Страница 57 из 179
— Поклянись мне старый. Поклянись, что не ты сдал меня. И ее.
— Поттер, ты чего?
— Поклянись.
Наземникус обеспокоено взглянул на меня.
— Я клянусь тебе, — почти по слогам ответил он. — Пей.
Я снова сделал глоток. Кажется, это было горячее вино с какими-то травами.
Старые волшебные часы с матерящейся кукушкой, слишком изысканные на вид, чтоб принадлежать аферисту по праву, показали восемь вечера и запоздалая кукушка хрипло, словно заядлый курильщик, объявила:
— Восемь, блядь, вечера.
Я перевел взгляд на циферблат и неожиданно для самого себя расхохотался.
Наземникус, не зная, как реагировать, подлил мне еще.
— Поттер, ты чего?
— Двадцать семь часов, — сбивчиво рассмеялся я, настолько истерично, что из глаз слезы хлынули. — Она прожила без Скорпиуса двадцать семь часов. Тристан и Изольда сраные.
— Значит, ему ее не хватало там, на Небесах, — возвел глаза к потолку, словно разглядывая в люстре ангела, Наземникус. — Любил ее, видимо.
— А знаешь, кто ее еще любил? — все еще смеясь, спросил я. — Брат.
И, осмыслив сказанное, выронил чашку из рук.
Не в силах представить, что будет с Луи, который любил сестру больше всего на свете, включая себя самого, я спрятал лицо в ладонях.
Так, заигравшись в гангстера, я убил обоих близнецов.
========== Глава 24. ==========
— Остановитесь, — прошептал преподобный Стокс. Голос его скрипел, словно несмазанные петли исповедальни, в которой мы находились.
Я послушно умолк.
— Вы что-то хотите сказать мне, святой отец?
Святой отец тяжело дышал по ту сторону кабинки. Я слышал его дыхание так четко, словно оно звучало у меня над ухом.
— Если половина из вашего сумбурного рассказа правда, то вы — человек без чести.
— Разве я пришел сюда за осуждением?
— А зачем вы сюда пришли?
Я усмехнулся.
— Скажите мне, в чем вы меня осуждаете, и я отвечу на ваш вопрос.
Преподобный Стокс подвинулся на лавке.
— Вы нарушили все существующие заповеди. Вы ступили на путь скверны. Из-за вас умерла молодая девушка, а вы сбежали, как последний… Сбежали под крыло обманщика, вместо того, чтоб поступить по совести и признаться. Вы — человек без чести.
— Человек без чести, — повторил я, улыбнувшись. — Знаете, я часто слышу эту фразу. Дословно. От учителя, коллег, друга, отца. От вас, опять же.
— И вас это не гнетет, сэр? Я не вправе вас воспитывать, но вправе напомнить, ради кого вы пришли в дом Господа. Ради вашего сына, не так ли?
— Не утрируйте, мне совершенно все равно, в какого Бога будет верить мой трехлетний сын. Я здесь из-за просьбы брата той самой «убитой мною девушки», который, после ее смерти немного… уверовал.
Преподобный явно был намерен спорить.
— Ваш сын видит вас таким, каким вы предстаете пред глазами Господа. И видит, что в вас нет ни капли раскаяния. Не боитесь, что он повторит вашу судьбу?
Я хмыкнул.
— Как вы сказали, я — человек без чести. Пусть так. Но, напомню вам, что в той самой квартире на Шафтсбери-авеню нас было четверо. И из нас четверых только надо мной не закрывалась крышка гроба. Только я не побывал на том свете и не поцеловал руку Сатане.
Я ожидал реплики священника, но тот молчал.
— Из нас четверых только я способен выжить везде, что и делаю до сих пор. Из нас четверых только я ни разу не нарушал заповедь «чти отца своего». Вы судите меня, хотя не должны, но знаете ли вы, что сейчас, восемь лет спустя, делают при встрече со мной люди, которые были причастны к смерти Доминик? Не знаете? Падают на колени, и умоляют не трогать их семьи. Мое имя стало легендой, я уже не тот очкастый сын Гарри Поттера, я — Альбус Северус Поттер, тот, кто может купить вашу церковь и сделать из нее шлюшатню. Я — тот, кто вернулся к своему другу, когда был нужен ему. Я — тот, кто переживет вас всех и сделает это с удовольствием. Хочу ли я, чтоб мой сын вырос таким же, как я? Да, я хочу.
— Господь вам судья, — прошептал преподобный. — Продолжай, сын мой.
***
Печальная тенденция хоронить друзей стала очередной причиной того, что на похоронах Доминик я был немного выпивший. Не так, как у могилы Скорпиуса (когда еле стоял, опираясь то на отца, то на Флэтчера), в то утро я был адекватен, разве что воспринимал происходящее как-то отстраненно. Словно не знаю никакой Доминик Марион Уизли, никаких многочисленных родственников, и вообще я забрел сюда случайно.
Страшное зрелище, когда родители хоронят детей, поэтому рядом с тетей и дядей я не стоял. Рядом с Луи стоять было просто невыносимо, но я не мог отойти в силу того, что чувствовал необходимость быть рядом.
Нервная система Луи представляла собой по прочности что-то среднее между чугунным котлом и титановым сплавом: он не рыдал, не причитал, не говорил ни с кем, не истерил, не винил всех и все. Он молчал и невидящим взглядом смотрел на могильную плиту.
Сейчас я понимаю, что это был тревожный симптом, особенно зная, в какие крайности впадал Луи, два года пытаясь пережить смерть сестры. Но тогда, на кладбище, его состояние было мне удобным.
Родственники, многочисленные родственники, пришли проститься с девушкой, которая умерла настолько несвоевременно, что в голове не укладывалось, бесконечным потоком двигались по направлению к воротам, и, что интересно, среди рыжеволосой по большей части родни, я заметил, как вдали мелькнули чьи-то блестящие черные локоны.
И мне очень сложно передать то удивление, которое я ощутил, когда Астория Гринграсс, присев у могилы, опустила на нее охапку ярко-белых лилий.
Поймав мой заинтересованный взгляд, она выпрямилась (оказавшись на удивление выше меня) и запахнула рукой, обтянутой длинной перчаткой, подбитую мехом мантию.
— Мне жаль, — бесцветно произнесла она, взглянув карим взглядом на Луи.
— Правда? — так же бесцветно спросил Луи.
— Я не любила ее, — произнесла ведьма, никогда не скупившаяся на колкую правду. — Но она была частью не только твоей семьи. Ее выбрал мой сын, она такая же Малфой, как и он.
Даже при моем, чего уж там, богатом словарном запасе, слов не нашлось. На секунду присмотревшись к красивому лицу Астории, я заметил, что отнюдь не на отца был похож Скорпиус: тонкие черты и теплые глаза он унаследовал от матери. Более того, та чуть надменная манера речи и сам факт того, что ведьма, пересилив неприязнь к невестке, пришла проститься, заставили вспомнить о Скорпиусе.
Она не задерживалась, не разговаривала больше ни с кем, трансгрессировала практически сразу, как пропала из виду.
Не знаю, сколько Луи собирался стоять у могилы, вероятно, невзирая на лютый холод, простоял бы сутки, если бы высокая фигура Билла Уизли не застыла рядом.
Отец и сын переглянулись, чуть повернув головы друг к другу.
Я никогда не интересовался тем, что происходит в семьях моих многочисленных кузенов и кузин, поэтому точно не могу сказать, когда именно между Луи и Биллом пробежала черная кошка. Но, став оборотню другом, мог прослеживать, что их отношения с каждым годом становились все более приближенными к вражде, в которой ни одна сторона в силу упрямства уступать не собиралась. С чего все началось? Почему Луи действительно покинул дом в четырнадцать лет? Почему его перестали искать?
Уже никто не ответит мне на этот вопрос, да я и не стремился узнавать правду. Зачем лишний раз доказывать себе и кому-то, что лучше моего отца, Гарри Поттера, никто не может быть?
— Ты зря приехал, — тихо сказал Билл.
— Не тебе это решать, — глухо ответил Луи.
— Ты ведь понимаешь, что не сможешь уйти дважды?
— Понимаю.
— Я потерял дочь, — произнес Билл, не в силах оторвать взгляд от жены, рыдающей в объятиях его матери. — Не дай мне окончательно потерять тебя. В больнице помнят о моем запросе…
— Делай что хочешь, — отмахнулся Луи. — Что твоей душе угодно…
— Луи, — вмешался я. — Не надо тебе сейчас принимать решений…
— Пусть делает, что хочет, — громко сказал Луи. — Может меня действительно смогут вылечить, и он сможет смотреть в глаза тем, кто называл его «отцом оборотня».