Ученик афериста

— Она купила у вас банду? — поразился преподобный Стокс. — Но зачем?

— Она уничтожила их, — жестко сказал я. — Уничтожила всех, кто хоть как-то был связан с Наземникусом Флэчтером. Сожгла всех на складе.

— Господи Иисусе.

— А потом она приказала заминировать Лютный Переулок. Странная штука, святой отец, из всех людей, кто хоть как-то был связан с Флэтчером, в живых остался только я.

— Представляете, как страшно мне бывает поворачиваться к ней спиной?

*

— Я, Альдо, Сильвия и Финн — мы все совершенно разные, но не один год прожили как хорошая команда, пока расхлебывали все то дерьмо, в которое ты нас затянул, — выплюнул я с остервенением, сидя перед виноградным кустом и перебирая пальцами удлиненные темные ягоды. — Сейчас я в команде лишний.

Я даже не знал, где конкретно «похоронен» аферист, думал об этом не раз, когда смотрел на виноградники с балкона своей спальни. Шестое чувство не подсказало, где искать захоронение Флэтчера, но выбор мой почему-то пал на виноград, который плодоносил лучше остальных.

Кажется, именно грозди этого сорта Наземникус подворовывал, как только мы прибыли на виллу.

— Я должен тебя ненавидеть, — протянул я. — Весь пиздец в моей жизни происходит из-за тебя. Да разве ж только в моей? Мне кажется, ты был рожден для того, чтоб портить людям жизнь.

Чудный собеседник — виноград. Не спорит, не возражает, понимающе шевелит листьями на ветру.

— С другой стороны, все самое лучшее в моей жизни… многое из самого лучшего — тоже твоя заслуга. Наверное, поэтому мне жаль тебя, старый.

Хорошо, что в зарослях винограда меня не видно, разве что, может быть, с балкона. И плевать, пусть думают, что я сумасшедший хиппи, разговаривающий с растениями.

Растения лучше людей, что уж тут поделать.

— А еще я довел твоего бастарда, — протянул я с горечью. — Опять. Я же клялся себе, что буду относиться к нему как к человеку, а не как к глупому живому щиту. И опять, как только он отдалился, я понимаю, как он мне нужен. Наверное, это больше чем дружба, черт его знает. В любом случае, я снова все просрал.

«Это потому что ты лох» — словно прозвучал в моей голове голос Наземникуса.

— В Лондоне происходит неведомый трэш, — все не мог выговориться я. — Луи писал, что Малфой совсем тронулся: бредит философским камнем. Представляешь, какой идиот? И добьется же, сука, своего, я его знаю. Я нужен Скорпиусу, ты в очередной раз был прав: я для него голос разума, только я могу поставить его на место, Луи на такие подвиги не способен, он будет потакать любой его глупости. Я нужен дома. Малфою, Луи, родителям, в конце концов, хотя будет больно на них смотреть. А что делаю я?

— Страдаешь хуйней, вместо того, чтоб взять себя в руки и хоть раз в жизни поступить, как мужчина. — Голос был хрипловатый, так похожий на флэтчеровский, что я обернулся в ужасе.

Это оказался всего лишь Финн, каким-то образом выследивший меня средь зарослей винограда.

— Что? — спросил я.

— Если ты чувствуешь, что нужен другу, ты должен быть рядом с ним, — буркнул Финн, холодно взглянув на меня. — По крайней мере я бы хотел, чтоб у меня был такой друг.

— Финн…

— Родителей пожалей, — ответил он снова флэтчеровской фразой.

Я понимал, что ему сложно видеть, как я скорблю по Флэтчеру и осознавать, что не может выразить то же самое. Я знал, что несмотря на пропасть, образовавшуюся между нами, Финн не хочет меня отпускать от себя дальше, чем на пару метров (даже в виноградниках меня нашел). Но его слова говорили о другом, переча здравому смыслу.

— Малфой, этот тот, который натравил оборотня на деревню, — сказал я, поднявшись на ноги.

— Он приехал за тобой, — пожал плечами Финн. — Значит, ты правда нужен ему.

— Я так тебя достал? — усмехнулся я. — Хочешь, чтоб я уехал?

— Нет.

— Тогда зачем?

Финн сжал зубами сигарету и указал кивком головы на виноградник, так, словно боялся к нему близко подойти.

— Он не заслуживает того, как ты к нему относишься. Он не твоя семья. А твоя семья тебя уже заждалась, — сказал он. — Слушай, хватит играть в мафию. Флэтчер мертв, миссия пройдена. Это не твой мир. Это мой мир, мир Альдо, Сильвии, Мачете и таких, как мы — нам нечего в этой жизни больше терять.

— Ты раньше никогда не говорил мне этого, — заторможенно сказал я.

— Говорил и не раз. А толку, если ты никогда не слушаешь меня, — фыркнул Финн, хотя глаза его блестели так, словно его ножом кололи. — Сильвия отпустит тебя.

«И будет рада» — подумал я.

— Поехали со мной, — выпалил я, схватив Финна за руку. — У тебя тоже может быть другой мир. Поехали.

Финн улыбнулся и покачал головой.

— Я обещал Альдо.

И снова повернулся к дорожке, вымощенной булыжником.

— Я уеду ненадолго, — снова схватив его за руку, заверил я. — На месяц… или сколько там понадобится, чтоб успокоить родителей и решить проблему Скорпиуса. Не веришь мне? Я… я оставлю Матиаса в залог.

«Как когда-то Флэтчер оставил Финна в залог старику Сантана. Права была и Рита, Наземникус меня поглотил. Это как диагноз».

— Эй, — улыбнулся Финн, хлопнув меня по плечу. — Ты не на казнь едешь. Ты едешь домой.

— Я никуда еще не еду, — буркнул я.

Да, конечно.

Не еду.

Это магия Скорпиуса Малфоя. Мы связаны с ним, наверное, в прошлой жизни мы были сиамскими близнецами: когда у этого белобрысого говнюка проблема, я автоматически спешу на помощь, даже если отнекиваюсь, отрицаю, делаю вид, что мне плевать. Он тянет меня к себе невидимыми нитями, тянет в эпицентр какого-то пиздеца, за который мы оба будем сполна расплачиваться. Расстояния, километры, моря и океаны этому не помеха — я все равно окажусь рядом и буду, стиснув зубы, помогать ему. И пусть я ненавижу его за то, какой он, пусть презираю, пусть буду молиться, чтоб он выпал из окна головой в асфальт — я все равно буду рядом, наступив обиде на горло.

Ведь, как по-пьяни ляпнул Флэтчер, философ моей жизни: «Настоящая любовь, как и настоящая дружба, да впрочем, и как любое другое чувство крайней привязанности — это чувство, которое удерживает людей вместе, даже если они пытаются зарезать друг друга во сне, всячески унижают друг друга и ссорятся чаще, чем дует ветер». Вот оно, взросление: когда понимаешь, что в бреду бухого алкаша есть не просто скрытый смысл, но сакральная истина.

И я покинул Коста-Рику, оставив сына в залог. Ну, как в залог… лучше Финна никто не сможет позаботиться о Матиасе, больше Финна никто не сможет любить его. Для меня ребенок помеха, такой вот я гнилой отец. А если уж родня прознает…

А Финн остался позади. Я смотрел на него, обернувшись у раздвижных дверей аэропорта, и боролся с желанием отшвырнуть чемодан и броситься к нему с криком: « В пизду все, я остаюсь!». Вот уж чем черт не шутит: я действительно привязался к нему, наверное… да скорей всего, смог бы полюбить его, и наверняка знал бы, что я никогда не стану ни для кого таким важным и нужным, чем для Финнеаса Вейна.

Но меня в Лондоне ждет Скорпиус Малфой и какой-то философский камень.

И это…

— … пиздец, — выругался я, мокрый от дождя, ковыряя ключом от квартиры на Шафтсбери-авеню в замочной скважине.

========== Глава 56. ==========

Кое-что о Финнеасе

Мужчина держал в руках туристическую карту, и, махнув своей небольшой группе, указал рукой, сжимающей солнцезащитные очки, на вывеску, сияющую алым цветом.

— Господи, Джаспер, что за крысятня? — брезгливо поморщившись при виде переполненных смердящими пакетами мусорных баков, спросила светловолосая девушка, первой оказавшись в подворотне.

Мужчина, дождавшись, пока его друзья окажутся рядом, раскинул руки.

— Оглядитесь. Вот она, история.

И указал то ли на измалеванную граффити стену, то ли на мусорные баки. Но, увидев, что его энтузиазма не разделяют, снова ткнул ладонью в алую вывеску.

— «Дом Восходящего Солнца», — объявил он. — Тот самый, из песни.

— Мне кажется, это фамилия, — протянул его друг. — «Дом Марианн Ле-Солей Леван», французская фамилия не переводится.