Страница 115 из 137
Мао Цзэдун далеко рассчитал свою комбинацию. Как он и предвидел, Гао Ган, оказавшись в Пекине и надеясь на под держку со стороны Мао Цзэдуна в борьбе против его главного соперника в руководстве партии, то есть против Лю Шаоци, начал вести беседы с рядом руководителей партии, уговаривая их выступить против Лю Шаоци. Они же побежали с докладами к тому же Мао Цзэдуну. Так, Дэн Сяопин доложил Мао Цзэдуну о действиях Гао Гана. У Мао Цзэдуна в руках оказался выбор: выступить против Гао Гана или допустить отстранение Лю Шаоци.
Нельзя исключать того, что большую роль сыграло то обстоятельство, что все это имело место после смерти Сталина. Мао Цзэдун счел момент подходящим для того, чтобы заставить своих коллег еще больше, чем раньше, не доверять СССР, КПСС, Н. С. Хрущеву. При этом он учитывал, что из всех членов руководства партии больше всех был в определенной степени связан с Москвой именно Гао Ган, а Лю Шаоци тоже был в числе тех руководителей, которые предпочитали пока, на многие годы, иметь дело и взаимовыгодные связи также с Советским Союзом; во всяком случае, Лю Шаоци на практике не вел дело к военной конфронтации с Советским Союзом, чего постепенно добивался Мао Цзэдун. Одним словом, если говорить об отношении к СССР, то ни Гао Ган, ни Лю Шаоци не рассматривались Мао Цзэдуном как его надежные союзники. Мао Цзэдун предпочел в создавшейся ситуации устранить Гао Гана, но при этом так обставить дело, чтобы заставить и Лю Шаоци, и остальных членов руководства, во-первых, оказаться в зависимости от Мао Цзэдуна, который на сей раз устранил не их, а Гао Гана от власти, и, во-вторых, выступать вместе с Мао Цзэдуном в его все усиливавшемся противостоянии с советскими руководителями, в частности с Н. С. Хрущевым.
Итак, Мао Цзэдун пошел на устранение Гао Гана, которого он фактически представил своим коллегам по руководству партии как «советского агента». Это, в частности, означало, что немедленно после смерти Сталина Мао Цзэдун стал активно поворачивать КПК, приводить ее в состояние оппозиции по отношению к КПСС и СССР. Мао Цзэдун поднял внутри партии поветрие подозрительности и вылавливания «советских агентов», китайцев, которые работают на «заграницу», то есть на СССР, передают советским гражданам «секретные сведения» о положении в КНР. Мао Цзэдун уже тогда, сразу же после смерти Сталина в 1953 году, практически сделал первый и весьма значительный шаг, опуская «бамбуковый занавес» между КНР и СССР, между людьми двух стран. С советской стороны такой занавес ни тогда, ни вплоть до событий на границе в 1969 году не опускался.
«Агенты Москвы», по Мао Цзэдуну, оказывались тогда первыми и главными врагами КПК и КНР. Это было в 1953–1955 годах, когда в СССР превалировало отношение к КНР как если не к самому надежному союзнику, то, во всяком случае, не как к той стране, «агентов» которой следовало опасаться.
Мао Цзэдун счел необходимым довести до сведения высших руководителей КПСС и СССР свою оценку ситуации внутри руководства КПК. Это было сделано столь изощренно, что складывается впечатление, что в Москве тогда так и не поняли не только глубины замыслов Мао Цзэдуна, но даже вообще о чем идет речь и в какой связи происходившее в КНР соотносилось с политикой Мао Цзэдуна в отношении Советского Союза.
В третьей декаде декабря 1953 года в КНР для участия в торжественной церемонии открытия Аныпаньского металлургического комбината прибыл заместитель председателя Совета министров, министр металлургической промышленности СССР Тевосян.
В то время Гао Ган занимал посты секретаря Бюро ЦК КПК по Северо-Восточному Китаю и политического комиссара военного округа Северо-Восточного Китая. Во время пребывания Тевосяна в Северо-Восточном Китае Гао Ган не только лично сопровождал его, но и, используя этот случай, превозносил самого себя и чернил других китайских руководителей, особенно он нападал на Лю Шаоци, Чжоу Эньлая.
Мао Цзэдуну, естественно, немедленно доложили об этом. Он еще более насторожился. Возможно, это и была та последняя капля или тот случай, когда Мао Цзэдун счел необходимым вернуться к вопросу о Гао Гане, вновь ввести этот сюжет, не упоминая прямо имя Гао Гана, в отношения с новым тогда советским руководством, пришедшим на смену Сталину. Мао Цзэдун, очевидно, решил напомнить Н. С. Хрущеву о том, что советская сторона, наследница Сталина и его политики, виновата еще и в том, что внутри КПК и КНР находятся силы, которые, в опоре на Москву, на ее прямую или косвенную помощь или сочувствие, пытаются вмешиваться во внутренние дела КПК и КНР, свергнуть самого Мао Цзэдуна. Мао Цзэдун таким образом хотел сразу же после смерти Сталина, на похороны которого он демонстративно не поехал, поставить новых советских руководителей в оборонительное положение людей, вынужденных при первых же контактах с Мао Цзэдуном оправдываться и идти на уступки, чтобы ублаготворить вождя КПК.
В то время Мао Цзэдун отдыхал в Ханчжоу. После прибытия Тевосяна в Пекин Мао Цзэдун пригласил его и посла СССР Юдина к себе в Ханчжоу. Ши Чжэ было поручено сопровождать советских гостей.
2 января 1954 года Ши Чжэ, сопровождая Тевосяна и Юдина, приехал в Ханчжоу. На железнодорожном вокзале Ши Чжэ с удивлением увидел начальника управления безопасности Шанхая Ван Фаня. Ши Чжэ и Ван Фань были знакомы со времен Яньани, поэтому Ши Чжэ позволил себе пошутить: «Ты что же это, бросил Шанхай и приехал сюда?»
Ван Фань ответил: «Я прибыл для того, чтобы охранять председателя Мао!»
Ван Фань произнес эти слова совершенно серьезно, без улыбки.
Ши Чжэ недоумевал, но ответ на его вопросы скоро стал очевиден. Мао Цзэдун действительно требовал в то время повышения бдительности по всем линиям, причем бдительности, вызванной необходимостью противодействовать работе «советской агентуры».
На следующий день Мао Цзэдун принял Тевосяна и Юдина. Ши Чжэ служил при этом в качестве переводчика. Атмосфера во время этой встречи была напряженной. Вскоре после начала разговора Мао Цзэдун, вскользь осведомившись у собеседников о том, как идет их работа, круто повернул направление беседы и совершенно серьезно заговорил о проблемах, которые существовали тогда, по его мнению, и в КПК, и в КНР.
Мао Цзэдун сказал: «У нас в партии, а можно сказать и в стране, возникла смута. Естественно, что то, о чем я вам сегодня рассказываю, это лишь одна из возможностей, одно из возможных направлений развития событий. Как повернется дело в дальнейшем, нужно будет посмотреть. Если попытаться кратко охарактеризовать эту смуту, то можно сказать, что дело в том, что нашелся кое-кто, кто хотел бы свалить меня. В истории нашей страны, в истории Китая, известна ситуация, когда княжество Цинь вознамерилось уничтожить Шесть княжеств и даже уничтожило одно из них, то есть княжество Чу. Княжество Цинь — это вот его родная провинция Шэньси (тут Мао Цзэдун показал пальцем на Ши Чжэ), а княжество Чу — это не что иное, как провинция Хунань (говоря это, Мао Цзэдун показал пальцем на себя самого). Так случилось в истории, таковы факты. Как же обстоят дела в настоящее время? Тут еще надо будет посмотреть».
(Конечно, вряд ли советские собеседники Мао Цзэдуна могли понять, что, говоря о провинции Шэньси, Мао Цзэдун имел в виду Гао Гана, уроженца именно этой провинции, а говоря о провинции Хунань, он мог иметь в виду и себя самого, и Лю Шаоци, также уроженца провинции Хунань. Иначе говоря, Мао Цзэдун намекал на то, что Гао Ган предпринимал тогда попытки отстранить от власти, по крайней мере, Лю Шаоци. Мао Цзэдун при этом предполагал, что в Москве, во всяком случае на уровне Н. С. Хрущева, сразу сопоставят эти его слова с известными им фактами, то есть с тем, что Гао Ган снабжал секретной информацией Сталина и был в глазах Мао Цзэдуна советским агентом, с помощью которого Москва хотела бы после ухода из жизни Сталина заставить и Мао Цзэдуна отойти от власти. Мао Цзэдун мог также предполагать, что его намек будет понят Москвой следующим образом: Мао Цзэдун намерен убрать Гао Гана, но он оставлял у власти Лю Шаоци, который, как это было на самом деле и это было известно Москве, накануне образования КНР выступал против стремления Мао Цзэдуна, мнение которого, как и всегда, разделял Чжоу Эньлай, формально и официально иметь обычные нормальные отношения и с СССР, и с США, но фактически вступить в более близкие отношения с США.)