Дети Эдема

Я выбралась! Я на свободе!

И сама поверхность земли как будто жжет мне ноги электрическими разрядами, чтобы они двигались сами по себе, без моего хотения. Я делаю шаг… и шаг этот – не к парадному входу в наше жилище, а от него. Прочь от близкого и знакомого, от надежной и безопасной тюрьмы. Навстречу опасностям свободы.

Еще один шажок. Все тело рвется бежать, резвиться и скакать – как во время особо бурных приливов энергии еще там, во дворе. Но нельзя привлекать внимания. Третий шаг – и вот я уже на обыкновенном, общедоступном тротуаре. Между ним и проезжей частью высажен рядок искусственных деревьев. Мне известно, что выглядят они в точности как старые, настоящие, живые, когда-то покрывавшие планету, росшие привольно даже в самых больших, густонаселенных городах. Когда-то, до Гибели Природы. Но эти – все равно фальшивые, как мои новые документы. Просто древообразные маленькие заводики фотосинтеза, производящие кислород для нас, жителей Эдема – и ничего больше.

Я прикасаюсь к одному стволу. Он холоден и безжизнен.

Словно в тумане, или даже во сне я следую плавным изгибам тротуара. Иду вперед по родной улице. Она находится всего в трех жилых Кольцах от Центра, но довольно тиха и спокойна по всей своей окружности. Дома здесь низкие – в два-три этажа всего. Такими они должны быть в Ближних кольцах согласно эдемским нормативам – чтобы Центр был отовсюду виден во всей своей величавой красе. Я бросаю через плечо взгляд на эту громаду, на ее изумрудный купол, огромным многогранным глазом сияющий в сердце города. Мне иногда кажется, что это глаз самого Экопаноптикума надзирает за Эдемом, хотя я прекрасно знаю, что Центр – это просто комплекс учреждений, где работают серьезные высокопоставленные дяди и тети вроде моих родителей.

Но сегодня это – точно мыслящее существо. Вон как оно зловеще уставилось на меня из темноты!

Поспешно развернувшись к «глазу» спиной, расправляю плечи – и вперед. В глубь Эдема.

Уже ночь, но на улице еще довольно много народа: кто просто болтает с соседями, кто возвращается домой из ресторанов. Некоторых я здесь узнаю, хоть и видела их лишь на закате или на рассвете, выглядывая из своего «гнезда». Куда бы они ни сворачивали, мягкие всполохи бегут чуть впереди, освещая пространство на несколько шагов, и сразу гаснут за их спинами. А вот меня эти огоньки не сопровождают – город словно закрывает на меня глаза, исторгает из себя.

Всю жизнь я провела в уверенности: стоит выбраться за пределы двора, как все тут же сбегутся меня хватать. Но вот выбралась, и странное дело: прохожие (пусть довольно редкие) не обращают на мою персону никакого внимания. Это, конечно, приносит облегчение, но и слегка уязвляет…

Внезапно открывается какая-то дверь, и оттуда, нашаривая на ходу по карманам ключ-карту, выходит мужчина. В свете огней, льющихся от его дома, он видит мою тень, на долю секунды поднимает взгляд, наскоро улыбнувшись, кивает мне с улыбкой и поворачивается обратно – закрыть замковый механизм. Раньше, чем мужчина успевает это сделать, я уже прохожу мимо его порога. Потом выясняется, что ему в другую сторону.

А я остаюсь ликовать и дрожать. Первый контакт с незнакомцем!

Однако если забыть об осторожности, моя инакость очень скоро раскроется! Надо надвинуть кепку поглубже на нестандартные «калейдоскопические» глаза, теснее запахнуться в бледно-золотого цвета куртку и, пожалуй, еще ссутулиться немного на ходу. Какая досада, что дорожное освещение на меня не реагирует. Так-то никто, возможно, прямо в глаза мне смотреть не станет и, значит, не заметит, что линз нету, но то, что я тут единственная расхаживаю в облаке тьмы, рано или поздно вызовет интерес. Есть только два выхода: либо поскорее добраться до более людных районов, где мое «облако» растворится в свечении всех остальных, либо отправляться прямиком домой.

Естественно, лучше домой. Интересно, мама уже заметила мое отсутствие? Или, полагая, что я дуюсь себе в подушку, решила оставить меня наедине с тяжелыми думами? Во всяком случае, если она поняла, куда я делась, то теперь наверняка в панике.

Надо, надо идти домой. Но я сворачиваю в сторону ближайшего квартала развлечений.

Радиальные трассы, лучами разбегающиеся от Центра, в Эдеме, как правило, более оживленные – тут больше работают и торгуют, чем живут. Та улица, по которой топаю сейчас я, – пешеходная, но только здесь, на этом участке: посередине протекает канал, а по краям – дорожки для прогулок. Многие магазины – большей частью ювелирные, а также одежды и домашнего декора – уже закрыты, но по глади канала лодочник, отталкиваясь шестом от дна, еще катает пару сидящих в обнимку влюбленных. Водная гладь мерцает, как ртуть, серебристо и покойно – до тех пор, пока нос суденышка не рассекает ее. Тогда она вдруг вспенивается, разлетается брызгами – словно резвящимися рыбешками, которые тут же превращаются в змейки легкой ряби.

Здесь, хотя рабочий день и закончен, все еще куда больше народа, чем на нашей улице, и весь этот народ движется в одном направлении – к кварталу развлечений, расположенному на очередной кольцевой магистрали. Тут, вблизи от Центра, эти окружности коротки, так что ряды ресторанов, клубов, баров, театров и всякого такого занимают их целиком. Дальше в сторону окраины они разрастаются до огромных размеров. Слишком много места, чтобы отдать его на откуп увеселениям, да и населению тамошнему по бедности не на что расхаживать по заведениям. Впрочем, помнится, мама говорила, что и там чего-чего, а баров предостаточно.

Я сливаюсь с толпой так, что отсутствие у меня собственного света незаметно в чужом, и тут вдруг понимаю, что все это время не перестаю по-идиотски ухмыляться – от волнения и нервного возбуждения. А между тем меня по-прежнему никто не замечает. Никто не видит во мне никаких коренных отличий от себя, для всех я такая же, одна из многих – спешу по своим делам, к своим друзьям, веселиться в своей компании…

Меня окружают предметы незнакомые, виденные только украдкой и издали, с моей заветной ограды. Слева, например, – спираль одной из биоразводных станций. Башни таких станций вздымаются гораздо выше остальных, даже самых высоких зданий в Эдеме – им ведь надо «ловить солнце». Внутри там, как мне хорошо известно, по сложной системе труб и шлангов течет жидкая суспензия из генно-модифицированных водорослей – она активно питается солнечным светом и превращается в питательное вещество, которое удовлетворяет все потребности современного человека. Его развозят по производственным комплексам, где превращают в искусственную еду, ничем (так, во всяком случае, меня уверяют) не отличимую по вкусу и виду от настоящих, выращенных в грунте овощей и фруктов, которые человечество вкушало до Гибели Природы. Поэтому можно сказать, что я пробовала клубнику, хотя последняя подлинная клубничина на Земле засохла двести лет назад.

Биоразводные станции строятся сугубо ради пользы, но сегодня ночью это еще и так красиво выглядит! Лихо закрученные в спирали полузавитки внешних труб напоминают какую-то скульптуру, созданную исключительно для услады глаз. Я вдруг останавливаюсь как вкопанная и глазею, глазею в восхищении на это грандиозное сооружение – естественно, тут же кто-то на всем ходу врезается в меня сзади.

– О, привет! – жизнерадостно восклицает парень возраста примерно нашего с Эшем, и в глазах его как будто мелькает проблеск узнавания. Быстро опускаю взгляд и отворачиваюсь. Боковым зрением успеваю заметить, как он пожимает плечами и продолжает свой путь.

Это мимолетное столкновение меня пугает. Можно ли мне идти на такой контакт? Не знаю. Стоило незнакомцу поздороваться со мной, и мне захотелось бежать без оглядки. Или наброситься на него с кулаками. Или свиться в клубок. А как реагировать на «привет» правильно? Сердце отчаянно трепыхается у меня в груди, дыхание – учащенное и неглубокое. А толпа по мере приближения к кварталу развлечений все разрастается и густеет. «Пожалуйста, пожалуйста, – мысленно молю я это людское море, – только не смотрите на меня. Дайте мне на вас посмотреть, не обращайте внимания, сделайте вид, что я – часть потока». Ясно чувствую: если со мной заговорит кто-нибудь еще, я просто не выдержу. Распадусь на атомы.