Страница 4 из 6
Но неожиданно изменилась погода. Похолодало. Стало пасмурно и ветрено. Вскоре пошёл и мокрый снег, заметно укрывший собой всё вокруг.
Он был на ветках деревьев и кустов с их нежной листвой, и на траве, и на цветах. И только асфальту кое-где, на ветреных местах, удавалось остаться голым.
Наверно мы с собой привезли московскую погоду? – решил романтик.
И этот факт он тоже отразил в своих стихотворных записях:
Да, для Киева это было редкое событие.
Платон теперь словно на время возвратился домой, в московскую погоду.
Но уже к вечеру от былой белизны не осталось и следа.
Солнце нещадно нагревало серый асфальт и топило талые снега.
А начинающий поэт продолжал:
Однако неумолимо приближающийся вечер заставил поэта срочно прервать своё путешествие и любование достопримечательностями Киева.
Платон чуть не опоздал к ужину. Ел последним, высматривая знакомую юную раздатчицу. Но её на работе уже не было. Было слишком поздно.
Вернувшись в гостиницу, он решил, наконец, заняться утренними хохотушками.
Платон Кочет имел тот прекрасный возраст, про который можно сказать, что из юношества он вышел, а до зрелости ещё не дошёл.
Это был серо-голубоглазый, светлолицый брюнет – мужчина в самом соку и в полном расцвете сил.
Высокого, теперь бы сказали выше среднего, роста, нормального и даже, если судить по науке – показателю Пинье, – крепкого телосложения.
На щеках его ещё сохранились нечёткие следы некогда бывшего детского румянца. Чёрные, кудрявые волосы обрамляли идеально, по европейским меркам, сложенную голову.
Иногда, как небо глаза, ярко-красные, слегка припухлые губы придавали его облику неподражаемое состояние привлекательности.
Он имел несколько длинноватые конечности, в чём нельзя было упрекнуть его стандартное мужское достоинство. Однако это компенсировалось неуёмным желанием ублажать слабый пол и заметной способностью к оному.
Платон был умён и даже остроумен. А его аналитический и философский склад ума позволял с честью выходить из трудных и даже самых щекотливых положений, в которые он то и дело попадал в силу своего необузданного темперамента, изощрённой выдумки и неиссякаемой энергии.
Он мог заболтать и зафилософствовать практически любого человека.
И даже самую болтливую женщину мог довести своими софистическими рассуждениями до экстаза, умопомрачения или истерики.
Одним словом, в возрасте сорока лет, – по прошествии семи лет от известного возраста Иисуса Христа, когда уже и седина в голову, и бес в ребро, – Платон Кочет всё больше соответствовал своему имени, и всё ещё, хотя уже и в немного меньшей степени, своей фамилии.
Бездеятельность убивает человека, будь он стар или млад! – подумал Платон.
Поэтому он решил, что вечер надо провести активно, весело, с пользой для души и тела. Не следует упускать шанса. Пусть будет, что будет.
Он не хотел изменять Ксении, но его нутро противилось этому и толкало на подвиги.
В конце концов, – дал себе отступную, не верящий в Бога, Платон, – пусть всё решит Господь! Повезёт, так повезёт!? А нет, так нет! Сохраню верность подруге, хотя это и не обязательно. Ведь не жена же она ещё!? На всё воля Божья!
С таким решительным настроем Платон вошёл в холл на своём этаже гостиницы. Там уже вокруг телевизора, на некотором удалении от него, общалась компания знакомых молодых людей.
Среди них Платон сразу заметил своих девушек. Они слегка кокетничали с молодыми мужчинами, но дальше пустой, ни к чему не обязывающей, болтовни дело не шло.
Увидев Платона, они оживились, что-то сказали друг дружке на ушко и засмеялись. Платон улыбнулся им в ответ и спросил: