Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 136 из 179



Дверь скрипнула и я резко повернул голову.

— Да-да? — медовым голосом произнесла незнакомая мне женщина, распахнув дверь, и упершись в нее рукой.

Я раскрыл рот.

Женщина, сухопарая, с тонкими темными волосами, остриженными до острого подбородка, сначала напомнила мне Риту Скитер своими напудренными морщинами и несколько воспаленными глазами. Одетая в шелковый халат с огромными алыми цветами на нем, она смотрела на меня так, словно я был мальчиком по вызову, которого она заказывала лет так десять назад.

— Я ошибся, — посторонился я, прежде чем женщина вскинула подведенные карандашом брови. — Мне нужен дом Вейнов.

Женщина расцвела.

— Никакой ошибки, я вас давно жду, — сладостно, да так, что вейлы из шлюшатни иззавидовались бы ее интонации, сказала она, протянув мне сухую руку, унизанную кольцами. — Вэлма Вейн.

— Э-э-э…

Но ушлая женщина уже схватила меня за рубашку и втащила в дом, прежде чем я успел крикнуть: «Помогите!».

*

Я сидел в широком кресле, сжимая чашку с кофе, и заторможено смотрел в стену. На стене красовалась огромная полка, уставленная фотографиями в рамке: одно и то же лицо женщины с темным каре с одной и той же улыбкой.

— … это было чудесное время, начало двухтысячных, — щебетала Вэлма Вейн, покуривая тонкую сигарету в мундштуке. — Сцена Бродвея, элегантные мужчины, платье в пайетках… вы знаете, дорогой, у меня осталось платье, в котором я получала награду, я вам его сейчас…

— Мисс Вейн, — встрепенулся я, когда женщина метнулась к шкафу. — Прошу прощения, но вы…

— Да-да?

— Вы кто?

Женщина повернулась ко мне.

— Если бы не маленький ублюдок и мой первый муж, то знаменитую афишу «Чикаго» украшало бы мое лицо, а не Кэтрин Зеты Джонс.

Все вдруг настолько стало ясно, что я чуть чашку не выронил.

Кто бы мог подумать, что у Финна такая одухотворенная мама.

Мама Финна. Звучит как угроза.

— Я думал, вы мертвы, — признался я.

— О, дорогой, какие глупости, — отмахнулась женщина, снова закурив. — Пока я снова не засияю в Голливуде, на тот свет не соберусь.

— Ваш сын сказал мне, что вы мертвы, прошу прощения.

— Какой сын?

— Финн.

Напудренное лицо женщины перекосило.

— Мне нужен Финн, — сказал я. — Он не появлялся?

— Незачем говорить об этом выблядке, дорогой, давайте лучше перейдем к сути. Значит, вы хотите предложить мне роль…

Я растерялся.

— Мисс Вейн…

— Я согласна на крупный план и двух дублеров, — продолжила Вэлма Вейн, закинув ногу за ногу. — Мой менеджер захочет взглянуть на контракт, мои требования довольно…

— Мисс Вейн! — уже громче окликнул я.

Богемная актриса из новоорлеанского гетто, которая почему-то уверена, что я приехал предложить ей роль в кино. Финн, который обмолвился о смерти матери. Что происходит, я упорно не понимал.

— Я не имею к кино никакого отношения, — заявил я.

Вэлма Вейн нахмурила тонкие брови.

— Тогда зачем вы здесь? — уже строже спросила она.

— Я хочу узнать, где ваш сын.

— Какой сын?

— Финн.

Воспаленные глаза женщины впились в меня недобрым взглядом.

— Это чудовище сломало мою жизнь, забрало моих мужей, мою молодость, моих детей и мою мечту, я знать не хочу, где он и что с ним! Вы поняли меня, мистер?!

— Предельно, мисс Вейн.

— Я не видела его много лет, и не видела бы столько же, — выплюнула мисс Вейн, прижав окурок к скатерти на столу. — Итак, какую роль вы хотите мне предложить?

Я чуть не матернулся.

Чокнутая женщина.

И Финна здесь явно не было.

— … я совершенно не удивлена вашему предложению, мистер, талант нынче редкая штука, а мое лицо… ну скажите, неужели вы бы дали мне больше тридцати пяти лет?

«Да, дал бы. С лихвой» — подумал я, но вежливо улыбнулся.

— Мне пора, мисс Вейн, — улыбнулся я, встав с кресла.

И, увидев замешательство на лице женщины, добавил:





— Мой агент свяжется с вами. Вон он, кстати, у забора курит.

Поспешив покинуть дом Вейнов, я вылетел на крыльцо и схватил Михаила за локоть.

— Валим отсюда, ебанутая матушка Финна ничего не знает.

И, услышав голос Вэлмы Вейн, которая спешила попрощаться, чуть ли не бегом покинул гетто.

*

В виллу Сантана я вернулся под ночь, один и выжатый, словно лимон.

Лежал на диване в гостиной, закинув ноги на журнальный столик, допивал вино из бутылки и смотрел в потолок, как сквозняк шевелит хрустальные подвески люстры.

Хотелось заснуть и не проснуться. Единственный человек, который терпел мои выходки, защищал от всего: начиная мафиозными разборками и заканчивая пауками в домике колдовской деревни, к которому я был привязан, втихаря покинул страну, потому что не вытерпел моего скотского поведения.

Я свалил на него свою безопасность.

Свои насмешки.

Свои обязанности в картеле.

Своего сына.

И сейчас остался словно без рук.

Я сделал очередной глоток вина из горла и снова впился мутным взглядом в люстру.

«Если тебя нет ни в шлюшатне, ни дома, то где ты? В притоне? В тюремном автобусе, одетый в оранжевую форму?».

Горничная, не увидев меня на диване, потушила в гостиной свет и направилась на второй этаж. Я потянулся рукой до торшера, но, не дотянувшись, оставил попытки и снова, приподняв голову, поднес бутылку ко рту.

Наверху перестал плакать ребенок, видимо горничная его успокоила.

Судя по тому, что противная рожица Альдо Сантана не уплетала тортики перед сном, дегустация вин затянулась.

Я, лежа с закрытыми глазами, попытался нашарить рукой бутылку, но лишь задел холодное стекло пальцами. А на меня опустился плед крупной вязки, перепугав.

— Ты хуле опять наебенился? — спросил тихий насмешливый голос, а мою щеку защекотала длинная прядь волос.

Я подскочил, как ужаленный и мигом дотянулся до торшера.

— Финн! — выдохнул я и, путаясь в пледе, кинулся к нему, да так резко, что едва не повалил на диван.

— Не рви волосы, — прохрипел Финн, пытаясь отцепить мои руки. — Ты чего?

Я снова опустился на диван, хлопая глазами.

— Ты не уехал домой!

— Конечно не уехал, меня же сразу посадят, — фыркнул Финн, сев на пол и прижавшись спиной к дивану. — С чего ты взял?

— Альдо сказал, что ты уехал.

— Я уезжал в город, делать татуировку.

Я почувствовал себя идиотом, и закрыл лицо руками.

— Я подумал, ты вернулся в Новый Орлеан, — признался я, протянув Финну бутылку. — И отправился за тобой.

— Ты долбоеб?

— Еще какой, — смутился я. — Просто я… я знал, что если ты вернешься, то тебя посадят.

Финн сделал глоток и поморщился.

— Я был в шлюшатне, — сказал я, закутавшись в плед. — И в гетто.

Финн повернулся и взглянул на меня.

— Твоя мама жива.

— Хуйня случается, — протянул Финн.

Минуту мы промолчали.

— Я ненавижу кино, — улыбнулся, наконец, Финн. — Только мультики.

— Ну… — Конечно, я понимал, что маман Финна немножко тронутая, но надо быть вежливым. — Мисс Вейн показалась мне очень милой.

— Она ебанутая блядь, — отрезал Финн, снова глотнув вина. — Я бы убил ее, но не хотел снова в тюрьму.

Я потупил взгляд, поняв, что затронул больную тему.

— Она ни дня не проработала после того, как вернулась в гетто, — выплюнул Финн. — Сидела в кресле, ждала чуда, ебалась с мужиками и рожала детей. А ее мужики пиздили ее детей. Она ни разу не оторвала зад, чтоб заступиться за нас, только смотрела на свою морду в зеркале и мечтала о Бродвее. Свою рожу она любила больше всех нас.

И протянул мне бутылку.

Я сделал глоток.

— Когда меня забрали в колонию, она пришла ко мне один раз, — яростно шипел Финн, заламывая пальцы. — Чтоб узнать, где я прячу деньги. А когда я сбежал и вернулся домой, я пересчитал детей, их было на два меньше.

У меня руки похолодели.

— Она даже не заметила, что они пропали. Потому что мазала свою рожу кремом, готовилась к Бродвею. А потом я узнал, что двух самых мелких она утопила, потому что нечем было кормить, — проскрипел Финн.