Страница 159 из 166
— По всей округе ты создал флёр таинственности. Молодой, красивый, весьма популярный писатель живёт затворником.
Арсению показалась в её словах насмешка. С натянутой улыбкой он спросил:
— Чем же я так не угодил местному обществу?
— Вовсе нет! — воскликнула Адель. — Просто ты сторонишься всех и нигде не бываешь с визитами.
— Не хочу, чтобы обо мне много знали и говорили. И, тем более беспокоили визитами.
— Тогда прости, я совершенно не хотела нарушить твой покой.
— Ну что ты, полно, Адель. Рад тебе. Я хоть и живу уединенно, но не такой уж я медведь, чтобы свою старую знакомую не приветить. Фёдор, принеси горячий чай.
Адель сняла шляпку и положила её на край стола.
— Ты совсем перестал писать нам. Отчего? С самой Пасхи я тебя не видела. Друг мой, Александр сетует.
— Значит, Саше не хватает моего общества?
— И не только ему. Поверь, Арсен, я очень скучаю без тебя. Очень! Александр, естественно, тоже.
— Я уже говорил, Адель, что последнее время, — ответил он, опуская глаза. — Правда, чувствую себя неважно.
— Это не оправдание. — Она прикоснулась пальцами к его руке. — Поверь, мы тебя очень ждем.
— Ну, да, конечно. — Арсений все никак не мог придти в себя от неожиданного визита. — Впрочем, я не совсем понимаю. Ты что же, одна в такую даль? Александр с тобой?
— Я собственно к тебе проездом. У кузины мужа нынче именины. Они живут здесь, на дачах, неподалёку. Саша просил заехать к тебе и пригласить в гости.
— Так ты заехала, что бы пригласить меня на именины к кузине мужа? — с расстановкой проговорил Арсений и тот час прибавил. — Благодарю. Очень мило, но, к сожалению, нет.
— Почему?
— Извини, Адель, но я совсем разучился вальсировать на паркете. И что я буду делать за столом, когда все будут поднимать бокалы за здравие именинницы? Мне будет неуютно. Не объяснять же всем, отчего и почему я не пью спиртное.
— Значит, ты не принимаешь приглашение. Жаль. — Разочарованно пожала плечами она. — Мне так будет не хватать твоего общества.
— Сожалею.
Арсений встал. Адель отвернулась к окну.
Её смутил сдержанный тон, каким говорил с ней Арсений Рунич.
Преодолев волнение она, с деланной, беспечной улыбкой, произнесла:
— Ты так изменился.
— Разве?
— Нет, нет, положительно, — Адель с деланным весельем, рассмеялась. — Ты изменился.
— Tempora motentur et nos mutamur in illis, — медленно произнёс Арсений.
— Не понимаю, — искренно удивилась она.
— Я сказал, что времена меняются и, мы меняемся вместе с ними.
— И ты по-прежнему… грустишь.
— Ты ошибаешься. Наоборот, я спокоен. У меня всё хорошо.
— И у меня всё хорошо. — Прерывисто вздохнула молодая женщина. — Я счастлива с Александром.
— Так и должно быть.
Француженка коротко глянула на Арсения. Он не отводил от неё внимательных глаз.
Действительно, он совсем не был похож на того юношу, которым она знала его ещё год назад. Перед ней стоял другой человек.
Она поднялась со своего места.
— Странно, но у меня такое чувство, как будто я пришла не туда, — она взглянула ему прямо в глаза. — И не к тому человеку.
— А ты полагала тут встретить этакого… пылкого любовника? — спокойно выдержав её взгляд, бесстрастно отозвался молодой Рунич. — Но, с какой стати?
— Я думала, что наше прошлое хоть что-то да значит для тебя. — Она двинулась к двери и, остановилась, услышав за спиной.
— Что касается нашего… моего прошлого. Оно очень многое значит для меня. Кланяйся Александру. Надеюсь, он никогда не усомниться в тебе. — Арсений опустил глаза. — Каюсь, Адель, я не слишком прилежен в дружественных, да и в родственных визитах. Обещаю исправиться. Как только буду в Петербурге, — он запнулся на секунду и добавил. — Как только смогу, я навещу вас. — Арсений поклонился, давая Адели понять, что разговор окончен. — Благодарю за визит.
— Прощай, Арсений.
Уже в дверях, француженка остановилась и с весёлой улыбкой, сказала:
— Да, совсем забыла. Хорошая новость! Малышка Карницкая, о, пардон, госпожа Измайлова, родила девочку. Дочке уже четыре месяца. При крещении назвали Ольгой.
— Я рад за Ксению.
— Передать её что-нибудь от тебя?
— Счастья ей с дочкой.
Француженка удивлённо пожала плечами и пошла вслед за Фёдором, который проводил её к коляске.
***
Адель села в коляску и откинулась на спинку сидения. На лице её отразилось напряжение, в глазах застыли слёзы.
« Зачем я приехала к нему? — в очередной раз задавала она себе вопрос. — Хотела увидеть, — тут же, поспешно, отвечала сама себе. — Просто увидеть. „И только“? — вопрошал внутренний голос. — Не только за этим ты ехала. Ты можешь обманывать мужа, но не лги хоть себе, Адель!»
Француженка обернулась назад, но господский дом уже скрылся за поворотом.
Еще утром, подгоняя кучера, она надеялась, что увидев её, такую элегантную, изысканную и красивую, Арсений не устоит перед ней.
Конечно, она предполагала, что вначале он может быть суров. Но ведь он и отходчив! Ей ли не знать, как слабо его сердце перед её слезами?! А потом…
Потом они предадутся безумной любви!
О, боже как она скучала по его телу и огненному пылу!
За год своего супружества, не находя в супруге никаких изъянов, она так и не остыла сердцем и, по прежнему, тосковала по своему старому любовнику.
Адель застонала и тяжело вздохнула.
Как же она была счастлива с ним!
А потом появилась эта женщина.
Ни алкоголь, ни даже волшебное зелье не могло освободить Арсения от желания и жажды страсти к этой женщине. Освободить от грызущей ревности и тоски.
Француженка помрачнела лицом, вспоминая то время.
Это было неправильно, но она воспользовалась его беспомощность, хотя и видела, что Арсений идёт прямиком в ад.
Так оно и вышло.
Но никто даже и помыслить не мог, что когда к нему вернётся сознание, он разом оборвёт всё.
Под тяжестью горьких воспоминаний и чтобы не выдать своих чувств, Адель закрыла ладонями лицо.
«Наше… Моё прошлое. Оно очень многое значит для меня».
Нет. Он ничего не забыл, но и ясно дал ей понять, что бесполезно мечтать о несбыточном.
Их прошлое мертво.
***
Посещение Адель переворотило всю душу Арсения.
Ксения писала часто. Её письма и письма отца, были единственной радостью и утешением для него в одиночестве. Рождение дочери у сестрёнки обрадовало его. Ксения назвала дочь именем его покойной матери.
Он вышел из дома.
В парке пахло свежестью промытой ночным дождём зелёной листвы, влажной землёй и травой. Пересвистывались пичужки в кустах сирени и жасмина. И над всем витал тонкий аромат цветов.
Но Арсений не замечал этого.
Он шёл по аллее, распахнув пиджак и сдвинув летнюю, соломенную шляпу на затылок.
Ежедневно прогуливаясь по этой аллее, он знал здесь каждый поворот, каждый камешек наизусть.
Выйдя из парка, направился вдаль, вдоль берега небольшой речки.
У излучины остановился, разулся, закатал брюки повыше и побрёл босиком по мелководью. Он знал, глубина на этой излучине не большая, по грудь.
Вспомнил, как в последнее лето, перед поступлением в Сорбонну, он с отцом, прожил целый месяц в имении.
Из-за жары, в одних набедренных повязках, загорелые до черноты, они ежедневно полдня проводили на реке. Плавали, дурачились, спорили, кто глубже нырнёт, кто дольше проплывёт под водой. Отец, конечно же, побеждал.
Он зачерпнул пригоршню воды и плеснул в лицо. Огляделся по сторонам.
Такой же, как и тогда, жаркий день. Сверкающая под солнцем река, кусты шиповника и ив на берегу.
Но нет в его сердце той горячей радости, ощущения гордости и молодой силы, не находящей выхода, какая была тогда.
Время, казалось, замедлило бег. Позади метания, терзания, ревность и жестокая болезнь. Его жизнь изменилась. Он много работает и не ропщет на судьбу. Но из жизни ушла она. И вместе с нею радость и счастье.