Страница 12 из 28
Для демонстрации того, что сенсуализм лучше, чем рационализм (т. е. философия в духе Декарта, Спинозы и Лейбница), согласуется со здравым смыслом, Кондильяк смело применяет рискованные аналогии и подходы. Так, в качестве «теоретической модели» он избирает мраморную статую. Далее Кондильяк делает допущение, что статуя наделена органами чувств, и демонстрирует, как лишь на основании личного опыта статуя способна приобрести все человеческие способности.
На наш взгляд, наиболее интересные выводы в трактате «Торговля и государство» сделаны как раз с точки зрения такой «мраморной статуи», которая постепенно, «с чистого листа» приобретает навыки хозяйственной деятельности. Другими словами, отказ от предзаданных рациональных принципов позволил Кондильяку сделать несколько важных для экономической науки открытий, которые потом заново совершались уже «чистыми экономистами».
Итак, в основу своего трактата по политической экономии Кондильяк ставит соответствующую теоретическую модель (или своеобразную «мраморную статую») коллектива, символизирующую некое человеческое сообщество. Этот коллектив сначала существует изолированно, а затем вступает в контакт с иными человеческими коллективами. При разрешении возникающих хозяйственных проблем гипотетическая «коллективная мраморная статуя» руководствуется приблизительными представлениями об изобилии (¡‘abondance), чрезмерном изобилии (la surabondance) и недостатке (la disette) ресурсов, необходимых для выживания. Для простоты и ясности Кондильяк предполагает, что речь идет о количестве хлеба, необходимом для обеспечения жизнедеятельности коллектива.
При этом проблему ценности хлеба как конкретного блага Кондильяк формулирует как соотношение наличного количества блага с таким его количеством, которое необходимо для (будущего) потребления: «Если бы какой-либо коллектив людей [un peuple] мог точно оценить отношение наличного количества хлеба к количеству, необходимому для потребностей этого коллектива, то это известная величина позволяла бы ему с такой же точностью устанавливать состояние изобилия, чрезмерного изобилия и недостатка»[54].
Будучи последовательным сенсуалистом, Кондильяк наглядно доказывает, что всякая ценность, во-первых, ощутима как определенная полезность. Ценность вещи во многом совпадает с ее полезностью. «Говорят, что вещь полезна, когда она служит какой-либо из наших целей. <…> По этой полезности мы и ценим вещь либо больше, либо меньше»[55]. Следовательно, полезность вещи – это определенное соответствие вещи и какой-либо из наших потребностей. Полезную вещь мы замечаем всякий раз, когда «она более или менее пригодна для тех пользований [usages], к которым мы хотим эту вещь приспособить [l’employer]»[56].
В противном случае, т. е. в случае бесполезности вещи, мы в принципе не можем интерпретировать наше восприятие или наше ощущение (от) этой вещи в терминах «ценности». Как замечает Кондильяк, «сказать, что вещь ценна [vaut], означает сказать, что она подходит [qu’elle est bo
Во-вторых, полезность сама по себе недостаточна для того, чтобы вещь можно было ощутить как ценную. Ценность – по Кондильяку – имеют лишь относительно редкие полезные вещи. Таким образом, помимо полезности необходимым конституирующим элементом ценности является редкость. «Ценность вещей возрастает при их редкости и уменьшается при их изобилии»[58]. Таким образом, по Кондильяку, «ценность заключается не столько в вещи, сколько в оценке, которую мы даем ей, а эта оценка соответствует нашей потребности: она увеличивается и уменьшается в зависимости от того, как увеличивается и уменьшается наша потребность»[59].
Далее на примере производства и потребления хлеба изолированным человеческим коллективом Кондильяк наглядно демонстрирует, как ценность хлеба растет при его недостатке и падает при его чрезмерном изобилии. Более того, чрезмерное изобилие (la surabondance) однородных полезных вещей может не только довести их ценность до нулевой отметки, она может превратиться в отрицательную величину, которая сковывает производительные силы коллектива настолько, что объемы и качество хозяйственной деятельности этого коллектива начинают сокращаться.
Вот как повествует об этом Кондильяк на примере изолированного коллектива земледельцев: «Несколько последовательных лет большого урожая привели бы только к обременению народа бесполезным чрезмерным изобилием. Вскоре это привело бы к сокращению посевных площадей»[60]. Вызывает изумление, что очень точный и эвристичный термин Кондильяка «чрезмерное изобилие» не был воспринят классической политической экономией.
Классики политической экономии чрезмерность мыслят только как чрезмерность товаров, а не продуктов, т. е. в терминах «перепроизводства» и – что имеет тот же результат – в терминах недостаточного спроса. Так, в англоязычной экономической литературе можно встретить термин affluent wealth («изобилие богатства»), но почти не применяется термин ехceeding wealth («избыточное богатство»). Что касается понятия superwealth, то его искусственность бросается в глаза, хотя оно является прямым переводом французского термина Кондильяка (la surabondance).
Вплотную к этой проблеме и гораздо позднее подошли лишь маржиналисты (см. ниже). В самом деле, разве не актуален термин Кондильяка, например, применительно к гонке вооружений? Чрезмерное изобилие устаревших ядерных арсеналов – это проблема не только нынешней ситуации в России, но и будущей ситуации в США. Мы видим, как в России это чрезмерное изобилие уже превратилось в отрицательную величину, управление которой иммобилизует часть ресурсов страны и делает их бесполезными для более продуктивных задач. Ниже мы вернемся к понятию «чрезмерное изобилие» как к термину финансового права и правовой политики.
Большим достоинством теории ценности Кондильяка является его представление о сущности обмена. Так, в свете теории Кондильяка приобретает иной смысл понятие «эквивалентный обмен». Прежде всего, необходимо отвергнуть вульгарный, «арифметический» смысл этого понятия в том смысле, что равная стоимость (например, одна лошадь) обменивается на такую же стоимость (например, десять баранов). По мысли Кондильяка, человек приходит на рынок с вещью, которая у него числится в категории «чрезмерного изобилия» или относительно чрезмерной наличности, а уходит с рынка с вещью, которая у него проходит под рубрикой «недостаток» или по крайней мере «относительный недостаток». Поскольку «выгода взаимная, то следовало бы заключить, что каждый дает меньшее за большее»[61].
Без преувеличения можно сказать, что Кондильяк раскрыл тайну обмена, или рыночной транзакции, которая потому объективно тяготеет к «арифметической» эквивалентности (в смысле абстрактного соответствия цен обмениваемых товаров), что контрагенты субъективно и взаимно переоценивают действительную («нейтральную») потребность покупаемой чужой вещи и недооценивают «нейтральную потребность» продаваемой собственной вещи. Другими словами, субъективная переоценка чужого необходимого товара со стороны покупателя встречается с недооценкой собственного товара со стороны продавца и тем самым приближает действительную цену товара к определенному оптимуму.
Таким образом, стоимость в отличие от ценности можно определить как определенный баланс между уровнем спроса и уровнем предложения. Следует отметить, что этот механизм взаимного уравновешивания психологических переоценок и недооценок характерен не только для бартерных операций.
54
Condillac Е. В. Le Commerce et le Gouvernement// Collection des principaux économistes. – R, 1847. Vol. 14. – P. 248.
55
Ibid. —P. 250.
56
Ibid. —P. 251.
57
Ibid. —P. 251.
58
Ibid. —P. 252.
59
Жид Ш., Рист Ш. Указ соч. – С. 49.
60
Condillac Е. В. Ор. cit. – Р. 249.
61
Жид Ш., Рист Ш. Указ. соч. – С. 493.