л. П. Берия и В. Г. Деканозов. Маленков был одет в защитного цвета гимнастерку, с широким ремнем военного типа. Литвинов был в синем кителе, в котором он обычно работал в НКИД. Молотов и Берия были в гражданских костюмах, а Деканозов, только что назначенный замнаркома иностранных дел, был в форме офицера госбезопасности. Литвинов представил меня членам комиссии.
Мне стали задавать вопросы. Наибольшую активность при этом проявил Берия. Молотов и Литвинов в основном молчали. Маленков ходил по кабинету, засунув руки за пояс, изредка спрашивая. Деканозов, видимо, чувствовал себя неловко в столь именитой компании руководящих деятелей страны. Он смотрел немигающими глазами и молчал.
К вопросам, которые задавал мне Берия, приходилось быть особенно внимательным.
— Кем Вы работали в наркомате до перехода в 3-й западный отдел?
— Заместителем генерального секретаря НКИД (Гершельмана).
— Того самого, которого арестовали как врага народа?
На помощь пришел Литвинов. Обращаясь к Берия, он пояснил, что моя прежняя должность не имела отношения к Гершельману и что я лишь формально был его заместителем как помощник Потемкина. Вмешательство Литвинова избавило меня от больших неприятностей. Любая связь с «врагом народа» в то время могла обернуться для человека самыми трагическими последствиями. Этот шаг Максима Максимовича я высоко ценю.
Берия спросил меня, где я работал до Наркоминдела. Ответил, что во Всекопромсовете. Он тут же поставил вопрос: смогу ли я вернуться туда? Было ясно, что Берия хочет удалить меня с дипломатической службы.
Беседа с членами комиссии, а фактически с Берия продолжалась 15–20 минут. Произвела она на меня тягостное впечатление. Как только меня отпустили, я сразу же с камнем на сердце уехал домой, не дожидаясь результатов бесед с другими работниками наркомата.
Вскоре после прихода В. М. Молотова в НКИД была проведена реорганизация наркомата. Вместо 3-го западного отдела намечено было образовать пять территориальных отделов: по Франции и Бельгии, по Великобритании, по Италии и Испании, по США и, наконец, по Латинской Америке.
В НКИД пришли новые сотрудники, среди которых были А. Е. Богомолов, А. А. Соболев, С. П. Козырев, В. А. Зорин и другие. Все они впоследствии стали видными советскими дипломатами. Наиболее способные сотрудники из числа выпускников института НКИД, занимавшие до этого скромные должности, были выдвинуты на ответственную работу. Среди них — Ф. Т. Гусев, А. А. Смирнов, Б. Ф. Подцероб, Г. М. Пушкин, Я. А. Малик. С некоторыми из них я работал в НКИД в военные и послевоенные годы.
Впоследствии выявились причины смещения М. М. Литвинова. В ЦК ВКП(б) были недовольны результатами политики, ориентировавшейся преимущественно на сотрудничество с Англией и Францией, на участие в Лиге Наций. Между тем идея коллективной безопасности в Европе была малоэффективной вследствие позиции Лондона и Парижа. Были и другие причины смены руководства Наркоминдела.
В. М. Молотов на собрании НКИД в июле 1939 года: «Товарищ Литвинов не обеспечил проведение партийной линии, линии ЦК ВКП(б) в наркомате. Неверно определять прежний НКИД как небольшевистский наркомат… но в вопросе о подборе и воспитании кадров НКИД не был вполне большевистским, так как товарищ Литвинов держался за ряд чуждых и враждебных партии и Советскому государству людей и проявил непартийное отношение к новым людям, перешедшим в НКИД».
21
Выступление приводится по сохранившейся записи. — Ред.
22
Здесь и далее курсивом выделен текст от редакции.