Бабочка

Гробы остались закрытыми, как я и велел.

Никакого объявления о погребении не делалось, меньше всего мне хотелось толкотни и толпы рядом с Бабочкой. И все-таки, многие уже знали о том, что случилось. И приехали выказать уважение мне тем, что почтят память брата.

Приехали и родители Дины. Подозрительно косились на всех присутствующих, хоть и было видно, что потеря сокрушила их. Тем не менее, они то и дело порывались поговорить с внучкой. Я дал четкие указания своим парням не подпускать их слишком близко к Свете. И сам все время держал Бабочку при себе. Даже тогда, когда все же позволил им пообщаться после окончания панихиды.

Дед с бабушкой убеждали Свету остаться, говорили, чтоб она звонила в любое время и не «утруждала дядю» своим присутствием, если что. Они всегда готовы принять ее. Слово «бандит» вертелось у них на языке, в качестве аргументации, я это видел, но никто так и не решился его произнести. Видимо, намек в моем взгляде был достаточно очевидным.

Света на их слова почти не отреагировала и, слава Богу, не придала никакого веса заявлению, будто бы может мне помешать. Только крепче сжимала мою руку, словно боялась, что я сейчас передумаю и «спихну» ее на других родственников. Будучи не в восторге от этого, как и вообще от ее состояния, я быстро завершил общение. Парни провели Свету в машину и остались там с ней, пока я прощался с «партнерами» по бизнесу, которыми представил Бабочке всех этих людей. Света ничего не знала о том, в какой сфере находится мой бизнес, да и бизнес ее отца. Ничего не знала она ни о моей связи с криминальным миром, ни о том, что когда-то я сидел. И я не собирался просвещать Бабочку по какому-то из этих пунктов.

Покончив с церемониями, я устроился рядом с ней в машине, и мы наконец-то поехали на дачу, где я мог гарантировать девочке полную безопасность.

Глава 3

Света

Через два месяца

Меня разбудило солнце. Его теплый луч уже давно грел мою щеку, а тут медленно дополз до губ и носа. Дикое желание чихнуть и заставило меня открыть глаза. Пару раз моргнув, я потянулась, подумав, что впервые за эти недели стало как-то легче, и внутри отпустила тупая боль. Еще не до конца открыв глаза, сквозь ресницы, осмотрела комнату. И подскочила, чуть не упав на пол с кровати, крепко прижимая к груди сиреневого зайца, с которым спала каждую ночь после похорон.

Я уснула в комнате дяди!

Ощущая себя так, словно бы была не родным ему человеком, а, как минимум, вором, забравшимся сюда, чтобы ограбить дом; с пульсом, который тарабанил в висках, я опрометью бросилась из комнаты. Одно хорошо, похоже, и сегодня ночью дядя Сережа не возвращался из города. И потому не видел, что я нагло посягнула на его комнату.

Забежав к себе, к счастью, не встретив на пути никого из охранников, которые периодически обходили этажи дома, я захлопнула двери и упала на свою кровать, так и оставшуюся застеленной.

Сердце все еще колотилось, как сумасшедшее.

Нет, конечно же, я не считала, будто бы дядя Сережа рассердится или разозлится, если застанет меня ночующей в его комнате. Но удивится, это точно. А я не знала, сумею ли внятно объяснить, чем же мне не понравилась собственная. И сама не очень понимала. Просто, ну, вы наверное и сами замечали, что в любом доме, знакомом или нет, всегда находится помещение, где вы чувствуете себя лучше всего. Там тепло и спокойно, и свет самый теплый, и вид из окна нравится больше всего. И даже непроглядная темнота не пугает.

Мама говорила, что в таких комнатах самая правильна энергия, гармоничная. Ну, или как-то так. В последние годы она очень увлекалась фэн-шуй и пыталась в каждой комнате нашего дома добиться такого эффекта. Но я лучше всего чувствовала себя в кухне. Правда, в день их гибели мне и там было холодно и плохо.

Когда мы приехали сюда, я в принципе не чувствовала себя нигде удобно или к месту. Разве что около дяди. И старалась все время держаться с ним рядом: тогда меня не так смущали все эти охранники, новое место и дом, о котором до этого я только слышала в разговорах дяди Сережи.

Сам дядя, похоже, видел мое состояние, но ничего не говорил. Возился со мной, словно ему больше заняться было нечем. Несколько раз вытягивал на речку, протекающую в двух километрах от его дачи. Устраивал «костер и шашлыки», которые я всегда обожала. Предлагал смотаться вдвоем в город, чтобы запастись книжками на время каникул. Я была очень благодарна ему за все эти действия, за то, что не позволял мне замыкаться и просто сидеть в комнате, вспоминая родителей и брата. Хотя, я соврала бы, если бы начала говорить, что не думаю о них. Постоянно думала, каждую минуту: что мама бы сказала, как папа пошутил бы, как Лешка завизжал бы от восторга и попросился бы развести огонь в костре.

И все-таки старания дяди не пропадали даром, ему удавалось меня отвлечь. И иногда настолько успешно, что на пять-десять минут я забывала обо всем и просто искренне наслаждалась отдыхом. Ну, как будто мы просто поехали с дядей в отпуск вдвоем, и еще можно будет вернуться домой, где все в порядке.

Причем старался дядя Сережа так, что какое-то время я даже не задумывалась, что и ему больно и нелегко. И только его гробовое молчание после случайной оговорки: «твой отец всегда…», так и оставшейся недосказанной, подтолкнуло меня к этому пониманию.

Вот тогда и я начала стараться отвлечь его. Наверное, со стороны это выглядело глупо, ну, то что мы пытались друг при друге делать вид, словно бы все в порядке, и старались отвлечь другого, смеясь слишком радостно и громко, или создавая видимость безумной занятости обычными делами. Но ни он, ни я не знали, как справиться с этим иначе. А вдвоем - у нас что-то, да получалось. Наверное потому, что мы и раньше всегда вместе с дядей могли решить любую проблему (мою, конечно же).

Вот. А потом, спустя недели четыре, дядя пришлось уехать первый раз.

Дела. Очень емкое слово. Помню, папа тоже всегда оправдывался им. Но я понимала, что иначе быть не может. Ну, такие деньги, как в нашей семье, наверное, невозможно заработать лежа на диване или жаря во дворе шашлыки. Тем более, я так думаю, дядя пока сам занимался тем, в чем раньше ему помогал папа. Наверное, он очень уставал. Но даже пытался извиниться передо мной за это. И когда возвращался – еще больше времени проводил рядом. Однако уезжал теперь каждый день, казался немного раздраженным (не мной, просто, в общем) и напряженным. Таким, занятым-занятым. Тут я совершенно не знала, чем ему помочь. А иногда он приезжал совсем поздно, даже просто под утро. Недолго отдыхал, завтракал со мной, и снова уезжал в город. В общем, его график казался мне сумасшедшим.

Я же по большей части была предоставлена сама себе и тратила время на то, что бродила по дому и участку, пытаясь найти уголок, в котором мне было бы хоть немного комфортно душой. И на четвертый день обнаружила все-таки такое место – спальню дяди Сережи.

Я даже не могу сказать, зачем вообще туда зашла. Но попав в эту комнату, уже не могла просто так выйти: мне хотелось присесть на кресло, зачем-то поставленное в самом углу, так непривычно и странно, что сев – ты оказывался лицом к стене. Ну кому придет в голову так ставить мебель? Чтобы рассматривать узоры обоев? Не знаю, но присев туда однажды, я поняла, что мне очень уютно и комфортно, и стена ничего так, можно полюбоваться. Хотя все там было довольно просто – светлая штукатурка, темные плинтуса и настолько же темные деревянные полы. Я не знала, из какого они сделаны дерева, совершенно в этом не разбиралась. Но мне нравилось ходить босиком по этим отполированным доскам, ощущая ступнями едва заметный рельеф. И конечно, кровать: ничего эдакого. Никаких там вензелей, резьбы или чего-то подобного. Впрочем, я и не ждала такого от дяди Сережи. Обычная такая кровать.

В комнате, которая сейчас считалась моей, и то была красивее. Гораздо красивее, если честно. Да и вся «моя» комната была продумана и обставлена лучше. Так, словно она и готовилась для девушки моего возраста, а не просто создавалась как безликая, гостевая. Стены были веселого салатного цвета, с забавным узором в виде каких-то пузырьков. Тот же оттенок продолжался и на покрывале кровати, к тому же собранном из кусочков, я и сама безумно любила такие покрывала. Имелся огромный стенной шкаф, в котором и я могла спрятаться при желании. А в самом верху окна, не простого прямоугольного, а с овальной верхней частью, чуть ли не во всю стену, так что на подоконнике можно было сидеть, как на лавочке, стоял цветной витраж. Совсем небольшой. Но я сумела разглядеть узор. Это была бабочка.