Страница 2 из 14
Ветхий одноэтажный дом семьи Поулсон состоял из соединённой кухни с залом, и двух спальных комнаток, одна из которых была детской, что находилась в самом дальнем углу дома. Другая же комната была комната матери, ближайшая к выходу, куда Офелия часто приводила своих клиентов и коллег по цеху. Ежегодно, понимание ответственности на матери Тома уменьшалось, вплоть до того, что она попросту забыла о собственном сыне, полностью окунувшись в наркоманию. От чего она только не зависела. И Том наблюдал всё это. Он видел жестокость людей, видел их дикими, страшными, злыми, и просто-напросто запирался у себя в комнате, а если предоставлялась возможность, убегал из дома.
Когда становилось совсем скучно, Том выходил на мрачный, серый переулок. Мальчик любил играть с бездомными котятами, и часто таскал их домой, пока матери не было. Он любил играть с ними, ухаживать за их шёрсткой, мыть их, гладить расчёской. Тому нравилось, как мурлычут котята, и, заметив, что эти звуки – реакция кошки на приятные ощущения, старался делать животным хорошо. Он делился с ними своим завтраком, потому что, в какой-то степени, может привыкнув, перестал ощущать чувство голода, и считал долгом накормить своих маленьких друзей. Наблюдая за ними, он был по-детски счастлив, не ругал их, если они гадили, пытался за ними убираться, так как знал, что кошки должны ходить только в одно место. Но в один день, наверное, один из самых врезавшихся в память ребёнка дней, к Тому в дом явилась мать с другой проституткой, что привела двух, возможно, клиентов. Мальчик, услышав звук ключа в замке, стал поспешно прятать котят под одеяло собственной кровати, с надеждой на то, что в его комнату никто не войдет. Тихо притаившись около закрытой двери, он стал слушать разговоры взрослых. Том слышал растянутые, плохо выговаривающие некоторые слова голоса мужчин, отвратительно смеющуюся шлюху, и только от матери не было слышно ни единого звука.
– Где он? – Спросил первый грубый голос. Послышался смех проститутки, но, видимо, не дождавшись ответа, голос сказал: – Мне повторить ещё раз?
Через мгновение послышался, как оказалось, удар пощёчины.
– У неё есть сын, – проехидничала шлюха.
– Нет, не трогайте его! – Это уже кричала мать.
– Сидеть. – Послышался злобный, но спокойный, уверенный голос другого мужчины.
Затем шли звуки возни, борьбы, визги матери и другой женщины. Через минуту все утихло, но вдруг разразился смех, и одновременно с ним кто-то затопал ногами к комнате мальчика. Испугавшись, Том отлетел от двери к кровати.
Дверь распахнулась. Перед мальчиком предстал огромный, лысый и одновременно бородатый мужчина, с большим животом. Глаза у него страшно горели, на отвратительной морде сквозь заросли щетины просматривался грубый оскал. Одетый в широкие чёрные штаны, на ногах – сапоги, туловище же его пряталось за тёмного цвета футболкой с оборванными рукавами, над которой – кожаный жилет. Руки мужчины, толстые и волосатые, были покрыты татуировками: женщинами, ножами, черепами.
Проникнув в плохо освещённую детскую, человек сначала оглянулся по сторонам, прежде чем заметил Томаса.
– А вот и мальчишка, – мерзким голосом прошептал гость.
Громко стуча сапогами по полу, он преодолел расстояние от двери до кровати и вплотную приблизился к Тому, который сидел на краю кровати, сместив котят под одеялом у себя за спиной.
– Иди сюда, паршивец.
Мужчина схватил ребёнка за тёмные волосы и сильно одёрнул его, что тот упал с кровати. Затем, приподняв мальчика за воротник рубашки, потащил из комнаты в зал. Том терпел. Выйдя из коридора в помещение, человек бросил мальчика к дивану, прямо у ног матери. Та, залившаяся слезами, с ссадинами на лице, схватила Тома и крепко обняла, разрыдавшись ещё сильнее и громче. Томас оглянулся по сторонам: рядом с матерью сидела страшная женщина, всем своим недружелюбным видом указывающая на черноту собственной души. Она покуривала, время от время взглядывая то на мальчика, то на Офелию, то на другого персонажа, о присутствии которого Томас забыл – у занавешенного окна, в тёмном углу зала, сидел одетый в подобие делового костюма мужчина. Стилистика его вещей была приобретена вследствие диффузии классической, офисной моды и культуры байкеров. Худое, дряблое лицо, глубоко посаженные глаза, не длинные, но и далеко не короткие поседевшие волосы разделяли его темя, свисая по обе стороны открытого, морщинистого лба. Ему было около сорока пяти-пятидесяти лет. Мужчина выглядел очень опрятно и чисто, в противовес толстяку, по-видимому, работавшему на него.
– Что мы будем делать, Офи? – Спросил тот же самый голос, который приказал матери сидеть. – Мы в любой момент можем лишить тебя сына, ты ведь это понимаешь.
– Я знаю, знаю… – Сквозь слезы прошептала мать. – Я верну всё!
Том ничего не понимал, кроме одного – им грозит опасность. Но он настолько привык терпеть неадекватную мать, что в данной ситуации был более чем спокоен. Кстати, он практически не обнимал Офелию, лишь символично взяв её за руки, когда она вцепилась в него после освобождения от рук толстяка.
– Что значит вернёшь? – От злости старик привстал с кресла. – Я не верю в то, что ты успела всё потратить!
– У меня ничего сейчас нет, я же сказала почему.. – Мать всхлипывала через каждое слово.
– Обыщи дом! – приказал старик своему амбалу.
Толстяк начал переворачивать всё вверх дном. Хотя, по сути, дом был пуст, но в то же что-либо спрятать в нём среди разного мусора и тряпок было возможно. Байкер рылся везде – в кухонных шкафах и на полках в зале, рвал подушки на диванах и креслах, шарил по стенам. Когда он начал переворачивать кровать в комнате матери, Тома охватил страх – он испугался за котят.
Ничего не найдя, байкер вернулся к своему хозяину и попросту развёл руками.
– А в его комнате? – Старик указал на мальчика.
В этот момент Том почувствовал, как мать дрогнула.
– Сейчас. – Угрюмо ответил байкер и скрылся в коридоре.
Как только он потерялся из виду, Том вырвался из рук матери и побежал за толстяком. Однако человек, что сидел в углу комнаты, в одно мгновение догнал шестилетнего ребёнка и сильно схватил его за шею. Офелия, только осознав, что сын вырвался из рук, вскочила за ним, однако женщина, сидящая около, подскочила и пощёчиной вернула её обратно на место.
– Сиди, – грозно сказала она.
Молча вжавшись в диван, мать наблюдала за кряхтевшим, извивающимся от боли Томом, а человек в костюме ровно стоял и смотрел в сторону коридора, ожидая своего наёмника.
– Оставь его, прошу!
Мужчина, отвлёкшись от коридора, развернулся в пол-оборота и посмотрел краем глаза сначала на Офелию, затем на узника собственной руки.
– Заткни свой поганый рот и не притворяйся, будто бы он волнует тебя и когда-либо волновал!
Через несколько толстяк вышел из комнаты Тома, держа что-то наподобие шкатулки, футляра черного цвета. Томас мельком посмотрел на него – лысый с издёвкой улыбнулся, заметив взгляд мальчика на себе, затем подошел к старику и, раскрыв, передал ему находку. Его хозяин, рассмотрев внутреннюю полость коробки, кивнул своему рабочему и отшвырнул Тома обратно к матери:
– Тут не всё, но лишь ради твоего блага. За оставшейся частью мы вернёмся в понедельник.
Офелия кивнула, схватив сына на руки и сильно прижав к себе.
Чужие люди ушли. Мать долго держала сына на руках, покачиваясь из стороны в сторону. Том очень давно не видел её такой живой. Лишь через минут двадцать-тридцать она отпустила мальчика. Том смотрел на неё заворожённо, а затем спросил:
– Кто это был?
Офелия, вытирая щёки от солёной воды, сначала молчала, не решаясь что-либо сказать, но, призадумавшись над ответом, лишь выдавила из себя:
– Это плохие люди, Томас. Но не такие плохие как твоя мама.
В этот момент Офелия в очередной раз разрыдалась, схватив мальчика.
– Как же я тебя люблю, мой маленький.
Том видел её сейчас такой незащищённой и такой красивой – худая, светловолосая, с большими сверкающими от слёз глазами. Он не помнил, когда в последний раз мать говорила ему о своей любви, когда она так нежно обнимала его. И маленький человечек не мог понять, что происходит – кто эти люди, что сделала мама, что её били прямо дома, почему именно эта ситуация пробудила в матери такую нежность, и почему она никогда не была с ним такой доброй.