Страница 1 из 4
Иван Денисенко
безымянная частота
Санкт-Петербург, 2017
Содержание
«Нет никаких ещё и никаких уже…»
I. на берегах планет
«Я выехал со станции Не Помню…»
«Мир качнётся, заспанно говоря…»
«Пока и год не год, и не вполне…»
«Погоды не было негоднее…»
«В оконной раме, влипнув в переплёт…»
«Всё слишком быстро…»
«Благословляю день…»
«Без тебя и море не море…»
«Беззвучно входит в ночь моя лачуга…»
«Февраль раздёрган…»
Дома, дарованные мне
В Старой Ладоге
«А вокруг тишина, а вокруг темнота…»
«…В последнюю минуту гаснет свет…»
«На самой дальней из окраин…»
«Пустой бокал на краешке стола…»
«Я шёл в метель, приподнимал…»
II. Море во мне
«Разлетаются картечью слова…»
Ангел
«Не в том беда, что мир утратил стиль…»
Мартовский этюд
«Что серые плиты, что чёрные брёвна…»
«Я пишу тебе…»
«Южный ветер, небо перекрои…»
«Волны пели песню, плелась строка…»
«Закрыть глаза. Открыть глаза…»
«Я житель и смотритель маяка…»
«В такие ночи спят лишь потому…»
Море на потом
«Ночь то зияла, то была светла…»
«Дом напротив спит…»
Воспоминания о поездке в Царское село
«Плывут потоки синевы…»
«Не чухонец я, не карел…»
«Я узнал, что три недели…»
Литориновая фантазия
«Неделю было ветрено. Всё глуше…»
«Во всех домах, во всех подряд…»
«Вот так он и проходит, этот год…»
«Вот натюрморт: трюмо и медальон…»
III. Дорога через дождь (эскиз поэмы)
IV. Признаки среды
«Проснувшийся да будет награждён…»
Святой Иуда
Смерть Ясона
«Ну вот, похоже, и дошли…»
«Порой не переможешь смуты…»
«Июль и август спрятаны в стекло…»
«В доме пахнет яблоками…»
«Хвостом ударит рыба в озере…»
«На десять метров отступив…»
«Искать слова, бросаться в небо…»
«Он улетал наутро. До утра…»
«По городу – ветер и холод…»
«Так ветрено, что выдуло всю суть…»
«Новый день опрокидывает ушат…»
«По некоторым признакам уже…»
«Осели слова, как чад…»
V. зима в квадрате
«Я пришёл, как многие, на закате…»
«Время закончилось, формы оплыли…»
«Среди немых и вздыбленных коряг…»
«По вечернему небу, дымясь, растекается йод…»
«Кто жил, не опасаясь темноты…»
Два царя
«Встрепенёшься в утренней серой мгле…»
«Так много дел, чья внутренность пуста…»
«Сюжет простой: иду себе, иду…»
«Колеблются свечи в квадратах оконных рам…»
«Открываю глаза и вижу…»
«Я сам себя сожгу, развею, вылью…»
«Створки окон, как фотоальбом…»
«Здесь нет ни идеи, ни, в общем, сюжета…»
Зима в квадрате
***
Нет никаких ещё
и никаких уже,
лучшее, что могу,
я напишу вчера –
вечером поутру, где-то на Иртыше,
там, где плывёт Луна, звонкая, как пчела.
Делаю шаг назад – и обгоняю год,
и предо мной опять яростней, чем набат,
мечется снежный зверь именем ледоход:
«Где ты, мой давний друг именем снегопад?»
Мечется невпопад, руслом едва вмещён.
Бродят слова, блестя, рыбами в глубине:
«Нет никаких уже, нет никаких ещё –
ты у себя спроси, если не веришь мне.
Да и не в том вопрос, сколько лететь, смутив
жаждой своей всех тех, кто оказался близ…
Я намолчу тебе очень простой мотив,
взятый из синевы, ясного неба из».
И наступает ночь, полная тишины.
Бледные фонари, давние времена…
Звуки идут со дна, глухи и тяжелы.
Речка молчит мотив – как же она нема!
Виденное – во мне, слышанное – со мной,
всё это – как цветки между сухих страниц,
где до сих пор звучит что услыхал весной:
«Время, не замирай, просто посторонись».
Мимо плывут дома, снами оплетены,
и не сказать – к черте: нету для них черты.
Школа моя плывёт, окна её темны,
классы её пусты, доски её чисты.
Следом проходят сквер, церковь, где был крещён,
тополь на берегу, утренняя звезда…
Всё это – не уже, всё это – не ещё,
всё это – пузырьки в тающей толще льда.
Сколько мне было лет, столько мне будет лет,
то, что приобрету, будет не груз, а в плюс –
всё пригодится там, на берегах планет,
где я проснусь вчера, если потороплюсь.
I. И свет не свет
***
Я выехал со станции Не Помню
до станции Не Знаю. По пути
я наблюдал бредущую по полю
метель и не ложился до пяти.
Желтели окна в каждом тихом доме,
и чай, извечный спутник всех дорог,
сливался с темнотой и грел ладони
любого, кто проснулся и продрог.
Тянулась долго и ныряла за лес
сплетённая из хлопьев кисея…
Всё было непонятней, чем казалось,
и это понимал не только я.
Мне говорили: вероятно, дело
в двух станциях… Но камнем шёл во тьму
тот разговор, поскольку холодело
любое сердце, близкое к нему.
Я был в хвосте и видел дым и ветер,
пошёл вперёд – наткнулся на замок;
мой громкий стук остался безответен,
а мер других придумать я не мог –
и потому опять следил за вьюгой,
скрывающей пространство, как секрет,
ища который, хоть сто лет аукай –
едва ли будешь встречен и согрет.
Но разгадай его, другим на зависть, –
увидишь путь и в серой пелене…
Всё глубже и сложнее, чем казалось,
что очевидно здесь не только мне.
Я сплю, когда мой поезд неподвижен,
а просыпаясь, вижу: мы пока
в пути. О том, что кто-то где-то вышел,
известно лишь со слов проводника.
От станции Не Помню и, должно быть,
до станции Не Знаю – всё бело.
Лишь паровоз набрасывает копоть
на снег, на мир, на зябкое стекло.
***
Мир качнётся, заспанно говоря
о пути, дарующем новый опыт –
так начнётся первое января.
Не скажу, что это меня коробит.
Я и сам начнусь, полагаю, так:
с ничего, с раскачки, с кофейных пятен
на плите, с пернатых дневных ватаг,
чей звенящий гомон излишне внятен.
К мизансцене этой я так привык –
проживу её, не взглянув и мельком
на сценарий (рыхлый, как черновик,
но вполне готовый по здешним меркам).
Канет год, и крон его нагота
перейдёт, чернея, рубеж – и, может,
так начнётся новое навсегда.
Не скажу, что это меня тревожит.
Я и сам миную рубеж, а он
только был, и вот уж его не стало –
так на миг является махаон
за окном летящего вдаль состава, –
а окно искрится, как слабый наст,
а вагон то весел, то беспробуден…
Этот краткий миг да пребудет в нас,
как и мы в мгновении сем пребудем –