Страница 14 из 137
Настроения Сталина и Мао Цзэдуна, их взгляды на целый ряд военных и политических вопросов можно себе представить на основании внимательного прочтения записей П. П. Владимирова.
Накануне отъезда П. П. Владимирова в Яньань его приняли руководители ИККИ Г. М. Димитров и Д.З. Мануильский, которые подробно ознакомили его с обстановкой в КПК и в Особом районе.
Основная обязанность П. П. Владимирова в Яньани состояла в том, чтобы глубоко разобраться в действиях и взглядах Мао Цзэдуна, информировать о них Москву, Сталина, а также доводить до сведения Мао Цзэдуна сообщения, которые он получал из Москвы.
П. П. Владимирову пришлось работать в Китае в годы, когда Сталин находился в трудном положении в связи с ситуацией, создавшейся в ходе Великой Отечественной войны против гитлеровской армии.
Сталин был заинтересован в обеспечении максимально возможной степени безопасности восточных рубежей СССР. В этой связи П. П. Владимиров должен был внимательно следить, с помощью КПК, за поведением японской оккупационной армии в Китае, особенно на границе с СССР, а также за процессом оказания сопротивления японской агрессии со стороны единого фронта, в который тогда входили Гоминьдан и КПК.
П. П. Владимиров сумел проанализировать взгляды и политическую активность Мао Цзэдуна и прийти к четким выводам, информировать о них Сталина, Москву.
П. П. Владимирову также удалось нарисовать портрет Мао Цзэдуна, отразив в нем и его биографию, и поведение Мао Цзэдуна как политика и как человека.
П. П. Владимиров выяснил, что, помимо Москвы, у Мао Цзэдуна, по сути дела, в Яньани была постоянная связь с резидентом американцев, который выступал в Яньани под именем доктора Ма Хайдэ, а на самом деле был уроженцем Ближнего Востока Джорджем Хэйтемом.
П. П. Владимиров обратил внимание на то, что Мао Цзэдун считался только с силой, в частности с военной мощью немцев и японцев.
Отношение Мао Цзэдуна к Сталину, по наблюдениям П. П. Владимирова, представляло собой смесь внешнего намеренно подчеркнутого уважения, даже преклонения, с постоянными упреками и претензиями. В то время когда СССР выдерживал натиск германской армии, терпел поражения на фронтах, Мао Цзэдун и его сторонники позволяли себе издеваться над горем людей в нашей стране и одновременно выражать недовольство тем, что Советский Союз не поставляет им вооружение или не поставляет его столько, сколько им хотелось. Причем это оружие Мао Цзэдун имел в виду использовать исключительно в борьбе за власть внутри Китая против Чан Кайши. Мао Цзэдун не считался с тем, что представлялось П. П. Владимирову реальностью, то есть не желал видеть в Советском Союзе главную опору всего комдвижения. Мао Цзэдун не желал исходить из тезиса Москвы о том, что крах СССР означал бы неминуемый конец и КПК, Мао Цзэдуна. Здесь мнения Мао Цзэдуна и Сталина расходились.
В июне 1942 года П. П. Владимиров пришел к мысли о враждебности Мао Цзэдуна по отношению к нашей стране: «Разговоры некоторых руководителей КПК о своем дружелюбии, коим явилось-де предупреждение о нападении Германии, откровенно спекулятивны. Действительность — скрытая враждебность Кан Шэна, а возможно, и председателя ЦК КПК — Мао Цзэдуна…
Враждебность Мао Цзэдуна?! Нет, для меня теперь это отнюдь не такая уж еретическая мысль».[27]
3 июля 1942 года, когда положение Сталина и СССР было тяжелым на фронтах Отечественной войны, Мао Цзэдун в беседе с П. П. Владимировым сказал, что советское правительство может не беспокоиться, тревоги Сталина и советского народа понятны ему и китайскому народу, и поэтому «я отдал приказ подготовиться к ведению боевых операций против японских фашистов. Пусть только посмеют нарушить границы СССР! Прошу не беспокоиться. 8-я НРА ведет соответствующую передислокацию».[28]
Мао Цзэдун на словах выражал свое дружелюбие. На деле он, во-первых, не выполнял своих обещаний помогать Советскому Союзу в его Великой Отечественной войне и, во-вторых, настраивал своих сторонников на постоянную конфронтацию с Москвой, со Сталиным, на постоянную подозрительность к Москве и к Сталину; при этом внутри КПК дело было поставлено таким образом, что сторонники Мао Цзэдуна могли доказывать свою верность Мао Цзэдуну только при условии, что они проявляли на словах и на деле враждебность и подозрительность по отношению к СССР.
Сталин в этой ситуации считался с реальным положением дел и стремился к тому, чтобы удерживать Мао Цзэдуна хотя бы на формально благожелательных в отношении СССР позициях. (Попутно отметим, что такие коллизии в наших двусторонних отношениях повторялись и повторяются до сих пор.)
П. П. Владимирову было также известно, что в июле 1941 года Москва обратилась к КПК с просьбой сорвать концентрацию японских войск у советской границы; «особенно важно нарушать нормальное движение на железных дорогах»…
Эту просьбу, а также и другие — руководители КПК не выполнили.[29]
П. П. Владимиров констатировал, что для руководителей КПК «важно, что есть возможность отсиживаться в Особом районе. А какой ценой куплена эта возможность и где решается теперь будущее мирового революционного движения, им безразлично. Это факт».[30]
29 июля 1942 года П. П. Владимиров записал в своем дневнике: «Председатель ЦК КПК (Мао Цзэдун. — Ю. Г.) отзывается о советских руководителях пренебрежительно. Так, об И. В. Сталине, не скрывая презрения, заявил: “Он не знает и не может знать Китая, однако лезет обо всем судить. Все его так называемые положения о нашей революции — вздорная болтовня. И в Коминтерне болтают то же самое”.
У председателя ЦК КПК весьма смутное представление о Советском Союзе, все понятие о котором заключается для него в одном слове — “республика” — и больше ничего.
Председатель ЦК КПК никогда в Советском Союзе не бывал и, по-моему, даже щеголяет этим.
О Советском Союзе у него самое искаженное представление, очевидно, сформировавшееся не без влияния Кан Шэна.
И что самое удивительное, он никогда нас не расспрашивает о Советском Союзе. Все, что происходит в нашей стране, для него лишено интереса. Его интересует только обстановка на советско-германском фронте.
В разгар битвы под Москвой в октябре-декабре прошлого (1941 г. — Ю. Г.) года председатель ЦК КПК заявил: “Вот Сталин доболтался, дальше некуда! Вот поглядеть бы, как этот вождь болтает сейчас там, в Москве”»…[31]
30 августа 1942 года Мао Цзэдун в разговоре с П. П. Владимировым, у которого в Китае появилось и китайское имя Сун Пин, «выпытывал»: «“Сталин — революционер? А любит красный перец?.. Настоящий революционер обязательно ест красный перец”… Он отхлебнул из кружки и заметил: “Александр Македонский наверняка обожал красный перец. Он великий человек и революционер в своем деле. И Сталин, конечно, ест перец. Ешь перец и ты, Сун Пин. Давай, если ты революционер”…
Мао Цзэдун не морщась закладывал в рот стручок за стручком, сдабривая их глотками ханжи. Надо отдать должное: пьет он изрядно и не теряет контроля над собой».[32]
Из Москвы для ориентировки П. П. Владимирову были направлены документы Коминтерна 20-3 0-х годов. Очевидно, телеграммы П. П. Владимирова создали у Сталина ощущение, что его связной способен сообщать важные сведения о Мао Цзэдуне, который как бы «раскрывался» в моменты, когда СССР приходилось трудно во время войны с Германией, и проявлял свои подлинные настроения. Фактически Сталин нацеливал в это время П. П. Владимирова на критическое отношение к деятельности Мао Цзэдуна.
П. П. Владимиров отмечает, что «власть над армией — вот что было целью Мао Цзэдуна». У Мао Цзэдуна нет военного таланта. По собственному признанию Мао Цзэдуна, одной из любимых книг его молодости была «Великие герои мира». Он в восхищении перед знаменитыми завоевателями, царями и всеми, кто сумел утвердиться на вершине «человеческой пирамиды»…[33]
27
Владимиров П. П… С. 47.
28
Там же. С. 56.
29
Там же. С. 57.
30
Там же. С. 58.
31
Там же. С. 63.
32
Там же. С. 80.
33
Там же. С. 87.