Дерни за веревочку

Постепенно вдвоем им удалось выяснить, что у женщины проблемы с дочерью, лет пятнадцати или шестнадцати, Димитри не расслышал точно. И что у юной дамы, не присутствующей при разговоре, два месяца нет женских дней. Он пронаблюдал, как досточтимые хором спрашивают женщину, где ее дочь и почему она не привела ее сразу с собой.

- Она не пойдет, - ответила женщина.

Князь заметил, что его собственное выражение лица очень мало отличается от выражения лица досточтимой в картинке над его столом, и что на этой картинке второй досточтимый сидит, держась рукой за лицо, как местные при встрече с чем-то непредставимым.

Он видел, как они объясняют женщине, что кроме того, о чем она подумала, это может быть одно, другое, пятое и двадцать пятое, и из названного минимум четыре пункта при благодушном попустительстве матери могут кончиться смертью ее дочери. И как она, выслушав их, повторяет - "она не пойдет".

Потом она начала жаловаться им на дочь: что та груба, резка, не хочет разговаривать с матерью, не выполняет обязанностей по дому, что она стоит с мальчиками в подъезде до ночи. Досточтимый, потеряв терпение, заметил, что в пятнадцать лет у местных навыки еще не те, чтобы стоя... в общем, вариантов причин беспокоящих женщину обстоятельств здоровья ее дочери все равно больше одного. Женщина, как будто не слыша его, опять начала свою речь сначала.

Димитри увидел, что досточтимая исподтишка смотрит на посетительницу, как на говорящую медузу, удивленно-брезгливо. Ее собрат по обетам вздохнул еще раз и спросил женщину:

- И что же тогда вас не устраивает?

Женщина ответила:

- Я думаю, что дочь беременна.

- Тогда вам не сюда, - ответили хором досточтимые. - тогда идите в вашу больницу, к гинекологам, вот адреса, - и протянули женщине распечатку с адресами клиник города. Димитри видел, что досточтимые все делали правильно, согласно договору с местными. Но разговор с каждой репликой заходил в тупик все дальше.

- Она не пойдет, - ответила женщина.

Досточтимая вздохнула:

- Ну, приведите к нам сюда, я с ней поговорю, вот еще есть кому с ней поговорить, мы ее уговорим пойти к врачу.

- Она не пойдет, - вновь сказала женщина.

Досточтимый в кабинете начал раскаляться. Князь увидел, что и целительница тоже с трудом сохраняла спокойствие.

- И чего же вы хотите? - спросила она.

- Чтобы моя дочь не была беременна, - ответила женщина.

Димитри почувствовал, что у него из-под ног поехал пол. Внелетний маг, привыкший гнуть под себя законы природы, он не позволял себе такой наивной дерзости мышления и желаний, особенно там, где речь шла о чужой жизни и чужом теле. Он снова сосредоточился на иллюзии.

В переливающейся голубой рамке над его столом досточтимая громко сглотнула и замолкла, ее собрат мрачно сопел некоторое время, потом собрался и заговорил.

- Вы, - сказал он, - взрослая женщина, у вас есть дочь.

Женщина кивнула.

- Вы были беременны и рожали.

Женщина кивнула снова.

- Вы наверное, понимаете, хотя бы по собственному опыту, что если чего-то попало... эээ... туда, и там осталось, то выйти оно может только тем же путем, каким вошло? Димитри с некоторой радостью увидел, что женщина мнется и жмется, но соглашается.

- Вы говорите, что ваша дочь не пойдет ни к врачу, ни к нам, - продолжил досточтимый.

Женщина закивала быстро и радостно.

- Чего вы хотите? - спросил досточтимый.

- Чтобы она не была беременна, - ответила женщина.

У досточтимой глаза были шире лица:

- Хорошо, и как вы это себе представляете?

Иллюзия показала лицо женщины близко к зрителю, вероятно, той самой досточтимой, которая вела прием. Он увидел взгляд посетительницы, уставленный далеко в пространство, сквозь стену и, похоже, вообще за пределы города, судя по полностью отсутствующему фокусу зрения. Протяжно-отвлеченно она произнесла:

- Я заплачу вам столько, сколько вы скажете.

Димитри сидел, как облитый холодной водой, и не знал, что сказать.

Достопочтенный смахнул иллюзию раздраженным движением руки и забрал кристалл.

- А потом, пресветлый князь, эти двое пришли ко мне. И шли они, опираясь друг на друга. Потому что невозможно представить себе подобную дикость от людей, подчинивших себе грозовые молнии и мощь речных вод, и умеющих управлять тем, что едва не снесло весь этот край к старым богам после одного неосторожного движения наших магов, просто невозможно! Но все-таки это так!

Димитри вздохнул. Пришла его очередь выслушивать достопочтенного. Ну что же, совместная работа состоит и в этом тоже, колония есть колония, на Ддайг и похуже бывало. Достопочтенный, однако, на Ддайг бывал только с ознакомительными визитами, и на "похуже" согласен не был. Как, впрочем, и сам князь в других вопросах.

- Пресветлый князь, в прошлом году ты хотел сюда кого-то поумнее меня, так вот с этим - на последнем слове достопочтенный снова возвысил голос, хотя, казалось, было уже некуда - с этим никто поумнее меня работать не будет, терпения не хватит! Это даже не сайни, это какое-то двуногие квамы! Нет, квамы умнее! Да у нас последний углежог... - Вейлин задохнулся от возмущения, кашлянул и продолжил, - Даже сайни способны подумать до того, как ушами друг другу махать! А квамы хотя бы не ходят за чудом! И не лезут в дела своих телят!

Димитри сделал достопочтенному знак минутку подождать, сходил во внутренние покои и вынес бутылку водки и две стопки. Охладив бутылку жестом и наполнив стопки, он пододвинул одну по столу досточтимому:

- Выпей это.

- Что это? - Достопочтенный был все еще разгневан и растерян.

- Лекарство. Местное. От местных бед. Наша беда местного происхождения, и она у нас с тобой общая. Выпей, как я. - и Димитри опустошил стопку, подавая пример. Он уже знал этот вкус и все равно прищурился и придержал выдох. Это была трудная вода. Очень трудная. Вейлин последовал его примеру и одним глотком выпил этот горячий лед. От неожиданности он зажмурился и перестал дышать. Димитри достал из шкафа соленые ржаные сухари в закрытой глиняной миске, снял крышку, взял себе пару жестких ароматных солоноватых кубиков и придвинул миску поближе к Вейлину.

- Спасибо, князь. Помогло. - сказал тот, прожевав сухарь.

После этого они уже спокойно начали обсуждать произошедшее. Спокойствие, правда, было относительным: оба собеседника были в глубоком шоке от увиденного, причем непонятно, кому было хуже. Князь, встретившись впервые с чудесами местной бытовой логики, спрашивал собеседника, как этот бред совмещается с подвигами осознанного родительства, которые он уже видел, и уважительным отношением взрослых к детям в ущерб себе. Вейлин, наевшийся этих противоречий за десяток лет по имперскому счету досыта и через край, тосковал, кривился и не знал, как объяснять очевидное. После второй стопки обоим стало легче, но не понятнее.

- Вейлин, но это же чудовищно. Старые боги с ним, со здравым смыслом, но есть же в конце концов уважение к чужой жизни и праву выбора. И вкладываться в ребенка только для того, чтобы забрать свои дары, вырвать их из рук у человека, который едва начинает жизнь, именно когда они нужны как свет и вода... непостижимо.

- А, князь, ты заметил наконец, что мы тут тоже не бабочек считаем? - усмехнулся монах.

- Я и раньше это видел, достопочтенный. Я только не понимал, почему твои подчиненные действовали насколько грубо и бесцеремонно. Сейчас, к этому дню... я не могу сказать, что понял, но, кажется, почувствовал. И я не знаю, как смогу с этим спать. Даже не смотря на вот это. - Князь кивнул на бутылку, - Ты будешь третью порцию?

Вейлин махнул рукой.

- А, я уже все равно пьян. Наливай. Это ты еще не знаешь, что тут было до аварии. Они тут своих женщин в почасовую аренду продавали, если хочешь знать! Без их согласия! Развитый, понимаешь, мир. С технологиями и культурой.

У Димитри дрогнула рука и по столу потек прозрачный ручеек с характерным сладко-льдистым запахом.