Страница 2 из 6
В зале стояла тишина. Ёлка блистала в россыпи серпантина, дождя и игрушек.
* * *
Вездесущая Метелица металась по улице; не находя себе места, с любопытством заглядывала в окна дома, переходя от одного к другому. Она, буквально прилипла к стеклу, глядя внутрь, рассматривала обитателей дома. Те сидели у горящего камина.
Щелкунчик, Плюшевый Мишка, Кед, Валенок, Оловянный солдатик, Кубик, Мячик, показалось, уже дремали. И это было действительно так. Тогда, как Чешка, Сланец, Шлёпок и Пинеток затаив дыхание, слушали сказку «Золенька».
Матрёшка читала:
– И помнила, Золенька, слова матери, ушедшей на небеса: «Милое Дитя, будь скромной, и Господь тебе всегда поможет, а я буду твоим Ангелом Хранителем…»
Под треск дров в камине, под монотонное чтение уже дремлющей Матрёшки, слушатели, впадая в дрёму, медленно засыпали.
За окном металась Метелица. Сделав взмах, та тут же исчезла. И как-то неожиданно валом повалил белый пушистый снег.
Через оконное стекло доносился отдалённый вой вьюги:
– У-у!..
Пинеток глядя на спящих друзей, ворочался, ему не спалось, встав, сторонясь всех, тихонько вышел.
Он проник внутрь торжественного зала, поспешил посмотреть подарки. Те стояли под ёлкой. Подойдя вплотную, перебрал каждый, но среди них для него не оказалось. Расстроившись, тот с грустью стал разглядывать игрушки на величественной ёлке, на глаза попалась игрушка «Золенька», в лице сказочной девочки-златовласки. Пинеток смотрел настолько заворожённо, что под воздействием неописуемой красоты, какой-то необъяснимой магии, невольно стал переноситься в сказку. Здесь явно присутствовало волшебство.
Силуэт отделился, в мгновение растворился в пространстве, перейдя в сказку «Золенька».
Присутствующие в комнате глубоко спали. Все видели один и тот же сон. Отделявшиеся от них силуэты исчезали в пространстве. Один за другим переходя в сказку, где на дворе стояло лето начала 20-го века.
Глава 2. Путешествие в сказку
Сказка казалась сном. Первой они увидели, Золеньку. Хрупкая девочка 10 лет шла по улице, собирая в корзину, старую грязную обувь, выставленную на порогах домов.
Из двери одного из домов вышел балетмейстер Лазар, 30–35 лет, юркий мужчина с пикантными усиками.
Тот, раскланиваясь, глядя в дверной проём, тараторя, заискивающим слащавым голосом, заверял:
– На балу!.. Ваша дочь, Милейший, будет самая лучшая! Лазар знает своё дело! Просто так не берёт денег с людей.
Тут же пересчитав деньги, засунув их в карман, во всеуслышание выкрикивая, бросил:
– Он лучший преподаватель танцев! Экстра-класс! Жду на балу!
Дверь закрылась буквально перед его носом, но это не омрачило. У него было сияющее лицо. Деньги радовали и грели ему душу. Он по инерции сделал учтивое «па».
Было слышно отдалённое ворчание хозяина дома:
– Дорогое удовольствие!.. Танцы скоро меня разорят!..
Чертыхаясь, тот зашёлся в ярости:
– Напои, накорми, ещё и «па» оплати!
Зло:
– Я не банкир!
Его слова оборвались в смачном плевке.
Почесав затылок, Лазар, пятясь задом, поспешил отойти. Он был в хорошем настроении, потирая руками, самодовольно усмехнулся.
Ощутив неописуемый восторг, сознавая, что за свои услуги дерёт втридорога, тот стал выписывать поистине парящие «па»; в конце концов, сбил с ног Золеньку. Та, кажется, совсем не вовремя оказалась в метре от порога столь негостеприимного дома.
Девочка с корзиной в руках упала в лужу. Секунда и обувь вразброс валялась на земле.
Однако она не расстроилась. Ей было смешно видеть почтенного человека в таком виде. Тот, радуясь, как мальчишка выписывал заправские кренделя, что было явно не по статусу.
Девочка, прыснув от смеха, тут же прикрыла рот ладошкой.
Лазар глядя в ее сторону, сделав брезгливую гримасу, кривляясь, констатировал:
– Фи! Замарашка!.. – стряхивая с пол сюртука невидимую пыль, сторонясь ее, исчез.
Девочка, встав с лужи, перестала улыбаться. Оторопев, поджимая губы от обиды, та, тыльной стороной ладони, стала вытирать набежавшую слезу, но тут же ей опять стало смешно.
Выйдя из оцепенения, она стала собирать обувь. Ей было так весело, что, не сдержавшись, пританцовывая на ходу, поспешила повторить «па» Лазара. Выходило неуклюже. Та, не обращая на это внимания, напевая весёлую песенку, удалялась всё дальше и дальше.
* * *
Друзья из 21 века появились словно ниоткуда. Провожая взглядом удаляющуюся Золеньку, те, осторожно осмотрелись по сторонам. Спустя минуту они направились вглубь городка. Друзья брели по одной из улиц, не имея возможности определиться в каком же направлении идти.
Неожиданно для всех прогремел гром. Друзья поспешили укрыться под навесами соседних домов, рассредоточившись, кто куда.
На бегу из рук Матрёшки выпала книга сказка «ЗОЛЕНЬКА». Поднявшийся ветер неистово ее трепал, с громким шелестом перелистывая страницы.
Друзья из 21 века, найдя убежище, кое-как устроившись, дрожа от холода, прижавшись, друг к другу, заснули.
В окнах одного из приютившего дома горел свет. Видно там ещё не спали.
И это было так. Местный сапожник делал очередной заказ, и ему было не до сна.
В небольшой каморке при чадящей керосиновой лампе, мужчина, на вид 35–40 лет, сосредоточенно работая, чинил обувь, монотонно постукивая молоточком. Это был отец Золеньки.
Но кажется, его постукивания кому-то не понравились; раздался сильный стук по потолку, за ним последовал женский окрик:
– Не стучи! Спать мешаешь!
Женщина явно была раздражена, так как вновь проорала:
– Не жги керосин, не миллионер!..
С испугу тот стукнул молотком себя по пальцу, от боли прикрывая рот, тут же приглушил свет керосиновой лампы.
Этажом выше жила Аманда, женщина бальзаковского возраста, 32–35 лет, жена сапожника.
Та, нежась, ворочалась в постели, периодически искоса, с заботой, поглядывая на сопящих и храпящих дочерей, маясь душой. Сердце матери было начеку. Те спали вдвоём на одной постели.
И тут, она резко, казалось бы, без каких-либо причин, впала в истерику, стуча кулаками в подушку, с содроганием думая о своём, плача, прошептала:
– За что мне все это? Разве я мечтала о таком женском счастье?.. – шмыгая носом, размазывая по щекам слёзы, – об этом?
Поднимаясь на локтях, Аманда принюхалась, брезгливо передёрнула плечами.
Ей стало жутко, кривясь лицом, зло пробормотала:
– Вакса, макса, гуталин!
Подняв подушку, разорвала наперник; пребывая в состоянии неистовства, разбрасывая пух; глядя вдаль, с кривой усмешкой прошептала:
– Уйду! Надоело! Хочу быть королевой! Я задыхаюсь здесь.
Хватаясь за горло, закашляла, выдавливая:
– Аллергия!.. Я терпеть не могу моего противного муженька и его «гуталиновое дитя». Эту Зольку!.. – упав плашмя на постель, тупо глядя вверх, стала вспоминать.
* * *
Память перенесла в прошлое, туда, где жила ее бабка. Аманда воочию увидела ту, сидящую на бревне возле неказистой хижины. Бабка курила трубку, гоняя рукой кота. Тот, орал, как ненормальный, и путался в ногах.
И как раз в это время появилась она, Аманда, миловидная молодая женщина с чемоданом в руке. Рядом с ней две девочки, близнецы. Совсем крохи, около 4-х лет.
Бабка, недружелюбно встречая, зашлась сарказмом, крича:
– Явилась, не запылилась! Неужто вспомнила?! Что надо?
Она, стояла перед той, виновато потупив взгляд. Бабка, не обращая на неё внимания, бегло посмотрела на девочек. Трогая то одну, то другую за щёку, тяжело вздохнув, недовольно бросила:
– Худышки! Не в тебя! Ты была кровь с молоком!
Посмотрев исподлобья, испепеляя внучку суровым взглядом, с неподдельным интересом, не скрывая язвительной ухмылки, поинтересовалась:
– Отец-то, кто?
Аманда, не поднимая глаз, пробормотала:
– Американский матрос.
Бабка, раскуривая трубку, затягиваясь дымом, с сарказмом процедила:
– Поматросил и бросил.