Страница 21 из 22
– Иванову.
– Совершенно верно! Другой, будь на его месте, просто бы прикрыл лавочку, да и вся недолга. Замок на двери, все по хатам. Однако, Василий Трифонович на тот момент уже стал исполнителем – виртуозом. Иванов, к тому времени, успел занять пост третьего секретаря Московского горкома партии, стремился к должности второго. А хотелось то стать первым! Вот потому, наш виртуоз и решил выпендриться. Нагнал бульдозеры со строек, и давай утюжить творения современного искусства. На глазах шокированной общественности и западной прессы. А чтобы художники не бузили, ещё и милицию привлекли. Тогда арестовали что-то около тридцати человек. Вспомнил?
– Краем уха до нас эта весточка долетала. И что?
– Самое странное, Хрущёв остался в край доволен. Он Иванова, после этих событий, неоднократно задействовал в подобного рода мероприятиях. И Василий Трифонович находился в ожидании, что его звезда вот-вот взойдёт. Да промахнулся.
– Никита Сергеевич подал в отставку.
Глебский сделал паузу. А майор не так прост. Эка, как ввернул: ушёл в отставку. Все знали что, то была за отставка. А Малышев перестраховался. Видимо и здесь жизнь кое-чему учит.
– Можно сказать и так. Вот тогда то, Василий Трифонович и попал в немилость. За свою преданную Никите Сергеевичу виртуозность. Ну что, двинули пить твой кофе?
Глебский неожиданно понял: более ничего не сможет рассказать Малышеву. Потому, как тот только что стемнил, закрылся. А закрытых людей подполковник остерегался.
А рассказать было о чём. Исполнитель – виртуоз пришёлся не ко двору новой кремлёвской команде. По Лубянке бродили правдоподобные слухи, будто Иванов писал доносы на первого секретаря Московского горкома партии Егорычева, когда тот попал в немилость к новоиспечённому Генеральному секретарю ЦК КПСС, но это Иванова не спасло. Сам подполковник тех документов не видел. Но, перед отъездом, в коридоре управления, Андрей Сергеевич услышал одну фразу, вскользь брошенную руководителем седьмого отдела, с которым только что говорил об Иванове: «Слава Богу, хоть ни одной более строки мы от этой гниды не увидим!». Эти слова говорили о многом. Непосредственно перед вылетом, Глебский встретился с бывшими сотрудниками Иванова по Московскому горкому партии. Большинство из них «играло в молчанку», не желая вспоминать недавно минувшие дни. Но два человека, из тех, кто «ушёл» из горкома вместе с Василием Трифоновичем, кое-что поведали о «несколько туманном и скользком» личном прошлом теперь уже покойного Иванова. К примеру, вспомнили как тот «захомутал» и на себе оженил племянницу первого заместителя председателя КГБ Яценева. Собственно, именно Георгий Карлович спас мужа племянницы, выбил Василию Трифоновичу звание полковника, и временно, как считал Василий Трифонович, спровадил того из столицы, ждать, пока всё не утихомирится. Как новоявленный начальник управления, опять ж, по «просьбе» дяди жены, строчил тому обо всём, что творилось в «конторе», как до того докладывал, о «тёмных» делах горкома. И ещё кое-что…. Но об этом он бы Малышеву ни за что не поведал.
Егоров и Хохлов уже вернулись из гостиницы и теперь ждали начальство в приёмной.
– Ну, как жильё? – Поинтересовался Глебский, скидывая пиджак.
– Нормально. – Первым отозвался Хохлов, вставая с кресла.
– Третий сорт – не брак! – В свою очередь добавил с улыбкой стоявший у окна старший лейтенант Егоров. – Хотя бывает и лучше.
– Телефон в номере есть?
– Откуда, Андрей Сергеевич? – Искренне удивился молодой человек. – Это же не «Интурист»!
– Жаль. Александр Константинович, а где у вас ближайшее почтовое отделение?
– Так вы от нас звоните. – Ответил вошедший следом за Глебским Малышев.
– А если приспичит?
– В таком случае, здесь недалеко. В квартале от нас. Угол Амурской и Пионерской. Ориентир – ресторан «Восток».
– Вот и ладушки! Ну, что, Александр Константинович, ещё кого, кроме секретаря, для осмотра кабинета будете звать?
– Зачем? – Искренно удивился Малышев.
– И то верно. Хохлов, а ну-ка, ещё разок осмотри оттиск печати.
– Для чего? – Теперь пришла очередь удивиться Егорову. – Я же уже смотрел.
– Для уверенности. И, так сказать, для подстраховки. А ты, Нестор, пока старшие по званию будут делами заняты, бери секретаря, спуститесь к дежурному, возьмите печать и дубликаты ключей.
Малышев тяжело опустился на кожаный диван, и прикрыл глаза. И откуда на его голову свалился этот подполковник? Весь день псу под хвост. Да, Василий Трифонович, мысленно проговорил майор, даже при жизни вы бы не смогли устроить более подлянистую вещь, нежели то, что происходит после вашей смерти.
Двери распахнулись. На пороге появились Егоров и секретарь Иванова, двадцатитрёхлетний, жердиноподобный Сысоев, один из немногих контрактников, служащих областного управления.
Хохлов взял принесённую печать, внимательно её осмотрел, потом ещё раз наклонился над оттиском.
– Товарищ подполковник, – после минутной паузы, наконец, вынес вердикт капитан, – полная идентичность. Оттиск соответствует печати! До мелочей.
– Что ж, товарищи, давайте пройдём в апартаменты. – Глебский кивнул головой в сторону секретаря, и тот, бросив быстрый взгляд на Малышева, молча вставил ключ в замочную скважину.
Из дневника сотрудника Амурского областного управления Государственной безопасности старшего лейтенанта Проклова В. В.
07 ноября, 1966 года.
«… стояли в оцеплении. Замёрз, как цуцик. В Москве на Октябрьские праздники намного теплее. В прошлом году, когда мы шли по Красной площади, я был одет в тонкое, драповое, демисезонное пальто. И не замёрз. И без шапки. А тут минус двенадцать! Снег, метель. Кошмар! Стоять пришлось четыре часа. Хорошо, с Еремчуком менялись. То он в «газоне» греется, то я. Сейчас пишу, а руки немые, деревянные. Как говорят в народе, колом стоят. Только это всё ерунда!
Я счастливый человек! Кто мог подумать, что комсомол меня специально пошлёт сюда, на Дальний Восток, чтобы я встретился со своим будущим? Надо же, а?
Моё будущее зовут Светлана. Она (или оно, то есть будущее) носит толстую, длинную, почти до пояса, косу. Имеет хрупкую фигурку, курносый носик, чёрные, обворожительные глаза, и весёлый, взбаламошенный характер.
Времени у меня мало, потому, как нужно бежать на кухню, помогать Свете и дяде Саше готовить праздничный обед. Точнее, ужин. На мне лежит разделка селёдки и чистка картофеля. Но я всё равно пару строк ещё допишу. Потому, как руки просто чешутся поделиться радостью.
Со Светой мы познакомились десять дней назад. Я так думаю, дядя Саша специально подстроил нашу встречу. Позвал меня к себе, в институт, на кафедру. Даже не помню, зачем. Помнится, жутко в душе ругался по поводу того, что после работы, а в тот день пришлось изрядно помотаться: проводилась учебная тревога на первой заставе, я, вместо того, чтобы идти домой, тащился к нему. Всю дорогу, от управления до БГПИ[9], а это три квартала, мой рот не замолкал ни на минуту и тихонько матюкался. А голова всё не могла понять: на кой я понадобился старику вечером, в институте? Но когда моё бренное тело вошло в старое здание учебного корпуса, после чего поднялось по гулкой, металлической лестнице на второй этаж, и прошло на кафедру филологии, то все матюки вмиг выветрились из головы, а внутри всё, что там имелось, оборвалось.
Не помню, что говорил я, что мне отвечал Александр Олегович, но зато помню её смех и голос. И глаза! Чудо, какие дивные глаза!
Мы стали встречаться. Странное слово: встречаться. Впрочем, человечество так до сих пор и не изобрело путного слова, для того, чтобы показать в точности подобные взаимоотношения мужчин и женщин. Люди встречаются на вокзалах, в аэропортах. В кафе. Случайно, или по договору. А мы не встречались. Мы бродили по городу. По улице Ленина, мимо её института, в сторону кинотеатра «Октябрь». Или же меняли маршрут, и шли к Первомайскому парку. Но чаще всего бродили по набережной. Я держал её руку, слегка сжимая узкую ладошку, крепко, но не сильно, только так, чтобы она хоть чуточку почувствовала то, что чувствую я. Когда становилось холодно, согревал ладошку в своём кармане.
9
БГПИ – Благовещенский Государственный Педагогический институт им. Калинина. В настоящее время – университет.