Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 25 из 30



Генералы и подумать не могли, что еще до того, как они поддержали парламент, они уже превратились в пешки на российском политическом поле, думая, что будут не менее как ферзями. К этому генералов толкала и логика поступавшей из Петрограда информации, той информации, которой хотелось верить и которая поэтому расценивалась как единственно верная. Граф Д.Ф. Гейден вспоминал о генерале Рузском: «Это был благородный человек, любивший свою родину, с большим здравым смыслом, независимый и самостоятельный в своих мнениях, так как выше всего ценил правду. И если действительно виновен, что был последней каплей, воздействовавшей на Государя при принятии последним решения, погубившего в конце концов Россию, то сделал это только, думая, что все уже кончено, раз весь Петербург с великими князьями включительно присягнули Временному правительству, и желая дать возможность Государю сделать это якобы по своему почину, а не быть скинутым против своего желания, мятежниками страны, захватившими власть»[95]. Тем не менее царь не простил Н.В. Рузского – его, единственного. По некоторым сведениям, будучи в Екатеринбурге в заключении, император сказал: «Бог не покидает меня. Он дает мне силы простить всем врагам, но я не могу победить себя в одном: я не могу простить генерала Рузского».

Посему, если генералов можно винить объективно, то лишь в благоглупости и недооценке ситуации с одновременной переоценкой собственного влияния и значимости, неверной оценке своих возможностей в грядущей политической борьбе за власть. Но если помнить, куда именно лежит дорога, вымощенная благими намерениями, то станет понятно, что, не сознавая того, генералитет сыграл ключевую роль в зарождении Красной Смуты.

После Февраля

Как и все прочие высшие начальники российских вооруженных сил, ген. Н.В. Рузский не удержался от критики старого режима, к крушению которого главкосев приложил столь немалые усилия. Причем, если в отношении главкозапа А.Е. Эверта можно говорить о его растерянности перед стремительностью нараставших событий, а в отношении главкоюза А.А. Брусилова – о его популизме в глазах новой власти, то Н.В. Рузский, будучи тесно связанным с заговорщиками, просто выполнял свою новую роль. Выдающийся отечественный военный востоковед ген. А.Е. Снесарев в своем фронтовом дневнике писал по поводу печати, что Рузский «тоже лягает копытами павшего монарха заодно с жидами». И затем: «Рузский (первый предложил государю отречься) тоже старается лягнуть поваленного событиями недавнего вершителя судеб нашей родины»; «Рузский оказался просто талант: [все] перемыслил и [всех] предупредил»[96].

В одном из своих интервью, данных вскоре после февральского переворота, ген. Н.В. Рузский даже заявил: «Корпусов для усмирения революции отрешившийся от престола царь мне не предлагал посылать по той простой причине, что я убедил его отречься от престола в тот момент, когда для него самого ясна стала неисправимость положения». Тот же тезис генерал Рузский развивал и в последующем – например, в разговоре с членами Государственной думы Н.О. Янушкевичем и Ф.Д. Филоненко. В своем отчете думцы отметили: «Между прочим, из разговора с генералом Рузским выяснилось, что в деле отречения императора от престола он сыграл очень видную роль, что он просто настаивал на этом. И, с другой стороны, еще раньше, до отречения, говорил о необходимости немедленного введения ответственного министерства, так как иначе дело может кончиться очень плохо»[97]. Таким образом, главкосев недвусмысленно дал понять о своей ключевой роли в вопросе отречения от престола императора Николая II. Бесспорно, такое заявление было слишком громким – один только генерал Рузский никогда не сумел бы убедить императора в необходимости отречения. Показательно лишь само заявление главнокомандующего армиями Северного фронта. Впоследствии, в 1918 г., находясь на лечении на Кавказе и оказавшись на территории, контролируемой большевистскими войсками, генерал Рузский попытался исправить свою роль в событиях февраля 1917 г. В беседе с ген. С.Н. Вильчковским, сумевшим добраться к белым, Рузский уже утверждал, что виноват перед императором «не более, чем другие главнокомандующие и во всяком случае менее, чем Алексеев». То есть генерал Рузский попытался поставить себя на одну доску с А.Е. Эвертом и В.В. Сахаровым, которые до последнего момента не желали поддерживать переворот и присоединились лишь после давления Ставки в лице Алексеева, поддержанного как раз Рузским. Поэтому справедлив автор предисловия к сборнику документов об отречении царя, говоря, что «нет сомнения в том, что Рузский действовал в полном контакте с думскими верхами и настаивал на необходимости немедленного отречения»[98].

Первое время Н.В. Рузский продолжал занимать должность главнокомандующего армиями Северного фронта. Очевидно, что после революции главкосев, в связи со своей выдающейся ролью в отречении императора, питал надежды стать Верховным главнокомандующим, хотя во Временном правительстве обсуждались кандидатуры М.В. Алексеева и А.А. Брусилова. В середине марта военный министр А.И. Гучков направил телеграмму в штабы армий и фронтов: «Временное правительство, прежде чем окончательно решить вопрос об утверждении Верховным главнокомандующим генерала Алексеева, обращается к вам с просьбой сообщить вполне откровенно и незамедлительно ваше мнение об этой кандидатуре». Главкозап, главкоюз и помглавкорум, с некоторыми оговорками, но поддержали кандидатуру генерала Алексеева. От ответа уклонился лишь Н.В. Рузский: «По моему мнению, выбор Верховного должен быть сделан волей правительства. Принадлежа к составу действующей армии, высказываться по этому вопросу для себя считаю невозможным». А некоторые генералы поддержали именно кандидатуру генерала Рузского. Так, командарм-6 ген. А.А. Цуриков сообщил: «Генерала Алексеева непосредственно знаю мало. В общем управлении операциями русских армий за последние полтора года трудно усмотреть какой-либо определенный, настойчиво проводимый стратегический план, но чем это обуславливалось и в какой мере к этому причастен генерал Алексеев, судить не имею данных…» Начальник штаба Северного фронта ген. Ю.Н. Данилов отметил, что ген. М.В. Алексеев является «отменным Начальником штаба Верховного главнокомандующего. Но боевой репутации в войсках генерал Алексеев не имеет и имя его среди них популярностью не пользуется». А командарм-1 ген. А.И. Литвинов заявил напрямую, что «наилучшей комбинацией было бы назначение генерала Рузского Верховным главнокомандующим, а генерала Алексеева его начальником штаба»[99]. Тем не менее Верховным стал Алексеев.

Временное правительство не забыло тех услуг, что были оказаны главкосевом в период падения монархии, а потому ему пока еще доверяли. Все изменилось с отставкой наиболее консервативно настроенных членов правительства – министра иностранных дел П.Н. Милюкова и военного министра А.И. Гучкова. Во время так называемого «Апрельского кризиса», когда потребовался уход конституционных монархистов, параллельно в Пскове происходило совещание высших чинов армии вместе с членами Временного правительства. Здесь-то и выяснилась картина всеобщего развала вооруженных сил страны. В ходе жарких дебатов и взаимных обвинений и Временное правительство во главе с князем Г.Н. Львовым, и Ставка во главе с Верховным главнокомандующим ген. М.В. Алексеевым понесли потери. В частности, в отставку вышел и Н.В. Рузский. На апрельском совещании в Ставке сменивший А.Е. Эверта новый главкозап ген. В.В. Смирнов и главкоюз А.А. Брусилов выступили за наступление. Этого желало Временное правительство, рассчитывая на дивиденды перед западными союзниками и укрепление позиций внутри страны в случае успеха. Главкосев был против наступательных операций, предлагая ограничиться обороной, что и ускорило его падение. В итоге ген. М.В. Алексеев отдал директиву о подготовке наступления в начале лета.

95

Военно-исторический вестник. 1971. № 37. С. 14.



96

Военно-исторический журнал. 2004. № 11. С. 53–54.

97

1917. Разложение армии. М., 2010. С. 91.

98

Отречение Николая II. Воспоминания очевидцев, документы. М., 1990. С. 13, 142, 145.

99

Португальский Р.М., Рунов В.А. Верховные главнокомандующие Отечества. М., 2001. С. 607–608.