Страница 11 из 74
— Если тебе кажется, что ты сможешь поддерживать тот же уровень жизни, к которому привыкла, то ты не в себе, — отпарировал он, добавив для усиления: — Ха!
— Я могу и буду, а если будет нужно, то заработаю еще больше.
— Не здесь. Не в этом доме.
— Как я понимаю, ты собираешься отобрать его у меня.
— Мэгги, у меня, как говорят, длинные руки. Я смогу дотянуться до такого количества мерзких адвокатов, что твоя жизнь станет похожей на вечный съезд их американской ассоциации. Ты будешь зажигать китайские фейерверки в главном суде первой инстанции до того времени, пока не постареешь, сгорбишься, поседеешь и настолько ослабнешь, что не сможешь сварить себе яйцо всмятку.
— Спасибо за то, что ответил на мой вопрос.
— Извини? — спросил Кеннет. — На какой вопрос?
— Каким образом ты выживаешь на Уолл-стрит. Просто очевидно, что ты выменял ненависть за мозги.
Неожиданно он оказался на ней, по-спортивному пружиной подскочив со своего места к креслу с подлокотниками, в котором сидела она. Он увлек ее на пол, на бледно-абрикосовый ковер. С помощью странного сочетания грубой силы, нежности и ловкости рук он быстро стащил с Мэгги ее спортивный костюм от Туцци, одновременно успев стянуть с себя брюки. Затем он взял ее одной своей большой рукой за затылок так, как будто ее голова была дыней, и закрыл ее рот своим. Мэгги безрезультатно толкнула его под ребра, но не позвала на помощь, поскольку поняла, что единственным человеком, который мог бы прийти ей на выручку, был Хупер. Она была больше обеспокоена мыслью, что сын может случайно застать этот эдипов спектакль с матерью, насилуемой отцом, и что это может сделать юношу либо гомосексуалистом, либо кататоником. Но как только Кеннет своей немытой, вонючей и мощной лапой схватил ее за упругую грудь и ловко прикусил ей губы, Мэгги, задыхаясь, вспомнила те стоны и крики, которые Хупер и эта девушка издавали в порыве молодой страсти, и почувствовала, как сама сдается неудержимому приливу животной похоти, который, кажется, принижает всех относящихся к млекопитающим до комка плоти и шерсти, беспомощно пробивающегося сквозь время. Несколькими секундами позже оба они были совершенно нагими. Мэгги фактически помогла Кеннету вылезти из рубашки, после чего они меняли классические позы одну за другой (что было хорошо отрепетировано за двадцать пять лет совместной жизни). Их страстное крещендо достигло пика в тот момент, когда Мэгги выгнулась вперед так, что почти встала на голову, а Кеннет, подобно йогу, выгнулся над ней, как будто он совокуплялся с тачкой. Затем они оба рухнули на пол.
Они лежали без движения несколько минут: Мэгги — на спине, Кеннет — на животе — и касались друг друга только предплечьями.
— Я знал, что мы это преодолеем, — сказал Кеннет.
— Ты — как пробка, — ответила Мэгги.
Кеннет смутился. Чувствуя, что ее замечание — вовсе не комплимент, он сказал:
— Брось ты, тебе ведь понравилось. Только посмей сказать, что нет, и ты оскорбишь свои собственные чувства.
— Меня захватила старая привычка. Это меня плохо характеризует. Мне стыдно за себя. Но это ничего между нами не меняет.
— Мы всегда ссорились, а потом мирились.
— Это было не примирение, — сказала Мэгги, — это было прощание.
— Ау, ты что, серьезно?
— Да, серьезно.
Мэгги привстала, пошарила вблизи себя рукой в поисках своего нижнего белья и начала приводить себя в порядок. Ее спортивный костюм висел на торшере «Стрекоза» от Тиффани, как мертвый парашютист на дереве. В конце концов, застегнув последнюю пуговицу, она достала из шкафа большой пакет с рождественскими подарками и поставила его к голове Кеннета, сказав:
— Это для тебя.
Кеннет оглядел все эти маленькие коробочки в черной матовой обертке.
— Ну, спасибо, — сказал он озадаченно и мрачно. — А ты открыла те, что я подарил тебе?
— Это и есть те, что ты подарил мне, идиот. Отдай их твоей красотке.
Кеннет снова заглянул в пакет и сделал гримасу.
— Если ты меня прогонишь, то потом будешь скучать.
— Не могу дождаться, чтобы проверить это.
— Ты искала предлога, чтобы порвать со мной, да?
— А как в таком случае насчет Лоры Уилки? Это было маленьким испытанием, которому ты решил меня подвергнуть?
— Она была ошибкой, Мэгги, ошибкой!
— Верно. И гораздо большей, нежели ты рассчитывал. Знаешь, мне во всем этом не нравится мысль, что ты можешь считаться потерпевшей стороной, что с тобой поступили нечестно, без всякого на то основания. Ты трахал другую женщину под нашим кровом в сочельник, когда вокруг было полно наших друзей. Вот в чем дело. И вот почему ты сейчас быстро соберешь несколько костюмов, носки, трусы и поищешь себе другое место жительства. Я не боюсь ни тебя, ни твоих адвокатов. А сейчас я поднимусь наверх и отмою себя от тебя. К тому моменту, когда я закончу, я хочу, чтобы ты убрался. Или я снова обращусь в полицию. Я ясно выразилась?
— Змея.
— Будешь продолжать в том же духе — и потеряешь драгоценные минуты, которые я дала тебе на то, чтоб ты собрал вещи.
Она оставила его лежащим на ковре. В ванной комнате был телефон, а прочная дверь снабжена бронзовой задвижкой.
«Что еще он может сейчас сотворить? — гадала Мэгги. — Если он подожжет дом, то я выберусь через окно ванной на крышу крыльца и спасусь». Вот такое приходило ей в голову.
В конце концов большая кафельная ванна наполнилась, Мэгги слышала, как хлопали дверцы шкафов и сдавленно чертыхался Кеннет. Она только успела залезть в горячую, вместительную и гостеприимную ванну, когда он постучал в дверь.
— Я ухожу.
— Отлично.
— Не можешь обойтись без того, чтобы не съязвить в последний момент перед прощанием?
— Я хвалю тебя за хорошую работу.
— За что? За наше супружество?
— Нет. За то, что ты быстро собрал вещи.
— Так это твое «до свидания»?
— Хорошо. До свидания, Кеннет.
— Скажи мне только одну вещь. Ты трахалась с Руди Свиннингтоном в тот вечер или нет?
— Я уже беру телефонную трубку.
— Ответь мне!
— Еще немного, и я вызываю патрульную машину.
— Я еще не сказал последнего слова.
— Думаю, что так. Но с этого момента не приходи больше без предварительного звонка.
— Я любил тебя всем сердцем! — прокричал Кеннет.
Мэгги понимала, что такое было вряд ли возможно, но в глазах ее появились слезы, когда перед ней, как хвост воздушного змея в воображаемом синем небе, пролетели все годы ее жизни. Несколько минут спустя она услышала, как ожил и замурлыкал двигатель его великолепной машины и унес Кеннета навсегда в ее прошлое.
4
Семейный кошмар
Подавленная, Мэгги выплыла из ванной комнаты около полудня. Она надела черную водолазку из хлопка и темно-коричневый джемпер (но никакой косметики) и в трансе проследовала в коридор, чувствуя единственную потребность приготовить что-нибудь простое, но в огромном количестве. В голову пришло пюре из картофеля и репы, такое любимое в детстве, лежавшее на тарелке большим взбитым кругом с озерцами расплавленного золотого сливочного масла по всей поверхности. Она только спустилась с лестницы, как вновь послышался звук дверного звонка. Это был старомодный электрический звонок еще тридцатых годов, очень звонкий. Он нравился Мэгги, потому что был слышен даже в самых отдаленный комнатах этого дома, особенно во время шумных приемов. Но вблизи он рвал уши, вызывая у Мэгги такую реакцию, словно она засунула пальцы в розетку.
— Это ты опять! — прокричала она в дверь. Никакого ответа. На этот раз она поклялась себе, что даст Кеннету по яйцам, не задавая никаких вопросов. В качестве предосторожности она вынула зонтик из бронзовой стойки у двери. Это было солидное изделие фирмы «Суилби и Туттхэм», делавшей лучшие зонтики в мире, купленное в Лондоне за сто двадцать фунтов стерлингов, очень прочное, с никелированным серебряным наконечником. Такой зонтик мог произвести хорошее впечатление на мягкие ткани Кеннета в случае, если ему удастся блокировать ее удар.