Страница 117 из 118
Ясмин...
Как будто электрическая искра проскочила между ними. И этим еле заметным жестом был сказан миллион слов, и он узнал всё, что таило её сердце.
Рядом с ним Роберт Клайв тоже взглянул наверх.
В переднем ряду балкона солнце бросало рисунок прозрачной бисерной занавеси на изумрудный лиф платья, на бледные руки в золотых браслетах и на ещё более бледное лицо, обрамленное заплетёнными медными волосами, с драгоценной серьгой, украшающей нос.
Клайв продолжал глядеть в течение нескольких секунд, затем отвернулся, с безжизненным остекленевшим взглядом, с губами, сжатыми в одну линию. В ответ ему не последовало ни единого признака узнавания от беременной женщины, которую Мухаммед Али Хан сделал своей первой женой.
Хэйден видел, как лицо Клайва превратилось в маску смерти. Он понимал его, зная, что в этот час триумфа он утратил всё, на что надеялся.
Клайв покидал Аркот на следующий день. Услышав о его отъезде, Хэйден вышел поддержать его уздечку и обменяться рукопожатиями.
— Куда теперь? Сен-Дэвид? Или Мадрас?
— Мадрас. А ты?
— Я останусь здесь ещё на день.
— Тогда ты более храбрый, чем я.
— Получить такой комплимент от «Доблестного в войне» — это слишком, Роберт.
— К этому титулу можно теперь добавить: «Несчастный в любви». — Клайв улыбнулся горечи своего признания. — Мне следовало бы ожидать этого. Так играет с людьми кисмет. Победишь в войне — проиграешь в любви. Никакой разумный Бог не пожелает вложить оба эти таланта в единое тело. Взгляни на французов!
«Шутка, скрывающая агонию, — думал Хэйден. — Он любит её и мог выносить это, только пока продолжалась война».
— Теперь, когда Дюплейкс побит, что ты будешь делать?
Клайв встретился с ним взглядом.
— Буду трясти дерево пагоды как можно сильнее, пока не подвернутся другие битвы. Мы ещё услышим о французах, прежде чем окончится десятилетие. Я благодарен тебе за письма, которые ты привёз. — Он похлопал по нагрудному карману. — Особенно от Эдмунда Маскелена. Меня приглашают в Мадрас разделить компанию его сестры Маргарет.
— Ты теперь человек со средствами.
Клайв поднял брови.
— Конечно, я получил дар благодарности от правительства набоба. Если собрать все мои средства вместе, я думаю, что наберётся несколько лакхов серебром. Я хочу заниматься торговлей вместе с твоим отцом.
— Если увидишь его, скажи, что я думаю о нём.
Клайв на секунду задумался, желая, очевидно, сказать нечто доверительное, но передумал, сказав вместо этого:
— Твой отец — единственный, кто действительно знает меня. Мы в чём-то схожи с ним.
— Более схожи, чем отец и сын. Это уж точно!
Их беседа истощалась. Клайв спросил:
— Ну, а ты чем займёшься?
— Не знаю. Поеду в Англию, если компания примет мою отставку. Я давно хотел увидеть великий город.
Кривая улыбка Клайва осветила его лицо дружелюбием с примесью горечи.
— Ну, тогда счастливо тебе. Я желаю, чтобы наши пути сошлись вновь, здесь или там.
— Да. И я желаю. И надеюсь на это.
Возвратившись во дворец, Хэйден долго сидел в полутьме с закрытыми глазами, обхватив голову руками. Его мучили видения сцен, свидетелем которых он был. Он ощущал боль утраты уходящей эпохи, но и определённое облегчение. «Странное ощущение, — думал он, — испытываешь, когда завершается работа многих лет. Почему так болит сердце, когда мы отступаем назад, чтобы лучше увидеть наши дела? Может быть, это же испытывает душа индуса, когда она переходит из одного тела в другое. Может быть, это чувство приходит к каждому, когда одни времена уходят, а другим ещё предстоит наступить».
Какое-то движение привлекло его взгляд. Кроваво-красная бабочка присела на угол его мраморной скамьи. Он встал, желая приблизиться к ней, но её крылья развернулись, и она взлетела в воздух, зигзагом вылетев через полуоткрытое окно. Он поглядел на молочно-белый камень скамьи и увидел на ней резную шкатулку розового дерева, которой раньше не было там. Ему внезапно представилась нереальная фантазия, что бабочка оставила её как дар. Когда он потянулся взять её, его пронзило ещё одно ощущение чуда: шкатулка была похожа на ту, которую он вручил когда-то Назир Джангу и в которой оказалась змея краит.
Под шкатулкой была бумага. Сломав печать, он обнаружил страницу молитв набоба. Под ними, языком, принятым при дворе Аурангзеба, рукой Мухаммеда Али были добавлены две строки.
Волосы зашевелились на его голове, когда он читал это. Он ощутил, что чья-то огромная фигура заполнила дверной проем сзади него, и должен был собрать всю волю, чтобы не обернуться.
— Ну? Почему ты не открываешь шкатулку?
Он повернулся и ощутил, как его душа захлопывается как морская раковина.
— Когда ты пришёл сюда?
— А, ночью. Теперь эти шлюхи уймутся, как я и всегда предвидел. Их торговля поослабнет. Роберт Клайв знал, что я здесь.
— Он ничего мне не сказал.
— Да, потому что я приказал ему молчать. Почему ты не открываешь чёртову шкатулку?
Хэйден открыл её и увидел внутри тускло сиявший самоцвет. Это был Глаз Змеи. Он взял его и взвесил на ладони, затем бросил отцу, который проворно поймал его правой рукой.
— Он твой, я считаю.
— Да. Мой.
— Я рассчитался сполна.
— Да. — Стрэтфорд Флинт держал камень в луче солнечного света. — Его нашли во рту Чанды Сахиба. Это — полная расплата. Ну что ж, я буду и дальше заниматься делами и предоставлю тебе заниматься своими, сын.
Когда отец повернулся к выходу, Хэйден ощутил почти физическую боль, но он не мог позволить себе показать огромную радость от последнего слова отца. Он знал, что не может быть и речи о рукопожатии или объятиях. Не будет никакого проявления чувств. Стрэтфорд Флинт оставался верен самому себе.
Его отец уже дошёл до двери, когда вдруг остановился с тем загадочным видом, с которым всегда любил победоносно бросать своё последнее слово, ставящее всё с ног на голову.
— Я забыл сказать: в этой записке Мухаммеда Али Хана не говорится, какое алое сокровище он имеет в виду. И какой Флинт упоминается. Я думаю, тебе следует упаковаться и покинуть Аркот как можно скорее.
В тишине, после того как стихло эхо шагов, Хэйден перечитал вновь слова, написанные Мухаммедом Али Ханом, ничего не понимая. Затем постепенно до него всё слышнее стали доноситься звуки со двора. Храп лошадей и перестук копыт. Он открыл ставни и взглянул вниз.
Там было много носильщиков, солдат почётной охраны набоба, его собственная лошадь, осёдланная и готовая, а также паланкин благородной леди.
Все занавеси паланкина были алыми.
ЭПИЛОГ
Роберт Клайв прибыл в Мадрас и встретил там сестру Маскелена, Маргарет; спустя немного дней они поженились и отправились в Англию в начале 1753 года. Когда Клайв возвратился в Индостан, на этот раз в Калькутту, он почтил памятью могилу бывшего друга, известного торговца, умершего в печально известной «Черной Яме»[91].
91
Знаменитая тюрьма в Калькутте, находившаяся в ведении правителя Бенгалии.