Три сестры, три королевы

Я пишу письмо Марии:

«Уверена, что коронация и венчание будут великолепные, и ты наверняка получишь от них огромное удовольствие, но ты должна быть хорошей сестрой Екатерине и напоминать ее быть благодарной Гарри за то, что он вознес ее от нищеты к величию. Наш брат был настолько щедр, что признал их помолвку, хотя и не был обязан это делать. Предостереги ее от греха гордыни, который грозит ей в этом новом положении. Конечно же, я радуюсь за ее головокружительный взлет, но мы не были бы хорошими сестрами, если бы не предупредили ее об угрозе греха гордыни и честолюбия и соперничества с нами, урожденными Тюдорами».

Дворец Холирудхаус,

Эдинбуг, осень 1509

Послы Якова при дворе Гарри докладывают, как я и опасалась, что молодая пара купается в роскоши, тратя состояние на одежду, празднества, турниры и музыкантов. Каждый вечер во дворце проходят балы, и король сам сочиняет песни для собственных певчих и слова к ним.

Беременность проходит непросто, и тошнота, которой я страдаю в силу своего положения, лишь ухудшается от новостей о том, что Екатерина танцует в золотой парче и что занавеси на ее ложе, откуда она наблюдает за турнирами, вышиты золотыми буквами «Е» и «Г», и гранат, ее символ, вырезан на всех каменных орнаментах, украшающих дворец. У нее есть свой кораблик с шелковыми занавесками в каютах, роскошные лошади, богатый гардероб и неутолимая страсть к покупке драгоценностей.

Я с такой жадностью спрашиваю о новостях о самом экстравагантном и красивом дворе в Европе, что все думают, я наслаждаюсь известиями о счастье своего брата. В ответ на подобные вопросы я слабо улыбаюсь и говорю: «Да, так оно и есть». Мало мне этих переживаний, так до меня стали доходить еще и новости о богатстве и свободе моей сестры Марии, что становится для меня еще более сильным ударом. И некому будет указать ей на ее ошибки и направить ее на верный путь, потому что Екатерина никогда не станет этим заниматься, а Гарри просто станет осыпать ее украшениями и нарядами, чтобы показать ее в лучшем свете. Все вокруг говорят, что она самая красивая принцесса во всей Европе. Гарри будет использовать ее как витрину для демонстрации драгоценностей своей короны, закажет лучшим художникам ее портреты и разошлет по всему крещеному миру, чтобы похвастаться ее красотой. Могу себе представить, какие ставки уже делаются на шансы ее брака с Карлом Кастильским и на возможность появления другого, более подходящего кандидата. Кажется, я не вынесу еще одного объявления о помолвке. Как не вынесу еще одного письма от Марии с хвастливыми описаниями подарков, которые ей преподнесли от имени жениха. Этот ее рубин! И ведь ее не заставят вернуть его в случае перемены планов!

Екатерина решает собственноручно мне написать: это ее первое письмо с гербовой печатью. Я нахожу ее письмо крайне возмутительным:

«Мы всегда были сестрами, и теперь я твоя сестра по полному праву, равно как и по положению. Мы с твоим братом оплакали уход вашего дорогого отца и доброй бабушки и сейчас очень счастливы. Мы были бы очень рады, если бы ты навестила нас следующим летом, когда подсохнут дороги.

Тебе будет интересно узнать, как поживает твоя младшая сестра. Она живет с нами, при дворе, и, по-моему, с каждым днем она становится все красивее. Я так счастлива, что она помолвлена с членом моей семьи, и когда придет время, она покинет нас и отправится в дом, который некогда был моим, и я знаю, как они будут восхищаться ее светлой кожей, золотыми волосами, красотой ее чистого сердца и ангельским характером. Я делюсь с ней своим гардеробом и драгоценностями, а иногда по вечерам мы с ней танцуем. И тогда те, кто видит нас, восклицают от восторга, называя нас аллегорией «Красота и Грация». Как глупо с их стороны! Она вскоре напишет тебе сама. Я стараюсь продолжать ее обучение, но ты и сама знаешь, как она шаловлива и непослушна.

Надеюсь, в скором времени вы станете тетушками и обретете королевского племянника, маленького принца. Да, я ожидаю ребенка! Я буду так счастлива подарить твоему брату сына и наследника. Как же мы благословенны!

Молюсь о тебе ежедневно и знаю, что и ты постоянно думаешь обо мне, о нашей сестре Марии и о моем дорогом муже, твоем брате, короле. Я знаю, что ты, как и все мы, чувствуешь, что тяжелые, темные годы миновали и что мы должны молиться о том, чтобы поток благословений господних, проливаемых на нас, не иссякал.

Будь благословенна, сестра.

Я стискиваю зубы и пишу ей ответ. Я говорю, как счастлива за нее, что страдаю от тошноты по утрам, но, говорят, это явный признак того, что младенец будет мужеского пола, что меня поят говяжьим бульоном. Я не боюсь родов, потому что уже рожала и потому что еще весьма молода, ведь мне всего девятнадцать. Ведь детей гораздо безопаснее рожать, пока ты молод, все так говорят. А как чувствует себя Екатерина? Как проходит ее беременность? Ее первая беременность, когда ей уже двадцать три года?

Она оставляет это письмо без ответа, и поначалу я посмеиваюсь над тем, что смогла уколоть ее упоминанием о возрасте и о долгих годах ожидания в положении вдовы, когда она должна была уже быть замужем за Гарри и вынашивать его ребенка. Однако, когда молчание затягивается, я нахожу это обидным и оскорбительным, думая, что она просто не снисходит до своевременного ответа мне.

К тому же она сказала, что Мария должна будет мне написать, а письма так и не последовало, хоть и известно, что детей нельзя воспитывать в лени и попустительстве, ибо это не идет им на пользу. Она не должна забывать о том, что я ее сестра и королева по праву и что моя дружба должна быть оценена по достоинству и что сохранение мира между нашими королевствами – моя заслуга, а мой муж – великий король.

Разумеется, она должна отвечать на мои письма незамедлительно, раз уж я взяла на себя труд ей написать.

В октябре, так и не получив ни от одной из моих так называемых сестер известий, я пишу им сразу после родов, извещая их о рождении моего сына. Я понимаю, что пишу об этом как о собственном триумфе, и не могу сдержать своих чувств. Это действительно моя победа. Я подарила своему сластолюбивому мужу сына, и чего бы ни достигла Екатерина в приближающемся сроке, она будет в этом только второй. После меня. И они там, в Лондоне, должны об этом знать. Я родила мужу сына, который также наследует корону Англии, до тех пор, пока Екатерина не справится со своим долгом так, как я справилась со своим. А до этого момента это я родила наследника обоих престолов, Шотландского и Английского, это мой сын стал первым Тюдором третьего поколения королей. Мы не будем правящей династией, если у моего отца не будет внуков, наследующих ему, без сыновей нет преемственности. И это я, а не Мария и не Екатерина, положила в гербовую колыбель младенца мужского пола.

Дворец Холирудхаус,

Эдинбург, Рождество 1509

Мы празднуем Рождество самым грандиозным образом, который сейчас может позволить себе Шотландия, с маскарадами, балами и пирами, и Джон Дамьен, алхимик Якова, строит механизм, который может летать по комнате как птица, и люди кричат от испуга, когда это видят.

Яков дарит мне золотую цепь и драгоценности для украшения прически и говорит мне, что я – лучшая королева, которую видела Шотландия. Я знаю, что красива. Платья стали мне тесноваты, и белошвейкам пришлось перенести их швы и перешнуровать корсажи, но муж говорит, что я весела и хороша собой, как и должно быть доброй жене, и что он вовсе не возражает против того, что у его жены есть что обнимать.

Дворец Холирудхаус,

Эдинбург, весна 1510

Мы с Яковом так счастливы, что даже возвращение двух его бастардов из Падуи не омрачает нашего покоя. Александр, которого теперь именуют архиепископом Сент-Эндрюсским, и его сводный брат Яков, граф Морей, приехали, чтобы засвидетельствовать свое почтение, и я приветствую их со сдержанной вежливостью. Я представляю им обоим законного сына их отца и говорю, что это Артур, принц Шотландии и островов, герцог Ротсей. Оба брата преклоняют колени перед колыбелью и приносят присягу, а Александр щурится поверх круглых очков, сидящих у него на кончике носа, и замечает, что принц какой-то маленький для такого громкого титула. Меня это высказывание ужасно смешит.