Страница 19 из 75
После ухода Марины Савелий немного размялся на предписанных лечащим врачом тренажерах, заварил пластиковый стакан строго-настрого запрещенной матерью лапши и погрузился в работу…
К обеду, закончив предварительный набросок карты сайта, начатый еще накануне, Сава перекинул его на присланную Натальей почту Карелина и набрал номер отца. Рейс до Домодедово, в котором родителям предстояло сделать первую пересадку до Абу-Даби (а там еще одну – до аэропорта Индии Чатрапати Шиваджи), должен был уже приземлиться.
– Да, сын? Что-то случилось? – Владимир Степанович ответил после первого же гудка.
– Почему сразу случилось? Звоню узнать, как вы с ма долетели, – беспокойство в голосе отца вызвало у Савы мимолетное чувство вины.
Весь прошедший после аварии год отец только и делал, что старался устроить его жизнь со всем возможным комфортом, нанимал лучших врачей, искал лучшие клиники… Словно компенсируя этим свалившееся на сына горе. На каждый звонок Савелия немолодой уже мужчина вскидывался, готовый бросить любые дела и лететь на помощь.
В эти мгновения Сава понимал – попроси он отца продать бизнес и пустить вырученные деньги на благотворительность, Владимир Степанович, не задумываясь, исполнил бы его просьбу. Первые месяцы, даже не пытаясь бороться с депрессией, Савелий с раздражением отвергал любые попытки родителей вернуть его в чувство, заставить заново учиться жить. Больше всего мужчине хотелось, чтобы его оставили в покое, позволяя душе выстрадать загнивающую от самоистязания рану в такой же искалеченной, как и тело, душе.
Боль уходила медленно, неохотно разжимая впившиеся в сердце когти… И только увидев однажды потемневшие от горя глаза матери и поседевшую голову отца, Сава осознал, что мучая себя, он мучает и их тоже. А этого совесть мужчины, и без того болезненно ноющая от бесконечных «если бы…», уже не вынесла. Взяв себя в руки, он поклялся сделать все от него зависящее, чтобы родители перестали смотреть на него так обреченно…
– Немного растрясло в полете, попали в зону турбулентности, но посадка была мягкой. Мать тебе привет передает.
– Целуй ее за меня. Как приземлитесь в Эмиратах, позвони. Я волнуюсь.
– Как скажешь. Сын…
– Папа?
– Я люблю тебя, сын.
– Я тоже тебя люблю… тебя и маму. Скажи ей, ладно?
– Она знает.
– И все же скажи. В последний год я доставил вам кучу проблем.
– Не говори так. Никто тогда не мог знать… И ты ни в чем не виноват.
– Хотелось бы верить, но… не получается. Ты не знаешь, как родители Алёны? Я давно их не видел.
– Уехали. На время. Ты не переживай, они тебя не винят.
– Я сам себя виню, па. Сам.
– Ты не Господь Бог и не мог предвидеть будущее.
– Теперь это уже неважно, – мучительная гримаса исказила волевое лицо Савелия.
– Так и есть. Прошлое уже не изменить, но можно построить новое будущее.
– Без моей Алёнки? Не думаю. Ладно, не забивай себе голову. У меня все отлично. Через час еду в центр.
– Ты еще видишься с Мариной вне тренировок? – будучи в курсе их изменившихся не так давно отношений, с надеждой поинтересовался Владимир Степанович.
– Иногда, но не надейся, ничего серьезного. Мы так решили.
– Меня и это устраивает. Все, сын, мне пора. Мать уже машет, надо идти.
– Помни, я жду звонка. В любое время.
– Помню, – окрасив последнее слова в мягкие тона улыбки, отец отключился.
Проглотив вместе с вытряхнутыми из «пенала» таблетками послевкусие горьковато-откровенного разговора, Савелий покатил в спальню переодеваться…