Страница 4 из 10
Раздался звон, витрина разлетелась стеклянными брызгами.
- Давно пьешь? - спросил его в отделении лейтенант Батищев.
- Это какое-то недоразумение, я - Летягин Георгий Тимофеевич, никогда у вас, так сказать, на учете не стоял.
- Вот это и плохо, вот это упущение с нашей стороны, - оживился лейтенант. - Взяли бы мы тебя на контроль раньше, сегодня бы ты не пытался у нас витрину разбить и, может, вообще находился в другом месте - Постой! Летягин, говоришь тебя зовут...
Медленно, но верно закрутились колеса, и телега лейтенантской памяти проследовала до остановок под названием "Потыкин" и "Дубилова". Так, Летягин, потыкинский дружок, плохой квартиросъемщик, вредящий соседке миленькой пампушке Дубиловой...
- А чем был вызван ваш визит к Потыкину десятого сентября накануне его смерти? Неурегулированными денежными спорами? Поссорились ли вы в тот вечер?
Летягин испугался. Он пугался, пугался и вдруг понял, что пугаться дальше некуда. Страшно захотелось, чтобы жирный боров лейтенант лежал полуживой тушей, как привидевшийся в витрине телец.
- Вы очень тонко ведете следствие, - внезапно заявил Летягин. - Это у вас, конечно, прирожденное. Как жаль, что ничего уголовного я не содеял и не могу дать проявиться вашему таланту в полной мере...
Летягин говорил и удивлялся: откуда в нем способности к лести и вранью? Порой он не находил новых фраз и повторял старые, но лейтенант только кивал, а потом и кивать перестал, а клюнул носом и замер. Летягин уже растерялся, гипнотический дар и поэзия заклинаний никогда не числились за ним, скорее, наоборот.
"Учтите, товарищ угомонился ненадолго, но если сотворить, что велит ваша совесть, то он сделается тихий и послушный, - сказал издалека, а может, изнутри, очень резонный голос. - И вокруг никого. Отличный момент".
"Цапай мента, цапай, пока не поздно", - возник еще один собеседник, весьма истеричный и злой.
"Кто вы?" - простодушно спросил Летягин.
"Мы - твоя совесть", - слаженным дуэтом ответили голоса.
Летягин всполошился - психзаболевание стремительно прогрессировало.
"Ты вооружен, ты отлично вооружен", - не отвязывался резонный голос.
А Летягину ненадолго показалось, будто его подхватила волна и покачала на себе, потом уже что-то полезло из челюстей, а язык вдруг стал пухнуть. От ткнул пальцем и чуть не поцарапался - клыки уже оснастили его жевательно-кусательный аппарат. Опустив глаза, он увидел, что язык свисает ниже подбородка и вдобавок заострился.
Страшное ночное видение переходило в разряд реальностей.
"Чудовищем быть нельзя - лучше в тюрьму", - лихорадочно прикинул вспотевший Летягин.
"Может, лучше чудовищем - не накладно ведь. А там и до чудотворца один шаг. В тюрягу пусть другие топают, - сказал злой голос. - Однако ты опоздал..."
И действительно - лейтенант уже приходил в себя.
- Что это у вас там? - запинаясь и теряя пивной румянец, прошептал он. - Да... подождите в коридоре...
Задержанный тут же испарился, а участковый пытался хоть вчерне разобраться с ним, потирая виски впервые в жизни заболевшей головы.
Сидя в коридоре, Летягин беседовал со своей совестью. По договоренности один из голосов стал отзываться на кличку Резон, а второй довольствовался прозвищем Красноглаз.
"Раз вы возникли, так не мешайте мне хотя бы, - говорил Летягин, - все же вы не заморские генералы, а своя родная шизия".
"Кто мешает? - захлебывался Красноглаз. - Мы же твои маленькие друзья. Одни тебя и любим. Во-первых, с нами не пропадешь. Во-вторых, убить, полюбить, а особенно выпить кровь - всегда поможем. Будем обслуживать регулярно, по расписанию - чтоб ни дня без этого дела".
"Как это кровь?" - обомлел Летягин.
"Сядь да покак", - нагрубил в первый раз Красноглаз.
"Домой вам возвращаться нельзя, - талдычил Резон. - Лейтенанта вспугнули, он сейчас звонит в РУВД. А там запросто вытребуют ордер на арест. Попадете в следственный изолятор и уж признаетесь во всем..."
"Чего же делать?" - растерянно спросил Летягин.
"Для начала сходить в прокуратуру. Поинтересуйтесь там насчет... и вообще..."
Помощник прокурора оказался симпатичной молодой женщиной Екатериной Марковной.
Екатерина Марковна приняла с милой улыбкой, правда, спросила, учтен ли посетитель в психоневрологическом диспансере. Потом она, скорее по-докторски, чем по-прокурорски, стала успокаивать Летягина, просвещая насчет количества гражданских исков, связанных с ветшанием и разрушением жилищ. Еще она раскрыла, по большому секрету, - наука пока бессильна понять, что же происходит, и поэтому просто отмалчивается. Да, да, подхватил Летягин, однажды я ученого на лекции спросил насчет своей квартиры, а он на меня так посмотрел, будто я сморкнулся без помощи платка. И, наконец, проникнувшись окончательным довернем, Летягин рассказал, как у него отрастают клыки и язык, как участковый Батищев ему мокруху клеит, и под конец спросил, какие конституционные гарантии может получить гражданин, если у него лицо и туловище не всегда такие, как у всех.
- Я, конечно, не медик, - начала спешно закругляться прокурорша, провожая Летягина к дверям, - но мне кажется, вам надо просто лучше питаться. Заниматься спортом. Записаться в художественную самодеятельность, танцы, пение очень помогают. Или устроить личную жизнь, - последнее было сказано не без оттенка печали.
Она протянула узкую ладошку.
"Питаться, питаться... Смотри, какая у нее аппетитная шейка, подначивал Красноглаз. - Это тебе не боров лейтенант. Согласись, привереда, с женским материалом работать и проще, и приятнее".
Летягин как раз взял нежную прокуроршину ручку в свою ладонь и вместо того, чтобы пожать ее, застыл, боясь шевельнуться - будто его посадили на кол. Он изо всех сил пытался не поддаться дурному влиянию Красноглаза и Резона.
Екатерина Марковна приблизила к нему свое умное неравнодушное лицо и максимально убедительно сказала:
- Я понимаю, вам сейчас тяжело. Образовался комплекс загнанности, который породил странные ощущения. Но только вы сами можете его разрушить. Повторяйте про себя: "Я нормальный, я симпатичный". Вот вы улыбались, и я видела - никаких клыков нет.