Страница 75 из 79
Дополнение 2-е. Война и миф
Их много — мифов Второй мировой войны, частью которой была и «Великая Отечественная война советского народа с немецко-фашистскими захватчиками», как ее принято было называть в СССР
С ней и связан наиглавнейший военно-исторический миф, созданный советским режимом: несмотря на то, что локальные военные конфликты в рамках Второй Мировой во многих странах тоже имеют свои названия, однако, лишь в СССР название части войны подменяло собой название всей войны.
Дело в том, что СССР начал войну не 22 июня 1941 года, а… 17 сентября 1939 года. Причем на стороне Третьего рейха: в этот день, по предварительному сговору с Германией, Красная Армия напала на Польшу. Совместную победу красно-коричневые отметили 22 сентября 1939 года в Бресте — парадом немецко-советских войск, который принимали генерал Гейнц Гудериан и комбриг Семен Кривошеин.
Ну, а теперь переходим к другим мифам. Не я их, сразу оговорюсь, перворазоблачитель. Я их просто систематизировал, собрав из разных источников.
Германия напала на СССР без объявления войны
На самом же деле в три часа утра 22 июня [разница между Москвой и Берлином составляла час], когда германская армия начала боевые действия против СССР, сотрудник канцелярии министра иностранных дел Германии фон Риббентропа сообщил по телефону советскому послу Владимиру Деканозову: в МИДе его ждут немедленно.
В четыре часа Риббентроп зачитал Деканозову меморандум об объявлении Германией войны Советскому Союзу. При этом германская сторона, опираясь на факты, обвиняла СССР в… подготовке нападения на Германию. В связи с чем, руководство Германии вынуждено начать превентивную войну.
Цитирую меморандум:
«Советское правительство, вопреки своим обязательствам и в явном противоречии со своими торжественными заявлениями, действовало против Германии, а именно:
1. Подрывная работа против Германии и Европы была не просто продолжена, а с началом войны еще и усилена.
2. Внешняя политика становилась все более враждебной по отношению к Германии.
3. Все вооруженные силы на германской границе были сосредоточены и развернуты в готовности к нападению.
Правительство Германии не может безучастно относиться к серьезной угрозе на Восточной границе. Поэтому фюрер отдал приказ германским вооруженным силам всеми силами и средствами отвести эту угрозу. Немецкий народ осознает, что в предстоящей борьбе он призван не только защитить Родину, но и спасти мировую цивилизацию от смертельной опасности большевизма и расчистить дорогу к подлинному расцвету в Европе».
Через полчаса германский посол в Москве фон Шуленбург зачитал аналогичную ноту министру иностранных дел СССР Вячеславу Молотову.
Меморандум МИД Германии, датированный, кстати, 21 июня 1941 года, я отыскал в Интернете. Как и подробное описание визита посла Деканозова к Риббентропу, сделанное 1-м секретарем посольства Валентином Бережковым.
Вот оно:
«Внезапно, в 3 часа ночи [это было уже воскресенье, 22 июня], раздался телефонный звонок. Какой-то незнакомый голос сообщил, что рейхс-министр Иоахим фон Риббентроп ждет советских представителей в своем кабинете в министерстве иностранных дел на Вильгельмштрассе. Уже от этого лающего незнакомого голоса, от чрезвычайно официальной фразеологии повеяло чем-то зловещим.
Выехав на Вильгельмштрассе, мы издали увидели толпу у здания министерства иностранных дел. Хотя уже рассвело, подъезд с чугунным навесом был ярко освещен прожекторами. Вокруг суетились фоторепортеры, кинооператоры, журналисты. Чиновник выскочил из машины первым и широко распахнул дверцу. Мы вышли, ослепленные светом юпитеров и вспышками магниевых ламп. В голове мелькнула тревожная мысль — неужели это война? Иначе нельзя было объяснить такое столпотворение на Вильгельмштрассе, да еще в ночное время. Фоторепортеры и кинооператоры неотступно сопровождали нас. Они то и дело забегали вперед, щелкали затворами. В апартаменты министра вел длинный коридор. Вдоль него, вытянувшись, стояли какие-то люди в форме. При нашем появлении они гулко щелкали каблуками, поднимая вверх руку в фашистском приветствии. Наконец мы оказались в кабинете министра.
В глубине комнаты стоял письменный стол, за которым сидел Риббентроп в будничной серо-зеленой министерской форме.
Когда мы вплотную подошли к письменному столу, Риббентроп встал, молча кивнул головой, подал руку и пригласил пройти за ним в противоположный угол зала за круглый стол. У Риббентропа было опухшее лицо пунцового цвета и мутные, как бы остановившиеся, воспаленные глаза. Он шел впереди нас, опустив голову и немного пошатываясь. «Не пьян ли он?» — промелькнуло у меня в голове. После того как мы уселись и Риббентроп начал говорить, мое предположение подтвердилось. Он, видимо, действительно основательно выпил.
Спотыкаясь чуть ли не на каждом слове, Риббетроп принялся довольно путано объяснять, что германское правительство располагает данными относительно усиленной концентрации советских войск на германской границе. Игнорируя тот факт, что на протяжении последних недель советское посольство по поручению Москвы неоднократно обращало внимание германской стороны на вопиющие случаи нарушения границы Советского Союза немецкими солдатами и самолетами, Риббентроп заявил, будто советские военнослужащие нарушали германскую границу и вторгались на германскую территорию, хотя таких фактов в действительности не было.
Далее Риббентроп пояснил, что он кратко излагает содержание меморандума Гитлера, текст которого он тут же нам вручил. Затем Риббентроп сказал, что создавшуюся ситуацию германское правительство рассматривает как угрозу для Германии в момент, когда та ведет не на жизнь, а на смерть войну с англосаксами. Все это, заявил Риббентроп, расценивается германским правительством и лично фюрером как намерение Советского Союза нанести удар в спину немецкому народу. Фюрер не мог терпеть такой угрозы и решил принять меры для ограждения жизни и безопасности германской нации. Решение фюрера окончательное. Час тому назад германские войска перешли границу Советского Союза.
Затем Риббентроп принялся уверять, что эти действия Германии являются не агрессией, а лишь оборонительными мероприятиями. После этого Риббентроп встал и вытянулся во весь рост, стараясь придать себе торжественный вид. Но его голосу явно недоставало твердости и уверенности, когда он произнес последнюю фразу:
— Фюрер поручил мне официально объявить об этих оборонительных мероприятиях…
Мы тоже встали. Разговор был окончен. Теперь мы знали, что снаряды уже рвутся на нашей земле».
Погибли, но танки на Москву не пустили
В течение десятилетий нам внушают, что 16 ноября 1941 года 28 бойцов 316-й дивизии генерал-майора Ивана Панфилова несколько часов сдерживали немецкие танки на подступах к Москве — у железнодорожного разъезда Дубосеково. И, уничтожив 18 машин, погибли все до одного. Фразу политрука Клочкова, якобы сказанную им бойцам роты [«Велика Россия, а отступать некуда: позади Москва!»], знал каждый советский школьник.
Однако в апреле 2015 года директор Государственного архива РФ Сергей Мироненко в интервью СМИ рассказал, ссылаясь на архивные документы, что в действительности… никаких «28 панфиловцев» не было, а их подвиг — выдумка советской пропаганды.
Оказывается, еще 10 мая 1948 года в главной военной прокуратуре СССР была составлена [адресованная секретарю ЦК ВКП (б) Андрею Жданову] секретная справка «О двадцати восьми панфиловцах». В ней речь шла о том, что «в ноябре 1947 года военной прокуратурой Харьковского гарнизона был арестован и привлечен к уголовной ответственности за измену Родине некто Иван Добробабин».
Материалами следствия было установлено, что, будучи на фронте, он добровольно сдался в плен немцам и весной 1942 года поступил к ним на службу. Служил сельским начальником полиции в Харьковской области. Виновность его полностью установлена, и сам он признался в совершении преступлений.