Страница 18 из 20
– Там Дзержинский.
– Да, ты прав. Там Дзержинский. И он знает, что делает. Однако, Феликс не всемогущ. Вспомни июль.
– Есть основания для недоверия Дзержинскому?
– Снова глупости говоришь. – Свердлов сделал вид, будто оскорбился. – Как можно не доверять Феликсу? Если не верить ему, то кому тогда можно верить? Я о другом толкую. Мы пришли к тому, что скоро будем вынуждены объявить о начале террора по отношению к врагам революции. Нет у нас иного выхода. А сил у ЧК, провести такое масштабное дело в жизнь, как, на мой взгляд, маловато. Да и те раздёрганы враздрай. И бандитизмом нужно заниматься, и воровство процветает, беспризорники карманы шмонают, только держись. Про бытовые преступления вообще молчу: не до них. Да что бытовые, если даже дело Володарского два месяца не могут до ума довести. И обвинить никого нельзя: люди работают, чуть ли не круглосуточно, с ног валятся. А тут ещё начнутся проблемы с армией и флотом. Думаешь, командиры полков и кораблей так сразу возьмут и станут во фрунт перед ЧК? Ха, как бы ни так.
– Так, может, взять да и расширить полномочия ВЧК?
– Расширить можно. Только каков будет эффект? Возвращаемся к самостоятельности командиров. Нам сейчас только скандалов промеж своих не хватало. А они будут! И ещё вопрос: а если в самом ЧК появятся враги? Они ведь, фактически, бесконтрольны. Нет, Варлаам, тут следует подумать. Поступить так, чтобы и ВЧК не обидеть подозрениями, и установить над ним контроль. Точнее, даже не так. Помочь им.
Аванесов стянул с переносицы очки, принялся протирать линзы специальной салфеткой, которую секретарь прятал в верхнем ящике стола.
– А если создать параллельный ВЧК орган по борьбе с контрреволюцией в воинских частях и на флоте? – Неуверенно озвучил Варлаам Александрович идею Свердлова и Троцкого.
Ну, наконец-то! – Яков Михайлович аж напрягся всем телом, хотя, внешне было незаметно. – Давай, продолжай! Веди мысль до конца!
И Аванесов довёл.
– Что если на базе военных советов в армии и на флоте создать единый, всеобщий военный совет по борьбе с контрреволюцией внутри армейских и флотских структур? А возглавит его пусть Лев Давидович. Он ведь и так нарком по военным делам. Ему и карты в руки.
Слава богу, – мысленно выдохнул Яков Михайлович. Вслух же произнёс следующее:
– Что ж, предложение любопытное. Я бы даже сказал, приемлемое. Только вот, поддержит ли его ВЦИК?
– Могу поговорить с товарищами. Прощупаю, так сказать, почву. Сообщу результат.
– Да, не зря я к тебе заглянул, Варлаам. Не зря. Голова! Только с опросом не затягивай. Сможешь всё сделать до заседания ВЦИК? Кстати, Кобозев в Москве?
– Пётр Алексеевич? Да, видел утром.
– Значит, должен быть где-то тут. Пойду искать. А ты, Варлаам, молодец! Не зря, не зря я тебя выделил из других. Голова!
– Варвара Николаевна, как это понимать? – Срывающимся голосом едва не кричал секретарь Председателя ПетроЧК в телефонную трубку. – Ко мне только что приходил Озеровский. С допросом!
– Кто приходил? – Чувствовалось, на другом конце провода крайне удивлены услышанным.
– Озеровский.
– С какого…. Так, успокойтесь! Что его интересовало? Какие вопросы задавал? Что вы ему рассказали? Да перестаньте скулить!
Иоселевич с трудом собрал душевные силы в кулак, и, через минуту, более – менее, внятно, описал диалог, происшедший промеж ним и следователем.
– Вы уверены, что Озеровский употребил в разговоре именно фамилию Свиридова?
– Об чём и речь!
Внутри Варвары Николаевны всё оборвалось.
Такого удара она никак не ожидала. Но как? Как старик смог выйти на инженера? Откуда? Точно не от Канегиссера: ни на одной странице допросов студента фамилия путейца не сверкает. Да она и не может сверкнуть, потому, как Канегиссер не имеет никакого понятия о том, чем Свиридов занимается на самом деле. А личные связи студент всеми силами старается скрывать. Но ведь откуда-то Озеровский вынюхал Свиридова! – Рука с силой сжала трубку. – Это полный провал. Катастрофа.
Так, нужно действовать. Может, созвониться с Зиновьевым? Пустое: тот только ещё больше перепугается. Начнёт орать, топать ногами. И всё без толку. Действовать надо самой. Опять самой… Господи, как она устала тянуть лямку за мужиков!
Так, что делать?
Первое: ни в коем случае нельзя допустить, чтобы Озеровский встретился с Бокием. Судя по всему, информация о Свиридове к Озеровскому поступила сегодня, и Глеб о ней ничего не знает, иначе бы приехал вместе со стариком. Опять же, старик старой закваски: не перепроверив фактов, не идёт на доклад к начальству. Это она давно заметила. А сие означает, что у неё имеется временной люфт.
– Озеровский был один?
– Нет, – выдохнул на другом конце провода Иоселевич, – с молодым человеком, мне не знакомым.
С новеньким, – догадалась Варвара Николаевна.
– Но тот оставался внизу. – Тут же вспомнил помощник Урицкого. – И как только Озеровский вышел из здания комиссариата, они разошлись в разные стороны.
Слава Богу!
– Озеровский давно уехал?
– Минут двадцать тому.
– У нас его нет.
– Поехал в синагогу. Часовой, у входа, слышал, как Озеровский разговаривал с тем, незнакомцем.
– Понятно. Сидите на месте. Я перезвоню.
Яковлева кинула трубку на рычаг. Так, Озеровский поехал в синагогу, с Глебом не увидится часа полтора: на Гороховую, как доложил Геллер, неожиданно завился один из хороших знакомых Канегиссера, некий Борис Розенберг. Бокий проводит его допрос. Как заметил Сенька, паренёк «обмочился от страха», потому и притопал. Данная фамилия Варваре Николаевне ни о чём не говорила, а потому, она решила, что со стороны Розенберга ей ничто не угрожает, и на допрос не пошла. И, как оказалось, правильно поступила. Теперь можно (и нужно!) с толком воспользоваться данным моментом.
Официальный бюллетень № 7 о состоянии здоровья В. И. Ленина (Ульянова)
1 сентября 1918 года, 7 часов вечера.
Пульс – 125, полный, дыхание – 34, температура – 38. Больной более вял, в зависимости от повышения температуры. Входные раны без признаков воспаления. Повышение температуры находится в зависимости от всасывания крови, налившейся в полость плевры и в область перелома плечевой кости. Общее состояние больного позволяет приступить сегодня вечером к исследованию рентгеновскими лучами доктором Будиновым.
В. Д. Бонч – Бруевич
Доронин, с тоской во взгляде, наблюдал за тем, как Бокий, Антипов, Рикс и Отто ведут допрос молодого человека, в студенческой тужурке. Тот сидел на привинченном к полу табурете, посреди камеры, следователи расселись таким образом, чтобы допрашиваемый оказался как бы внутри квадрата, от чего тому приходилось постоянно вертеть кучерявой головой.
Демьян Фёдорович хотел, было, откинуться на спинку стула, но тот так заскрипел под ним, что матрос, тут же, принял прежнюю позу, извиняющимся взглядом глянул на Бокия, мол, больше не повторится. Тот покачал головой.
– Итак, ваше имя Борис Розенберг? – Вопрос прозвучал с левой руки задержанного, от Отто.
– С..сссовершенно верно. – Слегка заикаясь, ответил молодой человек.
– Студент? – Вопрос от Рикса, со спины.
– Да.
– Где обучаетесь? – Снова вопрос от Отто.
– П..политехнический институт, четвёртый курс. – Доронин обратил внимание на то, что юноша вёл себя спокойно и уравновешенно: руки не дрожали, не сжимались в кулаки, спокойно лежали на коленях. Голос не вибрировал. А заикание, судя по всему, от рождения. – Учился вместе с Леонидом К…Канегиссером.
– Причина, по которой явились к нам? – Вопрос от Бокия, справа. Голова студента тут же повернулась на голос.
– Хочу дать добровольные показания.
– Об чём? – Вопрос от Антипова, по центру. Заместитель Бокия сидел за столом, вёл протокол допроса.