Страница 4 из 32
_Господин Шульц_. Вы полагаете, что эти четыреста марок следовало предложить ей в конверте?
_Томас_. Ей надо было предложить нечто иное, сударь, нечто большее, чем деньги. Каплю человечности.
_Господин Шульц_. Вы говорите о человечности? Красивое словцо для юбилейных речей, для партийных программ, для разговоров за чайным столом или для сцены. Но в практической жизни - ломаного гроша не стоит. Может ли девчонка уплатить врачу и аптекарю вашей человечностью?
_Томас_. Но в воду она бросилась именно потому, что вы не могли ей дать ничего, кроме денег.
_Господин Шульц_. Четыреста марок - это нечто реальное. С ними открыта дорога во всем мире, от Капштадта до Гельсингфорса и от Парижа до Иокогамы. За четыреста марок можно найти что пожрать и в пустыне Гоби. А с человечностью можно подохнуть с голоду на углу Унтер-ден-Линден и Фридрихштрассе.
Я вношу предложение, молодой человек: от меня она получит четыреста марок, от вас - порцию человечности.
Стаканчик мадеры? Не желаете?
_Томас_. Богач, вы самый нищий из всех, кого я знаю.
5
Комната Томаса.
_Томас_ (один; перед ним рукопись). Готово. Какое бремя свалилось с плеч. Теперь - в путь, мое творенье. Буди! Разрушай! Действуй!
Был ли я честен до конца? Творил ли я ради красоты? Или успеха? Или ради себя? Нет, я был честен и строг. Я подавил в себе все, что мило сердцу. Я написал не то, что хотел, а что повелевал мне внутренний голос. Да, это хорошо.
_Анна-Мари_ (быстро входит). Я была в бассейне. Плавала. Чудесно было. Я так довольна. А аппетит у меня! (Накрывает на стол, кипятит чай; вдруг весело рассмеялась.) Знаешь, эта старая галицийская еврейка Маркович тоже была в бассейне. Помнишь ее? На последнем собрании? Вот потеха. Что у нее за ноги. Волосатые, косматые. Право, ей бы следовало завивать эту шерсть у парикмахера.
_Томас_. Нехорошо смеяться над ней, Анна-Мари. Она всю свою жизнь отдала делу. Молодость, состояние - все. Семь лет просидела в тюрьме. Нехорошо смеяться над ней.
_Анна-Мари_ (с виноватым видом). Не буду. Знаешь, я уговорилась с Эльзой посмотреть сегодня вечером новую танцовщицу в "Эспланаде".
_Томас_. А на собрание ты не пойдешь со мной?
_Анна-Мари_. О, я и забыла. Ты ведь собирался выступить сегодня. В первый раз. Если бы только эти люди не были так уродливы, угрюмы, грязны. И этот табачный смрад. Завтра у меня весь день голова будет болеть. Чай сейчас поспеет. Садись к столу. Ты сегодня опять много работал? Как твоя пьеса?
_Томас_. Готова.
_Анна-Мари_ (ликуя). Готова! И ты - молчишь! (Бросается к нему на шею.) Томас, почему ты мне сразу не сказал? Я побегу к Кристофу. Мы разопьем бутылку вина. Ведь это надо отпраздновать.
_Томас_. Нет, Анна-Мари. Не так.
_Анна-Мари_. Прости. Я глупая. Я ведь знаю. Поверь, ты не напрасно меня учишь уму-разуму. Я понимаю тебя, Томас, хоть иногда и прорывается старое. Я пойду сегодня на собрание. Конечно, пойду. А для Маркович куплю яблок, она их очень любит. (С бурным раскаянием.) Верь мне! Я хочу стать другой, хочу помогать людям. Верь мне, Томас, если даже мне случится сказать, или сделать какую-нибудь глупость.
_Томас_ (с прояснившимся лицом). Благодарю тебя, Анна-Мари.
6
Задняя комната в кабачке. Собрание революционеров.
_Чахоточный парикмахер_. Буржуа каждый день бреется, и всегда подавай ему чистое полотенце. Рабочий может бриться только по субботам. Это справедливо?
_Добродушный_ (толстый, кроткий, флегматичный человек). Бомбы надо бросать.
_Еврейка из Галиции_. Идея должна призвать на помощь динамит. Об этом можно пожалеть, но факт остается фактом: другого средства нет. В мире царит насилие. Еще немного насилия - и воцарится идея.
_Кристоф_. Надо рассуждать трезво. Все, что здесь говорилось, хорошо и правильно. Но слишком общо и не ведет к конкретному решению.
_Анна-Мари_. Мне страшно, Томас. Ты такой тихий и добрый. Что общего у тебя с этими людьми? Здесь все какие-то неистовые, кровожадные.
_Конрад_ (высокий, рыжебородый, с тяжелым черепом, рассудочный). Не будем уклоняться, товарищи. Вопрос стоит так: голосовать ли на выборах за социал-демократов, выдвинуть ли собственного кандидата или вовсе воздержаться от участия в выборах?
_Томас_. Братья! Один буржуа совершил преступление, и я пошел к нему и говорил с ним. А он сидел передо мной жирный, сытый, и ничто в нем не шевельнулось, и не было у него других слов, кроме слов о деньгах. Братья! Мир погряз в лени и равнодушии.
_Чахоточный парикмахер_. Почему рабочий может себе позволить бриться только по субботам? Это справедливо?
_Добродушный_ (кротко). Бомбы надо бросать.
_Конрад_ (деловым тоном). Главное - за кого голосовать.
_Томас_. Вы спрашиваете, за кого голосовать. Мир не стал лучше от болтовни в парламентах. В мире не прибавится ни доброты, ни разума оттого, что депутатские оклады получат не восемьдесят, а сто социал-демократов. Братья! Люди отравлены, люди насквозь прогнили. Два тысячелетия мечтатели проповедовали любовь, учили состраданию и смирению. Поймите: любовь обанкротилась. И от Христова учения осталась лишь одна мысль, годная для современности: я несу меч!
Слова больше не доходят до этих людей, ибо душа их обросла жиром и ленью. Словами не расшатать железные решетки, за которыми спрятана последняя капля их человечности. Ни горы убитых, растерзанных в клочья во имя того, чтобы эти люди купались в роскоши, ни калеки, превращенные в полуживотных по милости их корыстолюбия, - ничто не откроет им глаза: они слепы ко всему. Это - раскормленные, холеные господа. Они забаррикадировали свою совесть благотворительными учреждениями и социальными законами.
К ним не проникает ни один вопль, ни один луч света. Здесь поможет лишь железная метла. Братья, мы должны стать этой железной метлой.
Движение одобрения.
_Томас_. Революция, братья! Мы загремим у них над ухом тяжелыми снарядами. Мы будем щекотать их штыками до тех пор, пока они не наскребут горсточку человечности изо всех углов своего разжиревшего существа. Выборы? К черту! Революция, братья!
_Многие_. Вы - наши уста! Вы - наш голос!
_Конрад_ (деловым тоном). Итак, большинство за то, чтобы воздержаться от выборов.