Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 1 из 7

Император, который знал свою судьбу

В России XIX века «царем-мистиком» называли Александра I, но именно на царствование Николая II пришлись те главные мистические откровения и пророчества о его царствовании и о дальнейшей трагической судьбе России, которые были сделаны на протяжении XIX века сначала монахом Авелем, а затем Серафимом Саровским. С апреля 1891 года по июль 1903 года Николай II получил несколько посланий, предвещавших различные события его царствования и трагическую судьбу Царской семьи и России после 1917 года.

Можно сказать, что предсказания и пророчества были получены от представителей всех религий мира. Сначала весть пришла с Дальнего Востока, от буддиста отшельника Теракуто; затем с Запада, от потомка друидов (кельтов) ирландца Луиса Хамона; затем через монаха-расстригу Авеля, затем от Серафима Саровского и от других православных старцев; затем от Григория Распутина, которого можно назвать также и «последним волхвом» России; затем через загадочных «зеленых» буддистов с Тибета. В августе 1916 года он и Россия получили настоящее «знамение свыше» от всех так называемых аврамических религий (иудаизм, христианство, ислам), когда русские летчики нашли на горе Арарат легендарный Ноев ковчег. Наконец, уже в ссылке в Тобольске, в октябре 1917, Николай II узнал об откровении Богородицы о будущей судьбе России, которое было дано на западной оконечности Европы трем португальским детям (маленьким, но искренним и твердым в вере католикам) в селении Фатима. Обо всем этом мы расскажем в этой книге.

Подчеркнем сразу, что сам Николай II никогда не искал встреч с предсказателями и не был склонен к мистике – предсказания настигали его помимо его желания и независимо от него. Однако, возможно, он был единственным в истории императором, который знал свою судьбу и знал год собственной гибели и гибели своей семьи. На протяжении царствования он много раз пытался преодолеть, переломить судьбу, и особенно решительным образом в марте 1905 года, но не смог. Вся вторая половина его царствования (после марта 1905 года) прошла под невидимым никому, кроме Александры Федоровны, знаком покорности судьбе. Впрочем, они действовали согласно девизу: «Делай что должно, и будь что будет». Именно этим мистическим знанием, а не «слабостью», объясняются многие факты царствования Николая II и жизни Царской семьи.

Глава 1. Первые предсказания.

Японский отшельник Теракуто.

В 1890–1891 годах наследник престола Николай Александрович совершал путешествие на Восток. Египет, Индия, Цейлон, Индонезия, Сиам, Китай. В апреле 1891 года в Японии, во время посещения кладбища русских моряков под Нагасаки старый японец, хранитель кладбища, сказал Цесаревичу:

«Высокий гость собирается посетить нашу древнюю столицу Киото, а близ Киото обитает известный отшельник – монах Теракуто. Это подвижник, взору которого открыты судьбы людей. Однако для него не существует понятия времени, и он указывает только признаки сроков».

Посещение Киото входило в планы визита в Японию.

28 апреля Николай, в штатском платье, сопровождаемый греческим принцем Георгом и переводчиком маркизом Ито, пешком отправился в пригородную рощу, где жил Теракуто [10].

Вот что в своих воспоминаниях написал о пророчестве Теракуто маркиз Ито:

«Так суждено свыше! Все народы хвалят одного и того же Единого Бога Творца, только на разных языках. Благословенна милость Неба за счастье, о котором не мог помыслить старый Теракуто. О, Ты, Избранник Небес, о, великий искупитель, мне ли прозреть тайну земного бытия Твоего? Ты выше всех на земле. Нет ни лукавства, ни лести в устах моих.

И вот первое знамение: опасность витает над Твоей главой, но смерть отступит, и трость будет сильнее меча… и трость засияет блеском.

И вот другое знамение: два венца суждены Тебе, Царевич: земной и небесный. Играют самоцветные камни на короне Твоей, Владыка могущественной Державы, но слава мира преходит и померкнут камни на земном венце, сияние же венца небесного пребудет во веки. Наследие предков зовет Тебя к священному долгу. Их голос в Твоей крови. Они живы в Тебе, много из них великих и любимых, но из них всех Ты будешь величайшим и любимейшим. Великие скорби и потрясения ждут Тебя и страну твою. Ты будешь бороться за ВСЕХ, а ВСЕ будут против Тебя. На краю бездны цветут красивые цветы, но яд их тлетворен: дети рвутся к цветам и падают в бездну, если не слушают Отца. Блажен, кто кладет душу свою за други своя. Трижды блажен, кто положит за врагов своих. Но нет блаженней жертвы Твоей за весь народ Твой. А станет, что Ты жив, а народ мертв, но сбудется: народ спасен, а Ты свят и бессмертен. Оружие Твое против злобы – кротость, против обиды – прощение. И друзья и враги преклонятся пред Тобою, враги же народа Твоего истребятся. Вижу огненные языки над главой Твоей и Семьей Твоей. Это посвящение. Вижу бесчисленные священные огни в алтарях пред Вами. Это исполнение. Да принесется чистая жертва и совершится искупление. Станешь Ты огненной преградой злу в мире. Теракуто сказал Тебе, что было открыто ему из Книги Судеб. Здесь мудрость и часть тайны Создателя. Начало и конец. Смерть и бессмертие, миг и вечность. Будь же благословен день и час, в который пришел Ты к старому Теракуто». [10]

Спустя несколько дней произошло покушение на жизнь Наследника. Фанатик-японец ударил его самурайским мечом по голове. Впрочем, процитируем далее по дневнику самого Николая, который он вел ежедневно, начиная с 1 января 1882 года и закончил за три дня до гибели, 30 июня (13 июля по новому стилю) 1918 года. Итак, запись от 29 апреля 1891 года [25]:

«29 апреля. Проснулся чудесным днем, конец которого мне не видать, если бы не спасло меня от смерти великое милосердие Господа Бога. Из Киото отправились в джен-рикшах в небольшой город Отсу… В Отсу поехали в дом маленького, кругленького губернатора. У него в доме, совершенно европейском, был устроен базар, где каждый из нас разорился на какую-нибудь мелочь. Тут Джорджи и купил свою бамбуковую палку, сослужившую через час мне такую великую службу. После завтрака собрались в обратный путь, Джорджи и я радовались, что удастся отдохнуть в Киото до вечера.

Выехали в джен-рикшах и повернули налево в узкую улицу с толпами по обеим сторонам. В это время я получил сильный удар по правой стороне головы, над ухом. Повернулся и увидел мерзкую рожу полицейского, который второй раз на меня замахнулся саблей в обеих руках. Я только крикнул: «Что, что тебе?»… И выпрыгнул через джен-рикшу на мостовую. Увидев, что урод направляется ко мне и что никто не останавливает его, я бросился бежать по улице, придерживая рукой кровь, брызнувшую из раны. Я хотел скрыться в толпе, но не мог, потому что японцы, сами перепуганные, разбежались во все стороны… Обернувшись на ходу еще раз, я заметил Джорджи, бежавшего за преследовавшим меня полицейским…

Наконец, пробежав всего шагов 60, я остановился за углом переулка и оглянулся назад. Тогда, слава Богу, все было окончено. Джорджи – мой спаситель, одним ударом своей палки повалил мерзавца и, когда я подходил к нему, наши джен-рикши и несколько полицейских тащили того за ноги. Один из них хватил его же саблей по шее. Чего я не мог понять – каким путем Джорджи, я и тот фанатик остались одни, посреди улицы, как никто из толпы не бросился помогать мне…

Из свиты, очевидно, никто не мог помочь, т. к. они ехали длинной вереницей, даже принц Ари Сугава, ехавший третьим, ничего не видел. Мне пришлось всех успокаивать и подольше оставаться на ногах. Рамбах (доктор) сделал первую перевязку и, главное, – остановил кровь. Народ на улицах меня тронул: большинство становилось на колени и поднимало руки в знак сожаления. Более всего меня мучила мысль о беспокойстве дорогих папа и мама, и как написать им об этом случае». [25]