Страница 5 из 14
Около десяти человек медленно, пьяной походкой стягивалось к магазину у заправочной станции. Касса находилась внутри, и, как только молодёжь почти вплотную приблизилась ко входу, из двери, с обычной, недоброжелательной гримасой вышел Роман, и, оглядывая всю прибывшую компанию, прошел сквозь неё сухим, несмотря на некоторые провокационные моменты.
Дождавшись того, как подаваемый бензин закончится, он сел в машину. Заметив несколько иной, особенный грустный настрой сестры, Роман мгновенно предположил, что эта грусть была вызвана местными оборванцами.
– Они тебе что-то сделали?
Офелия негромко всхлипнула, сдерживая вновь прибывающие слёзы, однако ответила, что это остатки их прошлого разговора.
– Нет, всё нормально, просто я думаю над твоими словами..
– И что же ты надумала? – продолжая давить, спросил Роман.
Нервничая, прикусывая губы и играя скулами, девушка отвернулась от брата к окну и лишь негромко произнесла:
– Поехали.
Немногими мгновениями спустя, Офелия попросила у брата сигарету. Роман молча бросил ей на колени полупустую пачку из своего кармана. Там же она нашла и зажигалку.
– Я наверное, очень плохая мать, ведь позволяю себе не думать о Томе в первую очередь, – начала она, высунув руку в окно, пытаясь хватать ветер.
Роман молчал, позволяя сестре взять на себя инициативу.
– Ты ведь помнишь, как мы жили, будучи малышами, беззаботно, не отвлекаясь на ерунду и прочие возможные проблемы, о существовании которых просто не знали на тот момент. Лет до десяти, что твоих, что моих.
– Ты так жила.
– Ох, ну да, ты прав. Наверное, все эти слова про меня.
Она медленно, но сильно затянулась, осушив сигарету почти на сантиметр.
– Но все равно, потом мы, все ещё будучи детьми, постепенно выходили из родного гнезда, приобретая сторонних знакомых, друзей и подруг. Я приобретала новые интересы, желания, страхи… Я старалась быть хорошей девочкой, правда до тех пор, пока ещё была в контакте с мамой. После первых поцелуев, меня уже не волновали ни она, ни моё будущее , ни дом. Вдобавок ещё и эта шлюхи, чьим примером заразилось все наше поколение. Мальчишки хотели иметь таких, как Монро, а девочки хотели, чтобы их имели так, как хотели иметь её.
Ещё один затяг.
– И вот сейчас, только лишь ценой страданий, я начала понимать, что же происходило в эти пропащие десять лет, когда я из маменькиной дочки постепенно превращалась в дешёвую проститутку, сама не замечая этого. Скажи мне, Ром, как самому проследить это превращение, прервать его? Может ли человек, приближаясь к пропасти, надеяться на себя? Ведь я не замечала, как тону. – Она посмотрела на брата очень болезненным взглядом, искренне надеясь, что он даст ей ответ.
Роман молчал, не зная и даже не думая, что ответить.
– Нас всю жизнь учат. Учат всему, кроме того, как быть одному. А знаешь, что самое страшное?
Брат пожал плечами.
– Самый ужас в том, что я не знаю, как объяснить это Тому. Если бы не моя глупость, я бы вообще не позволила бы ему явиться в этот мир…
– Что ты имеешь ввиду? – нахмурился Роман.
– Ты видел ту компанию, ты смотрел на них с презрением, отвращением, понимая, на что способны эти ублюдки в том случае, когда их прижмут к стене. Ты знаешь, на что способна я, когда мне не хватает на героин. Но скажи мне, кто виноват в том, какими мы стали?
Роман внимательно посмотрел в глаза сестры, которые внушали лишь вопросительную интонацию, без капли оправдания.
– Но если мой сын станет таким же, я буду винить себя, так как знаю, что могла это исправить.
– Теперь ты понимаешь маму. – Строго сказал Офелии брат, позаимствовав у неё сигарету.
– Я не понимаю, зачем наши матери так рисковали, приводя нас сюда, в этот ад.
– Она надеялись, что мы их не разочаруем.
– Ты намекаешь на меня? Слушай, я каждый раз разочаровываюсь, и не только, в себе, когда даю засунуть в себя очередному ублюдку. Ты действительно всё ещё пытаешься донести до меня, что я есть разочарование в глазах матери? – Офелия начинала кричать.
Роман проигнорировал её вопрос.
– Я попросила тебя приехать за Томом. Пожалуйста, – Офелия взяла брата за руку, – постарайся научить его одиночеству.
Тут брат резко повернул на обочину:
– Ты решила с помощью меня избавиться от сына?
На глазах Офелии опять наворачивались слёзы. Сдерживая рыдания, она хаотично ощупывала его руки.
– Послушай, я не…
– Нет, это ты послушай, я не позволю тебе отступать от собственного ребёнка. Я приехал сюда, я согласился помочь, но ни за что не стану оправдывать тебя перед ним. У него есть шанс, как и у каждого из нас, и вся твоя чушь, что, возможно, заставляет тебя думать о том, что ты не виновата, ничего не стоит, и я тебе скажу, что во всем происходящем в жизни человека виноват только человек! Можешь сколько угодно выгораживать себя перед собой же, но…
В этот момент Роман остановился. Что-то внутри переклинило у него, он замолчал. Гнев быстро пропал с его лица. Он медленно вышел из машины и, опёршись спиной на дверь, спустился на землю.
Из машины послышался дрожащий голос Офелии:
– Рома, я наркоманка! Какая из меня мать, какие у него шансы, о чём ты говоришь? Неужели ты желаешь ему того же, что светит каждому ребёнку, выросшему в этом дерьме? Я говорю так не потому, что пытаюсь от него избавиться, а потому, что пытаюсь избавить сына от меня…
Она медленно вылезла из джипа, обошла капот и присела радом с ним. Сильно прижав руку брата к себе, она с ещё большим напором слёз начала объясняться:
– Ты даже не представляешь, как я себя ненавижу за всё зло, что уже успела причинить моему мальчику! Не хочу, чтобы он и дальше страдал от такого ничтожества, как я. Будучи зависимым от меня, у него не будет шансов на нормальную жизнь, особенно сейчас, в той ситуации, в которой я нахожусь. Прошу тебя, хотя бы ради него, забери его, забери, чтобы он смог забыть всё что пережил со мной, пожалуйста, Ром!
Он нервно выдыхал дым от сигарет, смотря куда-то вдаль улицы, наблюдая за пасмурным пейзажем неба, долго не решаясь что-либо сказать сестре.
– Хорошо.
Офелия приподняла голову с его плеча и посмотрела в его глубокие карие глаза.
– Ты серьёзно?..
– Да.
– Спасибо огромное, – прошептала Офи в ответ.
– Одно условие. Не торопись отвечать. – Роман, едва моргая, взглянул на сестру: – Я думаю это будет наилучшим решением, если ты больше никогда в жизни не появишься у него на глазах.
Офелия, пребывая в легком шоке, не понимала, к чему ведёт брат.
– Ты никогда больше не напомнишь ему о своём существовании, никогда больше не встанешь у него на пути, никогда не появишься у порога его дома. Никогда не приблизишься к нему.
Роман говорил грозно, выделяя каждое слово, заставляя задуматься мать племянника.
– Я считаю это единственно возможным шансом на нормальную жизнь для него, и думаю, ты считаешь также. Подумай об этом.
Не обращая внимания на слегка ослабевшие объятия сестры, он, без проблем выдернув руку, встал, открыл дверь и сел в машину. Офелия смотрела в сторону, где только что находились глаза брата, не понимая, на что она соглашается, пытаясь снова и снова проговаривать у себя в голове эти условия.
– Ты так и будешь сидеть? Я думаю, что Том скоро проснётся, и нам стоило бы поторопиться к его завтраку.
Девушка не торопясь, опираясь на руки, будто пребывая в сильном головокружении, поднялась с земли, обошла машину, ощупывая с каждым шагом поверхность её холодного металла. С каждым мигом она приходила в себя, но этот ультиматум, что вывел Роман, поразил её до глубины души, где она почувствовала родство почти потерянного ею мальчика.
В самом деле, в следующие полчаса, Офелия снова и снова переживала самые запоминающиеся кадры её жизни с момента появления этого черноволосого чуда.
Она вспомнила, как, будучи в очень долгих отношениях, если это можно было назвать отношениями, с отцом Тома, Питером Рокхолдом, который стал самой сильной её любовью, который её и погубил, она, молодая и полная желания жить, несмотря на весь спектр опробованных средств изменения сознания, поняла, что беременна, дала себе клятву перестать быть жертвой кайфа и удовольствия. Как она любовалась собой, просматривая свой с каждым днём наполняющийся жизнью животик. Офелия презренно охватывала взглядом срам, который уже достаточно крепко прижился в её с Питером доме, и всё же надеялась, что с появлением мальчика всё изменится. Она пыталась исправить собственный образ жизни, и у нее это получалось, однако ублюдок, которого она столько терпела, тянул её на дно, с которого, протрезвев, она с ужасом бежала куда подальше.