Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 28 из 74

— Как обстановка? — шепотом спросила Регина. — Мы тут с голоду дохнем!

— Мы?

Из-за головы Регины выглянула голова Стива Эдди.

С озорной улыбкой Мэгги подняла бутылку коньяка.

— Ты — святая, — с замиранием в голосе сказала Регина.

Мэгги немного распахнула халат, продемонстрировав закуски.

— Она — не святая, — прохрипел Эдди. — Она — Бог.

Гортанный несдерживаемый храп разносился по коридору.

— Тесла! — прошептала Мэгги.

Регина показала знаками, что они проследуют за ней в ее каюту. Мэгги повернула дверную ручку, и все ввалились туда. Обе звезды были абсолютно голыми. Их тела казались странно знакомыми. Конечно же, Мэгги видела их в обнаженных сценах в их картинах.

— В чем дело?.. — спросил Свонн, проснувшись.

— Это мы, любовь моя, — сказала Регина, забираясь на кровать рядом с ним. Стив Эдди забрался ей за спину, образовался сандвич с актрисой-ветераном посредине. Мэгги присела на край постели, наклонилась и высыпала припасы из-за пазухи на покрывало.

Регина успела уже схватить коньяк. Стив Эдди начал запихивать себе в рот шоколадные конфеты, Свонн жадно поедал песочное печенье. Мэгги навалилась на сладко-соленые рисовые штучки. Бутылка ходила по кругу. Так они насыщались приблизительно в течение десяти минут, не произнося ничего членораздельного, слышны были только стоны, мычание и аханье. Заглушив голод, Мэгги огляделась, как волчица, которую вспугнули на деревенском дворе, и подумала, насколько странно и сказочно быть в десяти километрах над Саргассовым морем вот в этой компании в обнаженном виде.

— Мне нравятся твои фильмы, — выпалила она Регине, моментально почувствовав себя дурочкой-поклонницей.

— Ну, а мне нравятся твои поваренные книги, — ответила Регина, и они обе одновременно рассмеялись. — Но скажу тебе, эта дерьмовая затея с голодовкой больше продолжаться не может, — прошептала Регина. Шепот ее прозвучал похоже на голос императрицы, которую она играла в прошлом году в историческом фильме Кевина Костнера «Екатерина Великая».

— Здорово сказано. Я взрослею, — сказал Стив Эдди.

— Какая прекрасная возможность познакомиться с великим Свонном, — сказала Регина, лаская его лицо, лицо бога Аполлона. Она потянулась к нему так, что ее великолепная грудь качнулась вперед, а их губы соприкоснулись. Эдди не обращал никакого внимания на происходящее и открыл новую коробку кокосовых чипсов. Мэгги с удивлением и ужасом смотрела на то, как Свонн, казалось, потянулся к Регине. Его правая рука поднялась так, будто собиралась схватить ее свисающую грудь, но вместо этого он шлепнул ее по плечу со словами:

— Не сегодня, дорогая, у меня болит голова. — Это была знаменитая завершающая фраза из одной из ранних комедий Регины, «Великая Косгров».

— Умный парень, — подразнила она его, очевидно уже пьянея.

— Гм, — прокашлялась Мэгги.

— Помнишь шестидесятые, дорогая? — спросила Регина у Мэгги, откинувшись на подушки, даже не пытаясь прикрыть свои знаменитые молочные железы, которые тряслись, как тарелки с заливным, когда она говорила. — Сумасшедшее было время.

— Я помню это, — сказала Мэгги, — но, возможно, не так, как ты.

Регина бросила на нее враждебный взгляд, но очень быстро рассмеялась вновь, распознав ироническую правду в ответе Мэгги.





— Хотя я уверена, что они не помнят шестидесятых, — сказала Регина, показывая глазами на обоих мужчин.

— Я тогда был маленьким мальчиком, — сказал Свонн, грызя сладкий бисквит. — Все, что я помню, это лужайки и крикетные биты.

— А я тогда был мертв, — сказал Стив Эдди.

— Мертв?

— Еще не родился. Все равно что был мертв.

— Какой он философ, — сказала Регина. — Это заменяет то, чего ему не хватает… — Ей в конце концов удалось отвлечь Стива от еды. — …чего ему не хватает в плане опыта, — договорила она. — Ну, пора нам уматывать, дорогой.

Мэгги внимательно смотрела, как юноша плавно, словно кошка, вылезает из кровати. Спустя мгновение обе звезды исчезли. Постель была полна крошек, поэтому Мэгги заставила Свонна подняться. Она стряхнула нижнюю простыню, и они легли снова.

— Спасибо за продовольствие, мамочка, — сказал Свонн, гладя ее щеку рукой.

— Мамочка?

— Тебе не нравится, когда я тебя так называю?

На самом деле ей не нравилось, но он был таким сладким, что она не смогла заставить себя так ему ответить.

— Эти киношники, они как будто с другой планеты, да? — сказала она вместо этого, чувствуя, как усталость тянет ее, как подводное океанское течение. Где-то вдали слышен был гул двигателя.

— Ты полагаешь это странным? Посмотрим, что будет в Венеции, — сказал Свонн.

2

Дворец у воды

Венеция показалась сном с того самого момента, когда они вылезли из лимузина в Трончетто[18] и набились в катер, обитый красным деревом, на Большом канале. Мэгги поразила вовсе не архитектура. Многие великолепные городские здания являлись демонстрацией восточной приверженности к повторяющимся деталям, что не соответствовало ее западным вкусам. Но ее восхищало то, каким образом эти здания были расставлены по главной венецианской водной артерии, извивающейся перевернутой буквой S, их компактность и интимность и более всего то, что город до краев был наполнен жизнью так, будто весь он — сцена гигантской, никогда не кончающейся оперы. Сам по себе день был прохладным и серым, свинцовое небо непрестанно исходило слюной, но до настоящего дождя дело не доходило. А когда они проехали под мостом Риалто, Мэгги заметила еще одну замечательную особенность Венеции: отсутствие автомобилей. Она почувствовала себя больной, долгое время страдавшей хроническим заболеванием, магическим образом освободившейся от его симптомов. В то же самое время внутри ее накапливалось какое-то эмоциональное напряжение. Лишь после того, как они миновали поворот у Рио-Нуово, она определила, что из нее выходит давно сдерживаемый гнев на Кеннета, все эти годы не дававшего ей возможности посетить Венецию. В конце концов, уже под мостом Академии, буря эмоций выплеснулась наружу и слезы заструились по ее щекам. Мэгги разглядывала прекрасного Свонна, золотые кудри которого развевались влажным бризом, пахнувшим рыбой и сточными водами.

Катер причалил на узком боковом канале поблизости от церкви Санта-Мария-делла-Салуте архитектора Лонгена, и один из матросов выпрыгнул на фондамента[19] с канатом.

— Здесь живет Свонн, — объявил Тесла. Другой матрос вытащил их багаж на берег. — В вашем распоряжении час, чтобы привести себя в порядок, — рявкнул Тесла. — Подгонка костюмов в одиннадцать. Расстановка в три. Мы пришлем за вами лодку.

— А как насчет обеда? — спросила Дона Уикерс.

Тесла рассмеялся, шустрый матрос запрыгнул обратно на борт, и симпатичный катер медленно отошел. В это же время упрямого вида пожилой слуга распахнул дверь темного палаццо и взял самые небольшие предметы их багажа. Свонн повернулся, чтобы внимательней оглядеть старинное строение, с искусно сделанной арки над входом которого скалились собачьи головы из потрепанного временем камня.

— Здесь стояла крепость Нарсеса-евнуха, генерала императора Юстиниана, не раз побеждавшего в сражениях готов, — продекламировал Свонн. — Здание с фасадом, который ты видишь сейчас, было закончено в тысяча шестьсот одиннадцатом году торговцем солью Педрочинно Гуайо. В тысяча девятьсот двадцать шестом году здание приобрела американская светская львица и меценатка Бэйб Хатуэй, переделавшая дворик в искусственные джунгли с обезьянами и оцелотами с опиленными когтями. Рассказы о ее декадентских суаре все еще не затухают в венецианском свете. На одном таком несчастном званом приеме она выкрасила золотой краской с десяток мальчиков, которые должны были изображать обнаженные статуи факельщиков. Один из них умер от токсичной кожной асфиксии на месте, а остальные вскоре превратились в слабоумных паралитиков. Бездонные банковские запасы Бэйб заткнули рты семьям мальчиков и городским властям. Также между двумя мировыми войнами общественный сектор города получил от нее массу подарков. Мисс Хатуэй (она никогда не была замужем, хотя список ее знаменитых любовников, включая Муссолини, не уместился бы ни в какой адресной книге) покончила жизнь самоубийством в тысяча девятьсот тридцать девятом году. В записке, оставленной ею, она написала, что испробовала все в своей жизни, за исключением старости, унизительного блюда, без которого она предпочитает обойтись. Так она и покинула этот свет, приняв огромную дозу морфина, среди пальм в кадках и ананасов, окруженная своими четвероногими любимцами.