Последний рыцарь

– Нам так точно безопасно, – хмыкнул Катиджан. – А для вас все зависит от того, что здесь скрывается.

– Инанис, тебе что, снобизм вручную укоротить?

– Давайте не будем ссориться, – вмешалась Эйтиль. – Если здесь есть хищники, агрессия привлечет их.

– Девочка права, – кивнул Лукиллиан. – Мы не знаем, какие темные тайны заставили Осгуда закрыться в Эмирии и умереть здесь. Возможно, именно они нас и интересуют. Мой клан никогда не занимался исследованием истории великих чудовищ, потому что легенда гласит, что знания о них несут безумие. Печальный опыт Осгуда вполне может служить тому подтверждением.

– Но для нас это может стать благом, если он действительно нашел нечто важное, – заметила Хиония. – Тогда мы с Лукиллианом пойдем в эту сторону, Инанис и Эйтиль – в другую.

Дриада кивнула и подняла руку над головой. С ее ладони сорвалась дюжина синих, зеленых и золотых стрекоз. Почти все они сразу же улетели в коридор, который предстояло исследовать Эйтиль и Катиджану, но две остались и сели на спины Хионии и Лукиллиану.

– Так я всегда буду знать, где вы, – пояснила Эйтиль. – А вы сможете обратиться к ним, как обратились бы ко мне. Я не смогу вам ответить, но я вас услышу.

– В этом кластере может стоять защита от использования артефактов, – предупредил Лукиллиан.

– Мои стрекозы – не артефакты. Они – часть меня, и эта связь никогда не нарушится.

– Тогда решено. Ищите все, что может помочь нам в этой войне, а если станет слишком опасно – бегите из этого кластера, и мы сделаем то же самое.

Катиджан первым двинулся с места, он терпеть не мог прощания – особенно те, что звучали в начале пути. Эйтиль последовала за ним; она, не оборачиваясь, слышала, как уходят Хиония и Лукиллиан.

Они взяли с собой переносную осветительную сферу, и дриада была убеждена, что иного источника света у них уже не будет. Поэтому когда на стене рядом с ней вспыхнул ярко-рыжий огонь, она вскрикнула и резко отшатнулась в сторону. На ровном полу она без труда удержалась бы на ногах, но теперь у нее под ногами оказалась битая плитка, и Эйтиль упала бы, если бы Катиджан не успел мягко поддержать ее за плечи.

– Мать, да ты совсем нервная стала, – хохотнул он. – Ты что, не видела их?

Он указывал на стену, и Эйтиль только сейчас заметила, что там в металлических подставках закреплены самые примитивные факелы. Некоторые из них окончательно отсырели и покрылись плесенью, другие же неплохо сохранились. Именно их и поджигал теперь Катиджан, ему не нужно было для этого ни заклинаний, ни особых жестов, достаточно было лишь взглянуть на факел, чтобы вспыхнуло пламя.

И ему, скорее всего, сложно было понять, что кто-то может оказаться к такому не готов.

– Не видела, – виновато улыбнулась дриада. – Извини.

– Если я тебя сейчас спрошу, за что ты извиняешься, ты наверняка не ответишь мне.

Поэтому я даже не буду спрашивать.

Она извинялась за то, что не могла быть полезной ему, но Эйтиль и правда решила не говорить об этом. Она сосредоточилась на том, чтобы все исправить: дриада по-прежнему шла рядом с Катиджаном по освещенному факелами коридору, но ее зрение сейчас было сосредоточено на том, что видели ее стрекозы, улетевшие далеко вперед.

Им темнота не мешала, они могли разглядеть каждую трещину, каждый скол в камнях, каждую обвалившуюся стену. Кое-где висели ржавые цепи, но они, похоже, не были предназначены для того, чтобы кого-то удержать. В прошлом это было всего лишь украшение, такое же, как и мозаика, иногда попадавшаяся на полу, и барельефы на стенах и потолке. Все это наверняка помогало Осгуду Интегри не заблудиться в собственном имении.

Может, он и обманул главу своего клана насчет болезни, но об одном он не соврал: он точно погиб здесь. Чувствовалось, что целый век в этих местах никто не жил… по крайней мере, никто разумный.

Коридор несколько раз разветвлялся и в конце концов упирался в широкую лестницу – ступени, будто нависавшие над бездной. Эйтиль направила половину стрекоз туда и вскоре увидела впереди мягкое голубовато-белое мерцание. Сначала она даже наивно приняла его за утренний свет, какой бывает перед самым рассветом в пасмурную погоду. Но потом Эйтиль вспомнила, что на плане этого кластера, найденном Арма, не было окон. Получается, это был не выход.

Загадка света открылась довольно быстро – как только стрекозы подлетели туда. Потолок и большая часть стены были заняты целой колонией слизней. Насекомые не двигались с места или лениво переползали, оставляя за собой мокрые разводы. Их мягкие тела и слизь, которую они выделяли, мерцали ярко, почти как магические сферы, наполняя коридор призрачным сиянием.

Стена неподалеку от них обвалилась на пол каскадом камней, и что-то в этих завалах показалось Эйтиль странным. Она послала туда одну из стрекоз и сосредоточила свое внимание только на ней, на ее глазах, смотревших сквозь мрак.

Камни упали уже давно, они успели порасти бледным мхом, на котором поблескивали капельки влаги. Но не они привлекли дриаду, они как раз смотрелись естественной частью этих катакомб, а вот что-то другое выбивалось из общей картины. Обломки, еще обломки, провисшая цепь, оборванная на одном конце, раскрошившийся барельеф-дерево, сухая искореженная ветка… нет, не ветка. Иссохшая рука, покрытая почерневшими остатками кожи и плоти.

Судя по кости, ее даже не отрезали. Кто-то вырвал ее прямо из плечевого сустава, обглодал, но не полностью, и бросил здесь… Когда? И чья это рука? Она была похожа на мужскую, но Эйтиль не бралась сказать наверняка. За годы, проведенные здесь, кость и плоть превратились в некое подобие мумии.

Дриада заставила своих стрекоз покружить над обвалом, пытаясь отыскать другие останки, но тщетно. Кроме этой руки, возле стены не сохранилось ни единой кости, и Эйтиль не знала, как это понимать. Если тело сожрали, то почему хищник оставил эту руку? Или, возможно, маг, потерявший ее, сумел сбежать? При таком ранении можно выжить. Знать бы еще, когда это произошло: во время первой попытки вскрыть кластер или при второй, почти полвека спустя?

– Эйтиль!

Голос Катиджана заставил ее вздрогнуть, отвлечься от стрекоз и поспешно вернуться к своему основному телу. Дриада с удивлением обнаружила, что за то время, что она осматривала мерцающие руины, они с Катиджаном успели продвинуться довольно далеко – и шли они не к лестнице, на каком-то этапе пути они свернули в сторону.

– Ты чего спишь на ходу? – нахмурился маг. – Ты вообще в порядке? Ты не обязана была идти со мной. Если хочешь, я отправлю тебя обратно, я могу открыть портал.

Эйтиль не собиралась даже отвечать на эту глупость, она лишь бросила на него укоризненный взгляд. Ей нужно было рассказать ему об оторванной руке, но пока она подбирала слова, Катиджан снова заговорил с ней.

– Хотя я бы предпочел, чтобы ты осталась, не хотелось бы одному разбираться с этим. Ты только посмотри!

Он указывал на массивную дверь, сделанную из камня. Эйтиль и вовсе приняла бы ее за очередную арку, если бы не металлические петли, поддерживавшие дверь на весу. Ручки здесь не было, как и замка, и несложно было догадаться, что путь в комнату открывался магией.

Катиджана пока интересовала не сама дверь – несколько таких же они уже прошли, но маг не обратил на них внимания. Сейчас он смотрел на круглый барельеф, венчавший проход.

В центре круга был изображен сложный острый кристалл, со всех сторон окруженный пламенем. Эйтиль не сомневалась, что видела его раньше, но не могла вспомнить, где. Память дриад обычно не подводила, а значит, это изображение не было для нее важно – по крайней мере, раньше.

– Что это? – спросила дриада.

– Лед, порождающий пламя, – задумчиво ответил Катиджан.

Он протянул руку к барельефу, покрытому паутиной, но коснуться его так и не решился.

– Не уверена, что понимаю, – смущенно признала Эйтиль.

– Это один из символов. Нечто вроде фамильного герба, если тебе так понятней. Когда-то давно такие гербы были у всех Великих Кланов, они были важны и для аристократии внешнего мира, и для мира магии. По символу для каждого дома. Но времена изменились, появились настоящие и электронные подписи, и вся эта древняя атрибутика сохранилась разве что на старой посуде и антикварных печатях.